Её нападать никто не учил, чего уж там, по-настоящему защищаться, лишь плести из слов броню покрепче, да кутаться в громкую фамилию, словно великие деяния предков способны защитить от горестей настоящего. Раньше Оливия обманывалась, ведь право на это имела, зная, что в жилах её течёт едва ли не святая кровь. И Отец говорил, что никто не посмеет причинить вред девушке из рода Нотт, коль ему жизнь дорога. Слова Отцовские ложью не оказались, это она невольно подвела, ведь кармин в жилах девичьих отравленным оказался. И всё же Отец жить дочери дозволил, хотя существование её оскверняет великий род, а значит – защищаться и скалиться научиться следует, оберегая осколки от семьи оставшиеся.
Знания полученные на уроках школьных – фарс, хотя некогда Оливия любила защиту от тёмных искусств, ведь позволяла дисциплина эта пар выпускать, маску не теряя. Легко колдовать, когда за плечами профессор и совсем иначе, когда за спиной нет опоры, лишь обязанность тяжкая Старшей быть, да любовь искренняя, пускай близкими не ценимая. Невыносимо, когда на стороне твоей нет никого, пускай и истине этой почти четверть века, ведь сторона Оливии – канатная верёвка над пропастью натянутая. На ней в одиночку удержаться сложно, а уж с кем-то и подавно, слишком велик риск сорваться, открыв чужакам дорогу к детям и братьям младшим.
И всё же есть та, что сама того не осознавая вступила на канат. Лео – морской бриз, ветер приносящий с собой глоток свежего воздуха и надежду той, что права на неё не имеет, слишком уж тесно повязана с пожирателями. «Беги, оттолкни меня та, кого я единственной подругой величаю, спасайся» - порой крикнуть Оливии хочется, но молчит, как смолчала, когда деда Юстаса казнили. Уста её развяжутся, беду привлекут лишь по приказу Отцовскому, когда скажет он, что слишком многим Леонора Айхенвальд дорогу перешла и она, Оливия, подсказать может, как победить её, ведь не зря ученицей была. И Скъёльдунг-Нотт расскажет, конечно же расскажет, не желая, что бы гнев Отцовский детей её или братьев коснулся, ведь знает он, как на дочь повлиять. Скажет, а потом вновь промолчит, когда невинного на глазах её уничтожить попытаются. Так было. И так будет. Да будет проклята она навек за то, что Слово, главное оружие своё, не всегда использует.
Оливия будущее наперёд просчитывает, прекрасно осознавая, какие приказы получить может и всё же сил в себе не находит, эгоизм подавить не может, что бы Лео от себя отпугнуть. Обезопасить. Словно девушка кровью с ней не связанная – последняя надежда на спасение, словно только Лео и помнит, какой была Оливия годы назад, когда обречённость её не клеймила. Напомнить может, хотя и мало они общались в те годы.
Часто крикнуть хочется «спасайся», но ещё чаще «помоги», рассказать о том, что сердце сжимает, что синяки на коже синеют отнюдь не от тренировок тяжёлых. Но, как и слова защиты с губ Оливии не сорвутся, так и о помощи не молит. Лишь тянется, тянется к Лео с упрямством истинной Нотт, да каждый раз величайшее доверие девушке оказывает, заходя в «каменный мешок». Словно Айхенвальд настаивала на тренировках этих, словно ей они нужды, её раны сердечные они одновременно и бередят, и залечивают.
Защищаться – не сложно, как оказалось, сложнее заставить себя на удар ответить. Оливия из заклятий защиту плетёт, словно кружево, но совсем не спешит атаковать, хотя и возможности порой предоставляются. Она, в отличие от Леонор, самообладания не теряет, не смеётся и даже особого удовольствия от тренировки не получает, страх беспричинный покоя не даёт, словно бой тренировочный смертельным оказаться может...
Взрыв не оглушает, но осколки спину царапают, острая боль на мгновение отвлекает. Спина – всегда была слабым местом Оливии, сколько бы ни старалась, так и не сумела приучить себя тылы прикрывать. Ведь за плечами – семья, только она, а от рук близких девушка и удар смертельный приняла бы, сопротивления не оказывая.
Боль от мелких ссадин – ерунда, внимание на мгновение отвлёкшая, но всё же недостойная этого. Оливия с прежней лёгкостью по залу передвигается, словно танцует, уворачиваясь от летящих в её сторону заклятий. То, азарт, наверное, начинает просыпаться, не желание ещё раз под удар подставиться, подведя тем самым Леонор, что столько времени и сил вложила в её обучение.
- Агуаменти, - вырывающаяся из палочки вода лентой вьются вокруг девушки, от огня защищая, но остудить не способна. Оливия виду не подаёт, в лице не меняется, дрессировка хорошая не позволяет, но сжимает палочку чуть крепче, да начинают мелькать в калейдоскопе её защитных заклятий атакующие. Скъёльдунг-Нотт на вопрос подруги не отвечает, лишь подбородок вздёргивает, вызов принимая, но не Лео брошенный, а самой себе назначенный. Она доказать должна, что идиотку глупую в себе убила, ту, что собственное дитя защитить не смогла и подобное не повторится больше, не важно кто за близкими её придёт – пожиратели или авроры, такие же, как и сама Лео. Что она даже от Айхенвальд самостоятельно избавиться сумеет, если та правду о семье её узнает и долг поставит выше близости сердечной. Если убеждения Лео окажутся столь же непреклонными, как и верность самой Оливии Отцу:
- Репелло! Конфринго! – восклицает девушка и каменные блоки ей более не угроза, ибо то траекторию пути меняют, то взрываются, создавая сильный шум, - фумос! – и обманчиво-невинный густой дым зал наполняет, позволяя затеряться, да в какофонии звуков скрыть одно единственное, тихим голосом произнесённое слово направленное на Лео:
- Конфрино – всё то же взрывное заклинание, которым Оливия от камней защищалась, которое позволяет так легко обмануться, что девушка обороняться продолжает, не нападать, - это ты называешь веселье? – голосом спокойным, когда звук взрыва затихает.
[icon]http://sd.uploads.ru/t/VoCKh.gif[/icon][sign]I can't drown my demons, they know how to swim.
Can you feel my heart?
Can you hear the silence?
Can you see the dark? Can you fix the broken?[/sign]
Отредактировано Olivia Skjöldung-Nott (2019-07-20 19:13:06)
