Вольфганг закатывает рукава светлой рубашки в надежде, что это хотя бы немного облегчит жару. Он здесь уже с неделю, но до сих пор не может привыкнуть к сильной влажности и жаре, заставляющей одежду прилипать к телу. Воздух кажется густым и вязким. Вольф мог бы поклясться, что даже в Йоханнесбурге было проще. Но, несмотря на некоторые неудобства, в Гаване есть что-то особенное. Что-то, что определенно кажется своим, правильным.
- Ты совсем не похож на местных. – Усмехается молодая женщина, прогуливаясь рядом с ним по одной из узких улиц. Она может казаться миловидной и простой с виду, но такие как Вольфганг видят правду. Те, кто переходят ей дорогу, платят дорого. Это ощущается в том, как она держится, как на нее поглядывают местные.
- Потому что одеваюсь как белый? – Вольфганг как обычно абсолютно спокоен. За последнее время привык иметь дело с такими как она. Черт, она даже ему нравится. С некоторыми людьми просто приятно работать.
- Нет, - она тянет гласные на кубинский манер, - тут многие одеваются как белые. Это Гавана, здесь много приезжих. Они приезжают, решают ненадолго отложить отъезд, и в итоге остаются. Ты не останешься, поэтому ты не похож на местного. – Для нее английский даже не второй язык. Некоторые вещи имеют смысл на испанском или на каталонском, но перевод его убивает. Вольфганг уже привык. Даже почти начал понимать.
- Город воров, пиратов и контрабандистов. Я бы с радостью остался. – Он не язвит, и не шутит. Он бы остался, если бы мог. Но он не может. – Дела не ждут, и они далеко отсюда. К тому же, я не хочу привязывать себя к месту. И кто я такой, чтобы перечить собственным желаниям? – Он пожимает плечами и носком ботинка отпинывает камень с дороги. Несмотря на жару, на улице полно людей. Женщины бегают, занимаясь чем-то по хозяйству, мужчины, закатав рукава футболок до вида маек, сидят на пластиковых стульях в открытых уличных забегаловках, пьют ром и играют в карты. Дети бегают, играя с зачарованным мячом. Что-то подсказывает, что это происходит день ото дня. Днем – ленивая и размеренная жизнь, а ночью начинается самое интересное.
- Воры, пираты и контрабандисты подчиняются моим законам, поэтому здесь больше порядка, чем в твоей Европе. – Это зависит от того, что считаешь порядком, но определенная доля смысла в ее словах есть. В Гаване не происходит ничего без ее ведома, а воры следуют правилам. Бывший аврор в Вольфганге уже почти умер, он до сих пор умирает там, в Норвегии. Теперь другое имя и свобода, которой он наслаждается.
- У воров есть право красть, у других есть право им не позволять. Это лишь порядок вещей. – У Вольфганга нет ничего. Нет семьи, нет дома, нет родины и работы. Он абсолютно свободен. И новый Вольф верит в то, что право грешить есть у каждого. У него в том числе.
- Здорово сказано. Ты бы неплохо вписался, но слишком честный. Именно поэтому я склоняюсь к тому, чтобы вести с тобой дела. Я редко разрешаю другим контрабандистам заниматься делами в моем городе. Но для твоих друзей, думаю, сделаю исключение. – Всего то неделя, чтобы убедить сотрудничать ту, которую многие называют неподступной. Она держит часть власти, которая ей необходима, не подпускает к ней своих братьев и никому не позволяет пятнать свой авторитет. Можно сказать, что Вольфганг проникся к ней уважением. - Пошли выпьем и обсудим все детали. – Вот еще одна причина, почему ему тут нравится. Для рома всегда подходящее время. Они останавливаются у входа в бар, который служит местом для встреч и совершения сделок. Единственное место, куда закону входа нет от слова совсем. Так уж повелось, что уже много лет это здание – нейтральное. Никаких стычек, драк или обвинений. Тот, кто переступил этот порог – гость. А у гостя есть право на убежище. Она никому не позволяет нарушать это правило, а из тех, кто нарушает, делает пример остальным.
