Понедельники Аделаиде всегда давались очень тяжело. Хуже всего в этом дне было осознание, что выходные дни закончились, и необходимо было приступать к тяжелой неделе. Булстроуд было достаточно тяжело просыпаться по утрам, она долго лежала в кровати, ворчала, ругалась с кем-то и даже угрозами велела кому-то заткнуться — казалось бы, ничем поведение слизеринки не отличалось от обычного, однако в первый день недели её плохое настроение било все рекорды. Если бы не шум и гам окружающих её людей, то она могла бы справиться, но нет — всегда кто-то норовил влезть, что-то начать рассказывать, а этого она терпеть не могла по утрам. Даже люди, к которым она относилась более или менее сносно, раздражали — хотелось бы сделать звук на минимум и никого не слышать. Были, конечно, варианты, пару раз рука тянулась к волшебной палочке, но вряд ли это оценят декан или директор.

Булстроуд целый день, между занятиями, искала место для уединения, но ей не удавалось — в холлах слишком шумно, в библиотеке стайка рейвенкловцев перешептывалась и слонялась туда-сюда. Без зарядки с утра Аделаида напоминала сонную муху, которая медленно передвигалась из одного помещения в другое. Она могла бы спуститься в подземелье и посидеть в спальне, но ей было просто лень идти туда. День проходил очень медленно, и Аделаида с самого утра мечтала оказаться в кровати, чтобы поскорее пропустить этот день. Однако ближе к вечеру настроение слизеринки выровнялось, убивать окружающих по одному почти исчезло. Возможно, помогла встреча с Мальсибером — молодой человек поддержал её негодование, даже выслушал девушку и вставил парочку искрометных шуточек, которые приподняли настроение Будстроуд.

— Я к тебе вечером загляну, — подмигнула Аделаида, щёлкнув по носу Натаниэля, и направилась в сторону зала, где ужин подходил к концу и учащиеся разбредались по своим углам. Ничто так не поднимало настроение Будстроуд, как еда, а в Хогвартсе она была вкусная.

Слизеринка уже в третий раз пришла в зал, чтобы найти себе что-нибудь вкусное, и каждая её попытка была удачной. Да, во второй раз пришлось с угрозой забрать маковую булочку у первокурсника, но это того стоило. Как только она вошла в зал, часть волшебников резко вскочили со своих мест и двинулись на выход. Аделаиде хотелось что-то съязвить, но она сдержалась, гордо и медленным шагом прогуливаясь между столами. Еды действительно осталось мало — хаффлпафцы будто бы все съели с тарелками, «птички» поклевали и оставили блюда испорченными, у слизеринцев стол был пустым, будто бы они питались только ненавистью, а не обычной едой, а вот у гриффиндорцев... Иногда Аделаиде казалось, что «львята» следили за своими фигурами, по крайней мере, девочки — таких скучных лиц при употреблении еды Булстроуд никогда не видела, и ладно, если бы такое усталое и подавленное выражение лица было от переедания, так нет — давились тыквенным соком и овощами. Понять некоторых она могла — не за горами сезон квиддичных игр, надо держать себя в форме и тренироваться, но вот что с остальными? Белены объелись?

— Моя булка, эй! — Аделаида подскакивает к гриффиндорскому столу и хватает нежную медовую слойку; такое же резкое движение делает и пухлощекая девочка, но зачерпывает рукой пустоту. — Кажется, тебе хватит. Посмотрела бы ты на себя со стороны, — Булстроуд цокает языком и качает головой, кусая сладкий трофей. Девочка краснеет, её глаза наливаются слезами, губы дрожат — как же любила Булстроуд это выражение лица! А вот если ещё и истерика... Но нет. Гриффиндорка с пшеничного цвета косами разворачивается и убегает прочь. Аделаида пожимает плечами и хихикает. Настроение действительно становится лучше.

