Прекрасным августовским вечером, Марсьенн выбралась из цепких лап обязанностей Св. Мунго, и решила заняться личными делами, не требующих отлагательств. Через несколько дней планировался пышный праздник в честь дня рождения Одерика Генсбура — главы семьи мужа, поэтому подготовиться следовало очень серьёзно. Этот человек совсем не любил непродуманные и бессмысленные подарки — он очень ценил практичные, например, артефакты. Конечно, Марсьенн была в милости у свёкра, ей, наверное, даже не нужно было забивать свою хорошенькую головку подобными вопросами — как он ей часто говорил — однако было плохим тоном поздравлять человек без подарка, тем более такого. Одерик занимал высокую позицию в Альянсе, а это значило, что гостями будут преимущественно коллеги. Генсбур-старший очень любил окружать себя разными людьми, а они к нему тянулись — несмотря на всю строгость, у него была особая энергетика и общий настрой.

Именно по этой причине Марсьенн оказалась в магической части Лондона — вначале она набиралась смелости перед посещением Лютного переулка в кафе-мороженом Фортескью. Она никогда, даже во Франции, не бывала в злачных местах, где её жизни угрожала опасность. Но где ещё можно достать интересный артефакт? Только в Лондоне. Выслушав советы от Александра Мальсибера, и даже посоветовавшись с некоторыми коллегами в Мунго, Генсбур все-таки решилась на этот отчаянный шаг. Она, конечно, могла значительно упростить себе жизнь, попросив кого-нибудь из своего окружения выбрать подарок — того, кто чувствовал себя в подобных злачных местах, как рыба в воде, но оказалось, что в ближайшем окружении таких людей не было, да и просьба была странная и слишком ответственная. Нет, только она сама может сделать это. Ещё был вариант написать свои предпочтения и передать Мальсиберу-старшему — он явно не отказал бы своей гостье в помощи, — однако Марсьенн и сама не знала, чего хотела, а с артефактами, тем более тёмными, была совершенно незнакома. Да, Одерика привлекали темные артефакты, он любил их исследовать в свободное, от работы, время. Поэтому ей необходимо было все сделать самой.

Набравшись смелости с помощью небольшого рожка клубничного мороженого с шоколадом, Марсьенн вышла из кафе и направилась к переходу из Косого в Лютный переулок — в сторону Дырявого Котла. Как только Генсбур перешла именно эту границу, то сразу ощутила разницу — начиная от типа дороги и заканчивая общей атмосферой. Волшебница поежилась и сильнее укуталась в лёгкий бежевый плащ, надеясь, что он её спрячет. Её вид сразу привлёк людей вокруг, что не понравилось Марсьенн, и, борясь с дрожью, она поспешила к необходимому магазину с артефактами. Но дойти, или хотя бы приблизиться, ей не удалось.

— Импедимента! — услышала краем уха Марсьенн, а затем быстро приближающиеся шаги. Рядом мелькнула яркая вспышка от заклинания. Генсбур быстро пригнулась, резко отскочила в сторону магазина и столкнулась с кем-то. Марсьенн вскрикнула от ужаса, видя рядом с собой человека, который был обездвижен. Времени медлить не было, и волшебница чуть ли не сразу вскочила после увиденного перед собой, однако именно этого не стоило делать: — Фурнункулус! — Генсбур увидела только яркий свет, летящий прямо на неё, но не успела отклониться или уйти — заклинание попало прямо в неё.

Волшебница вскрикнула от боли. Марсьенн чувствовала, как тело охватывает жар, а дышать становится очень тяжело. В голове лишь одно: «Беги, уноси ноги». Поддавшись этому порыву, Генсбур вначале вбежала в узкий проем между магазинами, пытаясь как-то обойти дома и вернуться к Дырявому Котлу. Затем, промелькнула мысль об аппарации, но она сразу её отбросила — она сейчас напугана и не сконцентрирована, а это чревато. Марси еле держалась на ногах, и когда она опёрлась о стену, то увидела нарывы на руках, готовые вот-вот взорваться. Сознание, охваченное ужасом и болью, не давало трезво мыслить — ей хотелось вбежать в любой магазин и попросить помощи, но она вспомнила, где находится — помощи ждать неоткуда. Тогда остаётся последний вариант — бежать в Котёл и оттуда уже как-то добираться в Мунго. Иначе все, она пропала.