- Может ты и права. Я слишком честный. – Он усмехается и качает головой, садясь за столик в углу. Не самое стратегически удобное место, но это ее столик. Ей не нужно видеть все выходы, иметь определенный угол обзора или вариант для быстрого отхода. Она и без того знает все, что происходит в ее части города, и никто не посмеет даже подумать о том, чтобы навредить ей. – Ром? – Спрашивает у нее, когда подходит молодой паренек с подносом. Она мотает головой и говорит несколько быстрых фраз на испанском. – Я так понимаю, трезвым я отсюда никогда выйти не смогу. – Вольф к этому готов. И не имеет абсолютно ничего против. Паренек возвращается, и Вольф решает разглядеть его получше. Широкая улыбка на смуглом лице, из-под расстегнутой рубашки видно множество татуировок, но то, как он постоянно осматривает пространство, уже говорит о многом. Это только подтверждает догадку Вольфганга – каждый официант здесь – обучен и готов разнять драку и вышвырнуть вон любого нарушителя порядка. Он ставит на стол кувшин с чем-то, два стакана и, сказав что-то, удаляется, чтобы не мешать разговору.
- Если из бара выходят трезвыми, то бар не заслуживает называться баром. – Она откидывается на спинку стула, а Вольфганг разливает напиток по стаканам.
- И так, дела. Я работаю с одним парнем, Рик зовут. Он тебе понравится. – В этом даже не сомневается. Рик нравится абсолютно всем. Открытый, добрый, отзывчивый контрабандист. С таким всем приятно иметь дело. Вольф сам видел, как один из самых опасных магов Йоханнесбурга всадил нож через ладонь другого в стол только за то, что он посмел попытаться кинуть Рика. – Ему нужен свободный от закона доступ в порт, проценты как договаривались. – Пока что проверить можно на Рике. Если все будет нормально, Вольфганг подключит и других поставщиков.
- Месяц. Если все будет гладко, то будем работать на постоянной основе. Но я всегда должна знать, что провозится. – Она отпивает из своего стакана и наклоняется ближе. – Я гарантирую, что груз будет в целости. Законники его даже проверять не будут. – Вольфганг долго на нее смотрит. Решает, насколько она верит в то, что говорит.
- И от местных тож… - Резко поворачивает голову, услышав знакомый голос. Сначала кажется, что показалось. Может, в выпивке был не только алкоголь, но нет, она действительно здесь. Вольфганг нутром чувствует, как глаза всех официантов устремляются к ним. Если дать им повод, будет очень плохо.
- Бернис, во-первых, я чертовски рад тебя видеть. Во-вторых, ты не представляешь, насколько права. В-третьих, познакомься с Марией, она здесь всем заправляет и прогуляться никак не может. Мария, это Бернис, она вспыльчивая, но проблемы доставит только мне. – Никогда не думал, что прошлое так резко постучится в двери. Но он должен был оставить все в прошлом. Последние дни в Норвегии он был прокаженным. Единственным вариантом было уйти. Хотя он не сколько ушел, сколько его выгнали, не оставив другого варианта. Мария делает жест, и ее цепные псы возвращаются к своим делам, хотя и не перестают косо поглядывать на этот столик.

Вольфганг чувствует себя виноватым, но он не может себе позволить это показать. В основном причина заключается в том, что он до сих пор не может понять, что происходит. Какая-то его часть уверена в том, что он под сильным магическим кайфом. Черт, отчасти это было бы даже проще. Вольф всегда отвечает за свои проступки, всегда признает вину и говорит об этом прямо. Но в данной ситуации нет ни черного, ни белого. Он все еще решает, что ему делать, а в глазах Бернис тем временем пронеслись все типы ярости, что только могут встречаться у человека. Как, черт подери, она вообще его нашла? Сменив имя, он был уверен, что ни одна сова от любого из прошлой жизни его не найдет. Как найти человека, которого больше нет? Он допускал возможность, что друзья его отца его найдут и заставят за все ответить, хотя, даже не уверен насколько усердно они пытались его найти, чтобы наказать за предательство. Вольфганг делал все возможное и невозможное, чтобы стереть те последние несколько дней в Норвегии из памяти. И теперь все вернулось. Взгляд мрачнеет, как будто глаза становятся темнее.
- Я не фея, чтобы светиться. – Опрометчиво подмечает Вольфганг. Он действительно рад, но чувство радости глушится чувством вины, неделей пьянства и невозможностью происходящего. Раз так, придется все же объясниться. Знать бы только, с чего начать. Вольф ни разу никому не говорил, что там произошло на самом деле. Наверное, если бы сказал, исход был бы другим. А так, друзья отца считают его предателем, заслуживающим наказания, Совет уверен в том, что некомпетентность или что-то хуже стало причиной бойни. Журналисты ухватились за историю и раздули настолько, что одного дня хватило, чтобы имя Вольфганга протащили через всю грязь Совета.