Когда с едой было покончено, Аделаида вздохнула, прищурилась и зевнула. Прекрасное завершение отвратительного, казалось бы, дня. К завтрашним занятиям готовиться не было нужды, потому что все она сделала в ночь с воскресенья на понедельник, ну, к тому же это были занятия по зельеварению и полетам на мётлах. Была ещё какая-то чепуха, вроде астрономии, к которой Булстроуд почти не готовилась, но упрекнуть её в этом не представлялось возможным — она умело пользовалась своими знаниями по предмету, несмотря на то, что слушала в пол уха, но почти всегда говорила те слова, которые услышала на прошлом занятии. Размышляя над завтрашним расписанием, Булстроуд вышла из зала и медленно пошла в сторону подземелий.

Приближаясь к территории слизеринцев, Аделаиду остановил чей-то голос, доносившийся откуда-то неподалёку. Подземелья были устроены так, что эхо путало даже приблизительное местонахождение человека, поэтому Булстроуд остановилась, прислушиваясь к любому шороху — слыша обрывки фраз, девушки показался очень интересным диалог, а упускать возможности услышать что-то интересное, что потом можно было использовать, Аделаиде не хотелось. Она сделала ещё пару, как ей казалось, беззвучных шагов в сторону стены, чтобы, на всякий случай, попытаться скрыться от людей в полумраке, которых она подслушивала.

— Ах, ты! — вскрикнула Аделаида, когда её вытащили из тени — грубо и резко — миссия была провалена, — Тебя не учили, что девушек хватать за руки нельзя? — выпалила слизеринка, увидев перед собой мерзкое лицо Розье. Если с существованием такого человека, как Эван она могла мириться, находясь через несколько толстых стен, то когда она видела его макушку в толпе, её охватывало стойкое чувство раздражения — желание подкинуть ему в кровать слизней нарастало с каждым днем, а сейчас и вовсе перерастало в план. — А ты со своим большим носом, как я слышала, везде успеваешь. Ждёшь триумфа? Подушку целовать буде... Ааа! — вскричала слизеринка, когда Эван потянул за руку. Вырваться ей не удавалось возможным, но вот доставить ему тоже некий дискомфорт никто ей не мешал — Булстроуд медленно давила ему на ногу толстым каблуком. В голову закрадывались другие идеи о своем высвобождении из тощих, но цепких рук Розье. — Отпусти меня, иначе я сделаю тебе очень больно, — прошипела девушка, сжимая губы. Слизеринец, кажется, начал ей выворачивать руку, и пусть это было терпимо, но все же неприятно. — Угрозами можешь кормить свою свиту из идиотов. Можешь начинать прямо сейчас, разрешаю, — сюсканье Аделаида решила пропустить мимо ушей и поскорее забыть — ничего, кроме желания плюнуть в лицо Розье этот тон не вызывал.

Отредактировано Adelaide Bulstrode (2019-07-11 23:17:05)

— Эван, ты такой милый, — Аделаида попыталась улыбнуться, но получился оскал, — Комплименты так и сыпятся из твоего мерзкого рта, — монстр, которого держал Розье, сделал ещё попытку вырвать свою руку, но потерпел неудачу. Слизеринец слишком многое себе позволял. Аделаида ненавидела всех, но подобных людей — ещё больше. Кто-то так воспитал этого мальчишку, будто бы он — центр вселенной, и поэтому внушил ему, что дозволено все, а если и нет, то будет все прощено и забыто. Но он был умным, и это стоило признать — он мастерски игрался людьми, знал, кого можно запугать и кому можно угрожать, но он никогда ни перед кем не стелился, и это, на удивление, Булстроуд в нем нравилось, несмотря на противоречивые чувства. Однако он безумно раздражал всем своим видом напыщенного индюка.

А он мог бы стать хорошим союзником. Если бы Аделаида была бы чуть менее агрессивной и более сговорчивой, то он мог бы вполне принять её. Но вместе с этим, ей пришлось бы лебезить перед ним, стараться угодить — сделать все так, как это делают люди, которые либо хотят нравится всем, либо умело используют других в своих целях. Ко второй категории относился Эван, пусть и не так явно. В нем был какой-то стержень, он показывал свой твёрдый характер, чем и заслуживал уважение других людей, и все же Аделаиде казалось, что он мог бы спокойно предать человека, ставя свои цели превыше чужих. Несмотря на то, что Мальсибер и Розье были лучшими друзьями, а мать Эвана для Натаниэля была как родная, Булстроуд боялась за своего молодого человека, который тоже, почти во всех, видел врагов, помимо других выделяющихся качеств характера. Аделаида ненароком думала о том, что Нейт как-то подражает Розье и пытается ему соответствовать, но отказалась от этой мысли — слизеринцы были слишком разные, чтобы это было правда.