Выбежав на другой стороне улицы, Генсбур, как могла, прошла вперёд, пока не уткнулась в тупик. В глазах стояли слёзы, а тело трясло от боли, но волшебница держалась из последних сил, чтобы не начать кричать. Но спасение пришло оттуда, откуда его не ждали — она увидела открытую дверь, маленькую и незаметную. Туда она и вбежала.

Марсьенн оказалась в подсобке какого-то паба и достала трясущимися руками волшебную палочку. Главное — не уронить её, иначе защиты никакой. Сбоку послышался шорох и Генсбур быстрым и сбитым шагом пошла на шум. Увидев перед собой человека с коробками, Марсьенн направила на него волшебную палочку и сбивчиво, на ломаном английском, произнесла: — Мне нужно в Дырявый Котёл. — Волшебник покосился на дверь сзади женщины и нахмурился. Пора было и отсюда уходить — любой маг счёл бы оскорблением, а то и хуже, направленную на него волшебную палочку. Генсбур медленно пошла спиной к двери, и, развернувшись, наткнулась на коробку. Неловкое движение и Марсьенн упала, громко вскрикнув от боли. Как же хорошо, что она упала там, где нужно — в Дырявом Котле.

Отредактировано Marcienne Gainsbourg (2019-06-21 09:21:38)

Марсьенн было очень страшно. Сердце громко ухало в груди, отдавая в уши. Волшебнице казалось, что это просто плохой сон, и она должна вот-вот проснуться, но этого не происходило. Она могла бы себя ущипнуть, просто чтобы проверить, но тело сводило от боли, и любое движение делало ещё хуже, что в глазах темнело. Генсбур лежала лицом вниз, чувствуя носом грязь и пыль, но надежда проснуться не покидала её. Она что-то лепетала на французском языке, чувствуя, как по всему лицу образуются кровавые нарывы. Она не могла встать. Но чьи-то сильные руки подняли её с пола, протащили немного и усадили на стул. Дрожа всем телом, француженка откинула голову назад, убирая волосы.

— Помогите мне, пожалуйста. — Марсьенн начала заглядываться в лицо спасителя, и свободной рукой схватилась за мантию мужчины. Его лицо ей было очень знакомо, но она все никак не могла вспомнить имени. — Прошу. — В глазах стоят слёзы, голос Генсбур звучит умоляюще и тихо. — Мне очень больно. — Марсьенн видит, как волшебник достаёт палочку и взмахивает ею перед ней. Она закрывает глаза, надеясь, что сейчас её избавят от боли, что заклинание ей поможет, но ничего не происходит. Кажется, волшебник не сосредоточен, поэтому из палочки вырывается слабый огонёк, но тут же гаснет.

— Арманд! — Марсьенн вскрикивает имя спасителя, наконец, вспомнив его. На мгновение, на лице волшебницы появляется улыбка, она не верит своим глазам, что это он — человек, с которым француженка несколько раз проводила ночные дежурства. Он был тихим, не любящим вторгающихся в его зону комфорта людей — так, по крайней мере, показалось Генсбур. С ним приятно было вести короткие беседы о колдомедицине, в перерывах между пациентами и заботами в Мунго, и Марсьенн могла точно сказать, что он был чуть ли не лучшим в своём деле. Пусть некоторые его считали странным, потому что он нехотя шёл на контакт, но Марсьенн искренне не понимала людей, которые так о нем отзывались. Она тоже, в силу своей скромности и сдержанности, предпочитала не навязываться людям, но в Мунго она работала не так долго, чтобы привыкнуть к людям. — Мне нужно в Мунго. Я... Не знаю... Смогу ли... — Генсбур было очень тяжело говорить, её голос, и без того тихий, пропадал. В горле пересохло.