- Мария, думаю, дела смогут подождать до завтра. Пока можешь познакомиться с Риком поближе. – Он шарит по карманам, достает блестящую монету, на одной стороне которой голова волка, а на второй – руна. – Сожми в руке и сосредоточься, он ответит. – Кладет монету на стол и пододвигает к Марии. Она приподнимает бровь, испытывающе смотрит на Вольфганга, но все же берет монету со стола.
- В Гаване всем плевать на прошлое, Фрейр. Сюда приезжают, чтобы оставить его позади. Поэтому, разберись со своим поскорее. Я не люблю откладывать дела. – Она встает, поправляет платье, и Вольф снова получает многозначительный взгляд. Этой женщине даже рта открывать не нужно, ей достаточно просто посмотреть и все станет ясно. – Раз он такая задница, - она поворачивается к Бернис, - запрет на физическое насилие временно снимается. Можешь делать что хочешь. Вольфганг покроет ущерб, если такой будет. – И она уходит, даже не обернувшись. Вольф знает, что ее слово тут – закон. Их с Бернис никто не побеспокоит. Возможная расправа, ожидающая его в Норвегии, уже не кажется такой уж страшной. Вольфганг встает и тут же получает пощечину. Одна половина лица начинает жутко гореть, и Вольф касается ее рукой. Больно, черт подери.
- Ладно, я заслужил. – Тоже переходит на родной норвежский. Он готовится к тому, что одной пощечиной дело не ограничится. – Спрашивай, я отвечу на что смогу. – Он до сих пор не знает, с чего начать и как объяснить все причины, которые заставили уйти и не оглядываться. – Да хватит уже, давай, высказывай все, что накипело, а потом поговорим как адекватные люди. – Он не уверен, что до вечера все закончится, и было бы проще со всем разобраться вне чужих глаз и ушей, но глаза смотрят куда угодно, только не на них, а норвежского здесь никто не понимает. Вольфганг и Бернис ругались крайне редко, но всегда шумно, с размахом. Но на этот раз он не уверен, что все будет по обычному сценарию. Все же ситуация совсем другая, и Вольфганг действительно поступил как последняя скотина. Уходя, верил, что поступает в интересах всех, кто для него важен. Только о последствиях не подумал. Наверное, сестра теперь его презирает. Даже если она догадалась, что случилось на самом деле. В конечном счете, Вольфганг своим побегом вынудил ее сделать то, чего она никогда не хотела – стать наследницей империи Хольцеров. Малочисленные друзья скорее всего уже забыли, что Вольф когда-то существовал. И, разумеется, была Бернис. Вольфганг ничего не сказал, потому что ей было под силу его переубедить, а этого он допустить никак не мог.
Вольфганг готовится получить сполна за все, что сделал. Надо было начать пить раньше, чтобы разговор прошел проще. Но он относительно трезв и придется пережить период ссоры, когда Бернис особенно зла. Кнопки «выключить» у нее никогда не было, можно было лишь переждать.

Первый удар настигает Вольфганга, когда он бросает взгляд  на уходящую Марию. Даже ее походка выдает в ней самоуверенность и какую-то долю наслаждения от происходящего. Второй удар возвращает абсолютно все внимание, что у него есть, к Бернис. Он молчит и ждет, когда приступ гнева немного утихнет, как оно обычно и бывает. Или бывало? Мало ли насколько она изменилась за прошедшее время. Но Вольф будет стоять и терпеть, принимая каждый заслуженный удар. Когда Бернис, явно выдохшаяся, садится на стул, он следует ее примеру.