— Если ты не отпустишь мою руку, то я сломаю твою ногу. Я готова пожертвовать ногой, а ты своей? — в ответ на угрозы Аделаида тоже привыкла отвечать угрозой — несмотря на то, что Эван сильно тянул её руку, сжимал и пытался вытащить её сустав из плеча, девушка встала всем своим весом на его ногу, — Поверь, боли я не боюсь, костей своих мне не жаль, а свои бы ты мог поберечь, а то странно было бы тебя обнаружить в Больничном крыле, хныкающего от боли. Я постараюсь, чтобы нога срослась у тебя неправильно. — Булстроуд скалится. Она хотела закатить глаза, но это могло быть очень некстати — мало ли что мог за этот короткий промежуток времени сотворить Розье. Он был сильным и ловким, но все же, кажется, недооценивал юркость Аделаиды, предпочитая думать, что она хрупкая и никчемная. — Сомневаюсь, что твоя дорогая Ифа придёт тебя проведать, — оскал слизеринки становится шире, а глаза словно заволакивает безумной пеленой.

— Мальсибер такой же идиот, раз общается с тобой, — от упоминания Натаниэля, Аделаида кривится. Он никогда не был её слабостью: она бы не прыгнула за ним в пропасть, не выпила яда, и уж тем более по его просьба не стала бы стелиться перед Эваном. Пусть он никогда не просил, но Аделаида чувствовала, как он дорожит другом. Однако ей хватало ума не вставать между ними, зная, что слизеринец точно выберет не её. В этом и была её сила: Булстроуд никогда и ни от кого не зависела, ни к чему не привязывалась, а уж тем более к самому непостоянному в её жизни — к людям. Пусть и Мальсибер был ей дорог, с ним было интересно, он пыл тем самым пьянящим дымом, который обволакивал все существо девушки, но если бы они расстались, то... То ничего бы не поменялось в жизни юной слизеринки — она была слишком независима, порой до безумного одиночества, которое она встречала в магазине Теодора Трэвиса летом.

Дедушка уезжал иногда из Британии, оставляя свою лавку на внучку, полностью доверяя ей управление. Он знал, что она справится без любой помощи, однако и оставлял свои координаты с помощью одного артефакта — Булстроуд в любой момент могла связаться с ним, когда дела могли пойти не так. Иногда захаживал Леонардо Трэверс — дядя по папиной линии, — чтобы пообщаться, а заодно и проверить, но и он был спокоен. Несмотря на резкий характер и меняющееся настроение слизеринки, дела особой важности ей можно было доверять.

— Говори ему все, что твоя душа пожелает, если, конечно, она у тебя есть, — Булстроуд упирается одной ногой на носок ботинка Розье, а другую перемещает на колено молодого человека, медленно надавливая, — Ты прогнил насквозь, Эван, от тебя смердит, как от мертвого пса, — в такой тишине, которую нарушают голоса двух ненавидящих друг друга людей, любое движение можно слышать, но Аделаида делала все очень тихо, любой шорох маскируя под свой голос, поэтому она иногда говорила фразы нарочито громко. Если Эван захочет встряхнуть девушку, как тряпичную куклу, то, не задумываясь, Булстроуд нажмёт ему на колено, причём быстро. — Чего же ты так боишься, Розье? У тебя аж колени подкашиваются, — Аделаида пододвигает своё лицо к Эвану очень близко, почти нос к носу. Она все ещё хорошо держит равновесие, несмотря на поднятую ногу к коленке слизеринца. Но планы Булстроуд меняются, как и её положение — несмотря на то, что Розье сильно тянет её руку, она может убрать ногу с его колена и дотянуться до его уха. — Или ты просто давно не чувствовал девушку в такой близости? — девушка тихо смеётся, облизывает мочку уха слизеринца и сильно кусает.