В Дырявом Котле, кажется, все наблюдали за происходящим. Когда Марсьенн пыталась смотреть по сторонам, переводя взгляд с силуэта на силуэт, то голову пронзала боль. Волшебница пыталась вспомнить хоть одно заклинание, которое могло бы ей помочь, но ей это не удавалось. Раньше, когда она видела у пациентов результат действия заклинания, вызывающего кровавые нарывы, ей казалось, что подобную боль можно вытерпеть. Но теперь она была сама со стороны пострадавшего, и терпеть было невозможно — она осознала, что сильно сжала челюсти, пытаясь побороть крик, да так, что их начало сводить.

Генсбур вскочила со стула, сильно пошатнувшись в сторону, и если бы не Деверилл, она бы вновь упала. Кажется, нарыв на щиколотке раскрылся, и Марсьенн громко вскрикнула от боли, увидев на светлых штанах под мантией большое красное пятно. Времени оставалось не так много, нужно было действовать.

— Надо идти, быстрее. — Марсьенн, прихрамывая, двинулась в сторону перехода, разыскивая место, откуда можно безопасно аппарировать. От Арманда пахло сливочным пивом, и волшебница мысленно начала себя проклинать, что испортила мужчине спокойный вечер. У колдомедиков было не так много свободного от работы времени, но сейчас она почти насильно тащила его в Мунго. — Простите, но без Вас я не справлюсь. — Генсбур, как рыба, которую выбросило на берег, хватала воздух губами. Внутри будто закипала кровь, заставляя нарывы наполняться бордовой жидкостью. Внизу, под правым глазом, уже зрел предательский шарик, из-за которого становилось плохо видно. Марсьенн чувствовала, как готова была сдаться — она была готова бросить все, сесть и ждать, пока её настигнет погибель. От боли или от потери крови — с каждым мгновением становилось все равно. Её движения становились плавными, картинка перед глазами смазывалась.

— Давайте помогу. — Чей-то голос, доносившийся, будто из глубины, заставил Марсьенн распахнуть глаза шире и прижаться к Арманду. Все люди, кроме Деверилла, казались для Марсьенн угрозой. На мгновение волшебнице привиделось, что это тот самый человек, который наслал на неё заклятие. Но, смахнув слезы с глаз, она поняла, что это был тот самый человек, которого она встретила в подсобке — из кармана пиджака торчал красный платок. Но она могла ошибаться.

Марсьенн пыталась реагировать на слова Арманда, пыталась вслушиваться в звук его голоса, чтобы не отключиться. С каждой минутой ей становилось все тяжелее, а от боли концентрироваться стало почти невозможным. Из глаз волшебницы покатились слезы, и соленая жидкость, взаимодействуя с кровоточащими нарывами, заставляли Генсбур ещё сильнее страдать. Замкнутый круг, но остановиться плакать француженка уже не могла.

— Да, скоро уже все будет хорошо, — тихо произнесла Марсьенн Девериллу куда-то в плечо, опираясь на мужчину. Он пытался её поддержать любыми способами — как физически, так и словами, — и его попытки все же имели смысл, потому что Генсбур цеплялась за его голос, за его запах. Ощущение того, что все это нереально, все ещё преследовало волшебницу; ей казалось, что она не могла попасть в такую ситуацию — только не она. Всю жизнь её как-то проносило мимо плохих событий, она никогда не была в эпицентре, чаще — даже рядом её не было. Из-за событий в Британии, Марсьенн начинала подозревать себя в том, что, возможно, кто-то здесь её проклял, потому что тихая и размеренная жизнь француженки осталась позади в воспоминаниях. Не вернуться ли ей домой? — Клод... — прошептала Генсбур, почувствовав впервые желание близости мужа. Он всегда знал, как ей помочь, что делать, какие слова сказать. Марсьенн ненароком подумала о своей смерти, о том, что не успела ещё сказать ему, извиниться за то, что не смогла дать ему детей. Генсбур тихо взвыла.