- Нет, Бэмби, я здесь еще на пару дней, а потом у меня дело в Панаме. Но это же вовсе не то, что ты хочешь спросить. - Он грустно улыбается и забирает у проходящего мимо гаванца с подноса два стакана с чем-то крепким. Это явно предназначалось для другого столика, но им сейчас нужнее. - Уже больше похоже на правду. - Он ставит один стакан перед Бернис, отпивает из своего и тянет время, расслабляя галстук и расстегивая верхнюю пуговицу рубашки. - Правду написали, хотя и не всю. Вольфганг Фенриссон - причина падения династии. - Он горько усмехается. Давно не вспоминал о случившемся, но теперь приходится. Хотя, тот Вольф уже не существует, он начал с чистого листа. - Отец хотел, чтобы я задержал рейд, пока его новые дружки расправятся с неугодными. Я пытался себя заставить, но не смог. - Взгляд темнеет, когда он вспоминает тот вечер. Так и не понял, верное ли решение принял. Понял только то, что прошлое в прошлом, прими последствия и живи с ними. - Это была бойня, и он оказался как раз в эпицентре. Черт его дернул туда сунуться. Не знаю чье заклинание его убило, но это и не важно. - Пусть поздно, но выбрал сторону авроров, слишком увлекся битвой и заметил отца, когда было слишком поздно. - Дело было не в том, кто меня сдаст, все и так были в курсе, что я сделал. Друзья отца требовали мою голову, семейные традиции требовали мою голову, если во втором случае моя мать просто выбрала для меня изгнание, то первый случай еще какое-то время пытался до меня добраться. - Насколько он знает, им наскучило гоняться за призраком и они о нем забыли. - Сначала я сам пытался понять, что произошло и как на это реагировать. Потом, когда до меня дошло, что не только Хольцеры живут по старым законам, надо было исчезнуть. - В тот момент ему было плевать, получит он аваду в грудь или нож в спину. Но причины для ухода значения не имеют. Вольфганг не станет давать какие-то оправдания, он изложит факты. Он складывает руки на груди и откидывается на стуле. - Я сменил фамилию, кстати, но, думаю, ты это подметила. А еще я сменил сферу деятельности. Оказалось, закон - штука гибкая и к тому же скучная. - Чувство вины все еще давит, но говорить открыто с Бернис так просто, совсем как раньше. Разве что теперь Вольфганг не обременен ни семейным долгом, ни аврорским значком, ни чем бы то ни было еще. Он по-настоящему свободен. У него появляется мысль спросить, как дела у его семьи, но Вольф быстро ее душит - нечего так сильно окунаться в прошлое. Он оглядывается назад, на дверь, которая только что открылась. Вольфганг новый, а старые привычки остались. Просто человек, в просторных светлых штанах и расстегнутой рубашке. Убедившись, что все в порядке, Вольф возвращает внимание к Бернис. Только сейчас понимает, насколько сильно изменился, но все же, в каком-то смысле, остался прежним. Тогда, в Норвегии, не знал, кем является на самом деле. Там была понятная роль и знакомая жизнь. А потом потерял все, что имел и, оставшись один на один с собой, наконец все понял. Но можно ли назвать потерей то, что отдал добровольно? Угрызения совести начинают грызть изнутри с новой силой, когда осознает, что молча смотрит на Бернис, так и не закончив говорить. - Слушай, у меня нет оправдания, которое бы все исправило, а придумывать одно я не буду. Зато есть предложение. - Он вертит в руке стакан с чем-то, что по вкусу напоминает ром, но является чем- то совершенно иным. Кажется, в Гаване весь алкоголь похож на ром. Изумительная вещь, надо взять с собой в дорогу. - В Панаме замечательная погода, изумительные преступники и почти никаких достопримечательностей. Если не понравится, можешь связаться с кем-нибудь в Норвегии и посмотреть, как они с меня спускают шкуру живьем. - Он улыбается и становится почти похож на прежнего Вольфганга.

- Фрейя скорее всего даже не получила ничего. Зная нашу мать, она проверяет всю почту. Так как меня там больше нет, ей необходимо, чтобы единственная оставшаяся наследница не сделала ничего опрометчивого и была под контролем. Думаю, моя сестра не сильно рада и до сих пор бесится, что застряла в роли, которую никогда для себя не хотела. - Фрейя никогда не горела желанием быть в семейном деле. И ей пришлось. Вольфганг ни в чем ее не винит. Черт, да он вообще никого не винит теперь. У каждого были свои причины для тех или иных поступков, и кто он такой, чтобы перекладывать на кого-то вину за свои решения? Он по сути тоже сделал то, что должен был. Исход всей истории был проигрышным для всех, но просто так вышло. Вольфганг снова засунет все, связанное с Норвегией в дальний угол сознания, запрет на ключ и перестанет об этом вспоминать. Потребуется какое-то время, но он снова сможет это сделать. Вольфганг Фенриссон мертв, он умер там, вместе с отцом, в момент, когда потратил слишком много времени на принятие решения, в ситуации, где правильного решения просто не существовало. Выбора было только два, и каждый бы плохо для него закончился. Удивительно, но в тот момент он о себе даже не думал. Всегда считал себя в какой-то мере эгоистом, видимо, ошибся.
- В общем то, если узнают где я, пусть приходят. Мне надоело оглядываться еще год назад. - Сложно сказать, что изначально подтолкнуло его уехать. Отчасти да, подыхать от рук непонятно кого не хотелось. Но особенно не хотелось, чтобы Фрейе пришлось делать моральный выбор - отвернуться от того, что осталось от семьи из-за исполнения приговора, или позволить старшему брату умереть как того требует старый закон. А теперь Вольфгангу все равно, найдут его или нет. Подыхать он все еще не собирается, но теперь ничто его не связывает и он сможет дать достойный отпор.