Все нападки Эвана Аделаида воспринимала с кривой усмешкой — как оскорбления, так и угрозы — она знала, что Розье ей ничего серьезного не сделает. Смелость слизеринки ничего не сдерживало, хотя, любой другой волшебник на её месте, осекся бы и покорно замолчал или молил о пощаде, будь то гриффиндорец со своим холёным бесстрашием или даже слизеринец. Все, наверное, боялись Розье, за исключением Аделаиды. Несмотря на то, что она встречалась с его лучшим другом, она в любом случае нашла бы, чем отплатить Эвану, как его бы оскорбить и унизить. На людях они сохраняли холодный нейтралитет, словно их не существует друг для друга, но здесь произошла стычка двух упрямых слизеринцев, и каждый хотел показать свою силу, унизить, оскорбить и, в целом, указать на своё место.

— Да, ты не ослышался, именно о Бёрк речь, — Аделаида заглядывает в глаза Эвана, чтобы уловить любую реакцию, — Ифа. Ифа Бёрк, — Теперь её очередь смеяться в лицо, но она этого не сделала, хотя очень хотелось. Имя девушки Булстроуд произнесла тихо, но настойчиво — она знала, о чем говорила. — Но ты можешь дальше картинно делать удивление, но мы-то знаем, что... — Розье не дал закончить Аделаиде предложение, сильнее потянув за руку, но так, наверное, было лучше для неё — оставить некую интригу, показать, что она в курсе.

Но была ли она в курсе, на самом деле? Скорее нет, чем да. Она в общих деталях понимала, что происходит между слизеринцами, потому что когда Ифа появлялась, то возникало еле уловимое напряжение в действиях Эвана. Или так казалось только Аделаиде? В принципе, Булстроуд было плевать на отношения других людей, если они её напрямую не касались, но Розье... Для него всегда нужно было держать секретную карту, которую можно было разыграть в подходящее время, например, в данном случае. Эван был прав, в какой-то мере, когда говорил о заинтересованности Булстроуд в нем, но не в контексте объекта, к которому влекло — здесь, скорее, присутствовало желание мстительности — ей хотелось найти у него слабую точку, в которую можно было бы бить, если что-то в поведении слизеринца ей не нравилось. Аделаида не думала, что Розье можно было бы использовать как-то, обладая информацией, потому что он не был таким человеком, который так просто, с помощью пары фраз, сдастся.

— Почему тебя так волнуют моё отношение к Мальсиберу? Неужели... Ой, — Аделаида широко распахнула глаза, словно до неё стало удивлением, — Неужели ты ревнуешь своего друга ко мне? — Булстроуд понимала, что Эван мог бы действительно ревновать Натаниэля к Аделаиде — можно сказать, что Мальсибер проводил больше времени со слизеринкой, чем с ним. Да, Эван и Натаниэль были сокурсниками, у них было много совместных занятий, однако свободное время Мальсибер проводил с Аделаидой, если не все, то большую часть точно. — Одиноко без друга, да?

Напряжение между двумя слизеринцами нарастало с каждой секундой, и апогеем этой слишком близкой стычки стал укус Аделаиды — Эван, как ошпаренный, отскочил от девушки. Да, она сильно укусила за ухо Розье, да так, что слизеринец впечатал её в неровную поверхность стены. Булстроуд почувствовала боль в спине и голове — она даже не успела сгруппироваться, чтобы урон не был таким сильным — как тряпичная кукла она впечаталась в холодный камень в подземельях. От неожиданности она даже не успела вскрикнуть — все произошло слишком быстро.