Пока Марсьенн забывалась и уже на короткие промежутки отключалась, двое мужчин, поддерживая, несли её в сторону безопасного для аппарирования места. Часть нарывов уже вскрылись, на её одежде не осталось чистого места, где не было крови. Кроме того, она испачкала своей кровью спасителей, которые старались, как можно быстрее, пока все ещё не стало хуже для Марсьенн, перенести француженку в Мунго. Наконец, они остановились, и Генсбур открыла глаза, но в самый неудачный момент — вспышка окутала всех троих, ослепив волшебницу, и они оказались в Больнице.

— Спасибо, — прохрипела Марсьенн незнакомцу, пытаясь самостоятельно устоять на ногах, но они были ватными. Секунда, и Генсбур начала терять сознание, и рухнула бы всем своим телом на пол, однако руки Арманда не дали этого сделать — волшебница мягко коснулась руками пола, а затем вновь взмыла вверх усилиями Деверилла. От любого движения Марсьенн тошнило, мышцы от боли не слушались — Арманду стоило усилий вновь поднять Генсбур на ноги. — Я буду вечно Вам благодарна, — француженка старается помочь своему спасителю и опирается на стены. Только сейчас она заметила любопытные взгляды стажеров, которые не решались подойти. Но узнав изуродованное лицо Марсьенн — хотя, наверное, светлые кудри выдали колдомедика, — подбежали и забрали её на волшебные носилки, которые в тот момент уже плавно поравнялись с ней и Армандом. Вокруг начали мельтешить молодые целители, кто-то звал на помощь, и поддавшись своему порыву, Марсьенн вскрикнула: — Арманд, прошу, не оставляйте меня! Умоляю! — Каша из слез и крови не давали Генсбур различить людей вокруг — она схватила чью-то руку, но сразу же её отпустила в твёрдой уверенности, что это не Деверилл. Теперь она лежала на носилках и было немного легче, но все же женщина не позволяла себе отключиться. Не то, чтобы она не доверяла окружающим целителям, пусть и молодым, но ей было невероятно страшно, и этот страх держал её сознание, не давая покинуть тело.

Очень сложно отпустить ситуацию и поменять роли — теперь Марсьенн в Мунго была не колдомедиком, а обычным пациентом, которому требовалась срочная помощь. Несмотря на то, что вокруг неё бегали целители, никто ничего не делал, чтобы облегчить её боль. Волшебница стонала от взрывающихся нарывов по всему телу, она плакала и её трясло. В какой-то момент, она потеряла Арманда из вида, но очень надеялась, что мужчина пошёл за помощью опытных целителей. Прошло, наверное, мало времени, но для Марсьенн оно тянулось очень долго, и по ощущениям казалось, что прошло как минимум полчаса, именно с того момента, как они оказались в Больнице. Француженка попыталась сесть, но её обратно уложили на носилки, которые уже вылетели в палату.

— Принесите обезболивающее зелье, я не могу больше терпеть, — голос волшебницы звучал настолько тихо, что вряд ли её кто-то услышал. От такой боли у Марсьенн начались галлюцинации — где-то вдалеке она увидела Валери Моро, свою мать. Женщина встревожено смотрела на свою дочь, не решаясь войти в палату. Когда Генсбур помогли перебраться с носилок на свободную кровать, то волшебница упустила из вида Валери, и когда вновь её измученный взгляд вернулся к тому же месту, то француженка обнаружила, что на месте дорого сердцу человека оказалась другая, незнакомая женщина, но также с удивлением и тревогой смотрела на Марсьенн. Не выдержав такого перенапряжения, Генсбур почувствовала, как рвота слишком резко подкатила к горлу, и её вырвало в рядом стоящее ведро.

Отредактировано Marcienne Gainsbourg (2019-08-18 23:21:33)

— Да, я слушаю тебя, — Марсьенн повторяет за своим спасителем, стараясь оставаться в сознании, но с каждой минутой она чувствовала, что силы оставляют её — она понимала, что очень тяжело для колдомедика даётся лечение пострадавшего, когда он без сознания, поэтому старалась держаться. — Спасибо, — трясущимися руками Генсбур берет зелье, обхватывая руки Деверилла. Марсьенн уже не видит перед собой ничего, она будто бы ослепла. Хотелось кричать от боли, но вряд ли это бы помогло хоть как-то, поэтому приходилось стискивать зубы, а рот держать закрытым. В какой-то момент, Генсбур услышала тихое мычание, и, с трудом прислушавшись, поняла, что звуки исходят от неё.