— Что, понравилось? — сипло произнесла Аделаида, на удивление быстро вскакивая на ноги, — Иди ко мне, продолжим эту интересную игру, — опираясь на стену, Булстроуд встала там же, где и упала. В ушах стоял звон, а ноги стали словно ватными — неплохо так Розье откинул её. Девушка почувствовала сильную пульсацию у себя на затылке и дотронулась до головы — что-то липкое попало на её пальцы. Она перевела взгляд на руку и увидела кровь. — Ну и козел ты, Розье, было же так весело, — злобно произнесла слизеринка, с оскалом смотря на Эвана. Если бы не слабость в ногах, она бы бросилась на него, в надежде расцарапать это отвратительное лицо, которое, к её удивлению, нравилось сокурсницам. По мнению Аделаиды, эта физиономия так и просит изуродовать её ещё больше и стереть навсегда эту идиотскую ухмылку.

На какое-то время, между этими двумя повисла тишина: Розье все трогал своё ухо, испепеляя взглядом Аделаиду, а та, в свою очередь, пыталась прийти в себя и отогнать с глаз долой раздвоившегося Эвана. Если с одним она ещё попробовала справиться, надеясь хоть на какую-то победу (что вряд ли), то с двумя — дело уже не выглядело таким выигрышным. Розье был действительно сильным, его тело было в спортивной форме, кроме того, он был старше её — на что вообще Булстроуд могла рассчитывать в этой неравной схватке? Малейший шанс на победу был так близок, когда она давила ногой ему в колено так, что могла сломать, но теперь что говорить? Голова ужасно болела, глаза не фокусировались на силуэте слизеринца, да и ватные ноги вряд ли смогли бы быстро донести её до молодого человека, не говоря уже о том, чтобы нанести ему хоть какой-нибудь урон. Да, она занималась квиддичем, она тоже была в форме, но в данном случае она решила, что если он вновь начнёт наступать, то придётся собрать все силы, чтобы ответить, а пока стоило выжидать, словно хищник, которого случайно ранили. Полумрак и тишина, в которых куталась Аделаида, оглушали и ослепляли, пока не послышались шаги откуда-то из гостиной родных подземелий. Они медленно и с эхом доносились до ушей Булстроуд, будто из-под воды, но она уловила знакомую фамилию — Нотт. Что ж, это показалось слизеринке интереснее, нежели Эван, поэтому она старалась распознать идущих, а их, как поняла девушка, было несколько.

С таким характером, как у Аделаиды, вообще непонятно, как она дожила до пятого курса. Удивительно, как из многих ситуаций она выходила на своих двоих с минимальными увечьями, хотя ей могли запросто настучать по голове настолько сильно, что даже превратить в овоща. Но она была не так проста, как могло показаться, а за дерзостью и упрямством было что-то другое, что помогало ей и вытаскивало из передряг. Пусть Эван говорил, что она маленькая и глупая девочка, однако он здесь с ней и сейчас также язвительно отвечает на все её нападки. Аделаида не скрывала, что очень хотела вывести из себя Розье, и её поведение и слова очень помогали в этом. При упоминании Ифы Эван пытался скрыть свои эмоции, но рука будто бы дрогнула, а затем слизеринец вовсе поменял свою тактику — начал отрицать любые сказанные Булстроуд слова о Бёрк. Ада решила, что надо чуть более пристально наблюдать за этой парочкой, может, разузнать что-то у того же Мальсибера. Конечно, вряд ли он будет давать ей какую-то информацию про своего лучшего друга — все-таки Натаниэль не был треплом.

— Избалованная? Да ты ни черта не знаешь обо мне, — Аделаида выровняла свой голос перед тем, как ответить Эвану — все-таки, он не должен был знать о слабости девушки, и о том, как сильно приложил её к стене, разбив голову, — Боль — мое любимое ощущение, а вот насчёт тебя я не уверена. Вдруг ты заплачешь и сразу побежишь плакаться в мантию Ифы. А, у вас не такие отношения, конечно, ты же напыщенный индюк, который все никак не может привлечь самку — нечем, — Булстроуд тихо рассмеялась, настолько тихо, что эхо не разнесло её зловещий голос по холлу, но он точно достиг ушей Эвана.

Оба слизеринца очень быстро переключились с обмена колкостями и рукоприкладством на чьи-то голоса. Удивительно, как хорошо акустика в подземельях доносила любой звук до самых потаенных уголков. Но Эвану и Аделаиде повезло в этом плане — они стояли за каменной стеной, которая блокировала с их стороны все шорохи, но вместе с этим доносила до них другие, чужие. Видимо, Розье не знал об этом, поэтому в какой-то момент подскочил к ней и закрыл своей отвратительной рукой рот Булстроуд. Он сильно прижимал её к стене, и девушка чувствовала кожей каждый неровный камень, который вонзался в спину. Они замерли, пытаясь услышать каждое слово, которое произносили незнакомцы — разговор других волшебников был намного интереснее. Аделаида с силой стянула руку Эвана со своего рта, чтобы дышать, но поняла, что любое прикосновение слизеринца жутко раздражает её, да настолько, что хотелось укусить его за руку, чтобы он вновь отпрыгнул, закричал... И Булстроуд сделала бы это, если бы...

«Нотты! Ха! Какая прелесть». Оказывается, в их стройных рядах чистокровных волшебников появились крысы, умело скрывающие своё истинное происхождение. На губах Аделаиды появилась мерзкая улыбка. Булстроуд, в какой-то мере, была даже рада стычке с Эваном, потому что уяснила для себя несколько моментов: что ему небезразлична Бёрк и что Нотты нечистокровные волшебники. Аделаида не была из тех девушек, которые, получив какую-то информацию, побегут распространять её на весь Хогвартс. Но, возможно, Эван был другого о ней мнения.

Как только шаги начали удаляться, а шум перестал быть слышен, Аделаида, что было сил, оттолкнула от себя Эвана. Он, конечно, не упал, но пошатнулся. Девушка молча посмотрела на слизеринца, готовая обороняться. По шее стекала тоненькая струйка крови.

— Интересно получается, — задумчиво произнесла Булстроуд — то ли из-за того, что услышала, то ли из-за щекотки в районе шеи и всей ситуации с Розье. — Не боишься, что однажды и о тебе раскроют тайну, приёмыш? — Аделаида хихикает, попутно поправляя мантию, но без резких движений.

Слизеринке интересно было посмотреть на реакцию Эвана. Она видела, как его узкие глазки округлились до неожиданности, но ей этого было недостаточно. Бесспорно, услышанная информация здесь была невероятно ценной, а для такого, как Розье — это давало дополнительную возможность в каких-то его темных делишках. Булстроуд в этом плане была достаточно проста: плести интриги ей было не так уж интересно. Чаще всего Аделаида использовала информацию напрямую, с кем она была связана. Она умело использовала её против человека, например, чтобы получить взамен какие-то бонусы — шантаж действительно играл огромную роль. Только Нотт, которого знала Булстроуд, был капитаном в команде по квиддичу Слизерина, поэтому было бы глупо начать распространять слухи, особенно против человека, который иногда очень помогал в жизненных ситуациях. Ну, по крайней мере, для Аделаиды Дэниел Нотт был достаточно важной фигурой, поэтому как-то вредить ему, на удивление, не хотелось. Но свое смятение от поступившей информации Булстроуд не показала.

— Можешь рассказывать Мальсиберу все, что угодно про меня — меня это не волнует, — Аделаиду бесило, что все фразы мерзкого слизеринца сводились к Натаниэлю. Да, Нейты был старше её, но это не значило, что он для неё нянька, которая должна знать о каждом шаге или вздохе. Булстроуд вообще очень сомневалась, что между Эваном и Нейтом когда-либо заводились разговоры о ней, но даже если это и было так, то вряд ли разговор был поддержан, и он ограничился бы одной-двумя фразами. И сейчас девушка не видела смысла что-то говорить о своих предпочтениях, чтобы не давать поводов для мыслей и козней Розье. С ним нужно было быть всегда настороже, не давая пищу для размышлений, а уж тем более для слухов. Но с чего это Аделаида так была взволнована этим? Наверное, потому что очень сильно приложилась головой о каменную стену, иначе этот бредовый поток мыслей в голове объяснить было нельзя.