— Арманд, ты был когда-нибудь во Франции? —француженка застыла без движений, сидя на больничной кровати, — Ты видел эти прекрасные лавандовые поля? О, — Марсьенн попыталась сфокусироваться на голосе Деверилла, повернув свою голову в ту сторону, — Невероятно притягательный насыщенный фиолетовый цвет, но не такой обжигающий, а мягкий. Ты берёшь один цветок в руку и чувствуешь лёгкий летний запах, который придаёт тебе сил и будит воспоминания. Если хочешь запомнить какое-то событие — иди к лавандовым полям, — Генсбур улыбается кончиками губ с закрытыми глазами, не шевелясь, — Если хочешь что-то забыть — тоже. Ты увидишь этот шелковистый ковёр и тебе захочется лечь на него, слушая сказку о твоей жизни, рассказанную твоим голосом. Ты поймёшь, что в твоей жизни все так, как ты хочешь, а все твои решения — правильны.

Вначале Марсьенн говорила неуверенно, сбивалась; иногда её нестройная английская речь менялась на французскую, но она вновь возвращалась обратно, чтобы рассказать Арманду о лавандовых полях. Она не знала, зачем ему это, но именно подобные воспоминания ей помогли успокоиться и перевести дух. Но так ли это было на самом деле? Нет. Это обезболивающее и успокаивающее зелье, данное Девериллом, настроило француженку на позитивный лад. Разве это было правдой? Скорее, нет. Марсьенн думала о чём-то хорошем, в случае, если ей не смогут помочь, и она умрет. Конечно, от болевого шока её успели спасти, но тело все ещё зудело, а щеки целительницы полыхали. Она сидела на койке в измазанной кровью одежде и говорила Арманду о лавандовых полях — она должна была ему это рассказать, пусть даже это будет последнее, что она скажет.

— У тебя ведь есть кто-то, кто близок сердцу — я даже в этом не сомневаюсь — у такого человека, как ты точно есть, — Марсьенн чувствует чьи-то руки, заботливо тянущие её к изголовью кровати и укладывающие её на белые простыни — она чувствует боль, но не так сильно, — Прованс в июле и в августе прекрасен, что даже самый черствый человек может почувствовать единение с природой, — ей поправляют волосы и освобождают от окровавленной одежды, накрывая одеялом, — Ты увидишь вдали белого цвета маленький домик, скрытый магией от всех, но ты его увидишь тогда, когда твоё сердце наполнится любовью — любовью к окружающему миру и к самому себе. Прими это как должное и иди туда, — Марсьенн чувствует прохладу на лице и пытается приоткрыть глаза. Когда она открывает глаза, то видит перед собой своего мужа, который заботливо вытирает с её лица кровь. Он молчит, его взгляд безмятежен, а на губах скромная улыбка — Генсбур чувствует, что её тело становится лёгким, почти невесомым, и даже тяжёлое, ватное одеяло не помеха.

В следующую секунду Генсбур чувствует, как лёгкость сменяется свинцовой тяжестью на грудной клетке. Марси, как рыба, начинает хватать воздух губами, но все попытки тщетны — воздух, так необходимый сейчас, не поступает в легкие. Женщина хватается за горло, пытаясь понять — может её душит кто-то? Она быстро моргает, и перед глазами все чётче вырисовывается образ Клода, который с той же невинной улыбкой держит её за шею и сжимает. Вокруг она видит столпившихся целителей, но никто не подходит к ней, будто не видят этого человека, пытающегося лишить её жизни. Марсьенн что-то хрипит, пытаясь снять руки с горла, но лишь царапает себя, сдирая нарывы и заставляя кровь течь по шее. Несколько волшебников подступают к ней — один держит руки, а другой заставляет пить зелье. Генсбур делает попытки вырваться, но силы оставляют её — действие успокаивающего зелья не заставляет себя ждать, и именно тогда у Марсьенн получается дышать.