Эван своими попытками вывести Булстроуд был похож на какую-то мелкую букашку, которая прыгала вокруг и не давала покоя. И как бы она не старалась держаться (если это можно так назвать), все равно её это выводило. Спутанное сознание от удара о стену не давало ей в полной мере почувствовать ярость, чтобы дать отпор, и Ада хотела кричать от бессилия, но не могла. Слова Розье доносились как будто из-под воды, девушка слышала лишь обрывки фраз, но на них она реагировала лишь нервным смешком.

Когда двое слизеринцев притаились и подслушивали разговор, у Аделаиды хватило времени прийти в себя. Она понимала, что пора заканчивать этот бессмысленный разговор, а битва на словах могла бы продолжаться сколько угодно, пока кто-то не вытащит волшебную палочку. Тогда уже начнётся что-то более интересное, нежели было до этого, и в победителях останется лишь живой, ну, или хотя бы тот, кто останется в сознании. При подобном раскладе дел, ощущая слабость и головокружение, Аделаида решила не лезть на рожон — спутанное сознание сделает её шансы на победу минимальными, а Розье останется только использовать оглушающее заклинание, чтобы покончить с говорливой слизеринкой. И это он сделает с удовольствием.

— Конечно, побегу рассказывать всем, ты угадал, — Аделаида поправляет мантию, незаметно касаясь кармана, где находилась волшебная палочка, — Я ещё нарисую плакаты, развешу транспаранты — сделаю все, чтобы окружающие узнали, — слизеринка хмыкает, коварно улыбаясь. Если она сделает это, то только хотя бы потому, что Розье не сделает это первым, и из его рукава исчезнет этот необходимый козырь, которым он мог бы использовать в своих целях.

Поступила бы она так на самом деле? Скорее всего, нет. Нотт не был тем самым плохим человеком, которому Аделаида хотела бы как следует подпортить жизнь, а вот Эвану... Кроме того, Булстроуд иногда казалось, что жизнь чистокровных семей и всякие связанные с ними традиции были для неё не особо важными, точнее, совсем неважными. Она пользовалась привилегиями, которые ей достались от родственников, такие как фамилия, материальные ценности, влияние. И вообще ей казалось, что различные барьеры в виде ограничений будто бы не писались для неё. Порой Аделаида задумывалась, что было бы, если бы она была магглорожденной, но сразу понимала, что в её жизни ровным счетом ничего не изменилось. Что было такого у магглорожденных, чего не было у неё, чистокровной? Ничего, кроме фамильного дерева с выдающимися магами, о которых написаны книги, которые чём-то отличились в этой жизни. Но и это было у магглов — взять, хотя бы, королевскую семью. Не факт, что среди них не было волшебников. И все же, преимущество перед магглорожденными у Булстроуд было — ещё один повод для их унижения (если не уничтожения) в магическом мире.

— Мерлин, перестань вести себя как старое дерьмо гиппогрифа, — тихо произносит Аделаида, выходя на тусклый свет в подземельях — прятаться уже не было смысла, — Я вообще не понимаю, почему ты ведёшь себя так, как будто бы тебе по меньшей мере пятьдесят лет. То, что ты родился в чистокровной семье тебе, на данный момент, ничего не даёт. Смирись, ты обычный несовершеннолетний студент Хогвартса, который не имеет никакого влияния, — Булстроуд на долю секунды скалится, обнажая ровные белые зубы, но затем это выражение лица исчезает с её лица. — Сейчас ты скажешь, что здесь имеешь хоть какое-то влияние, потому что у тебя есть информация, но ты выйдешь за стены Хогвартса и придётся начать все сначала, с чистого листа, — Аделаида поворачивается к нему спиной и бросает через плечо, — Чао, придурок, — медленно, и, вначале неуверенно, слизеринка идёт к тусклому свету, доносившемуся из гостиной факультета, давая понять Эвану, что разговор закончен и она выходит из игры. Ей уже было все равно, на чьей стороне победа. Голова болела, ей хотелось поскорее лечь в свою кровать. Силы оставляли её.