- По правильную сторону закона больше преступников, чем там, где закон не признают. - Фыркает Вольфганг. Он теперь тоже не признает закон, у него больше уважения к своим новым друзьям, чем к половине бывших коллег из Совета. - К тому же, мне порядком наскучили разговоры про чистую кровь и все такое. - Он отпивает из стакана, понимая, что будет скучать по этому месту. Но осесть в Гаване он не может, тут всем заправляет Мария и им двоим места тут не будет. Вольф откидывается на стуле и сцепляет руки в замок за головой. Краем глаза он наблюдает за Марией, делая свои выводы. Она все еще ведет разговор с Риком, и это определенно хороший знак. С теми, кто ей не нравится, у нее разговор короткий. - В таком образе жизни никогда не знаешь что случится, когда просыпаешься утром. В этом есть свой шарм, не находишь? - На его лице появляется улыбка. Почти такая же, как раньше. Он придвигает стул чуть ближе к столу и ставит на него локти. - Плюс, все, с кем мы обычно общались в Совете почти одинаковые. Скучные, типичные и ходят на поводке социальных устоев. Я веду дела с их полными противоположностями. Если бы они попались в руки закона, то свободы бы уже не увидели, но вот что я понял, у каждого есть право выбирать что делать и как. - Он пожимает плечами. У вора есть право украсть, у его жертвы - право ему не позволить. Хотя Вольфганг теперь верит в то, что каждый волен грешить как ему вздумается, пределы у него тоже имеются. К примеру, он не ведет дел с лжецами. Из принципа. Есть много других, но теперь рамок у Вольфганга в сотню раз меньше, чем раньше, когда приходилось ходить по струнке и соответствовать ожиданиям. - Выпьем с контрабандистами в Панаме, заключим пару сделок, я возьму тебя в долю, посмотришь какого жить без поводка, а потом решишь, возвращаться ли обратно. - Теперь он понимает, насколько тяжело работать в одиночку. Исключительно в плане того, что никто никогда не говорит ему, что он совсем спятил, что риск слишком велик и что было бы неплохо сначала все обдумать, прежде чем делать. Будь у него взгляд со стороны, может он бы не так часто выводил из себя парней, мужей или отцов некоторых заглядевшихся на него девушек. Но это, разумеется, далеко не факт.

Вольфганг не может представить, каким его видит Бернис. Сложно с точностью определить кем именно он стал, или же он просто сбросил с себя все оковы и наконец стал самим собой? Вольфганг никогда этого не поймет. Теперь он делает то, что хочет и не задумывается о последствиях. К чему все лишние мысли, если есть полная свобода делать все, что только захочется? Наверное, какая-то его часть все же осталась прежней, иногда он ловит себя на мысли, что аврорская муштра оставила на нем свой след, хотя он проявляется лишь в редких случаях и скорее всего не заметен больше никому.
- Я бы на это не рассчитывал. Эти разговоры ведутся за закрытыми дверьми в присутствии доверенных лиц. Буря будет, и не слабая. - С уверенностью говорит Вольфганг. Деление по чистоте крови в Совете сильнее, чем в других регионах. Просто там правительство имеет чуть больше влияния, чем, к примеру, в Британии. Стоит появиться правильному человеку, как разговоры станут громче, смелее. В итоге у правительства есть власть над народом, пока народ это позволяет. - Но меня там не будет, чтобы на это посмотреть. Я остаюсь скандинавом до мозга костей, но мосты домой я все сжег. - Жалеет? Иногда. Но не о том, что сделал. Просто иногда просыпается ностальгия. Но он - человек без страны, неподвластный никакому правительству, не имеющий обязательств перед семьей. Вольный жить так, как ему хочется. И, черт побери, это ему нравится.
- Не путай, Бэмби, - он мотает головой, пряча улыбку за стаканом, из которого отпивает, - я всегда был честным, а не совестливым. И если честность требовала сказать, что идея паршивая и обречена на провал, я так и делал. - Кроме того случая с тем мальчишкой в школе. Но кто знал, что он исчезнет в промежутке пяти сотен метров от лесной глуши до выхода из леса. Но честность там не при чем. Просто кому-то надо было проявить больше понимания. И никто этого не сделал. Но все согласились никогда не упоминать о той истории перед теми, кого там не было. Эта тайна, видимо, так и останется тайной - мальчишку никто не нашел и Вольфганг так и не смог выяснить, что с ним случилось. До сих пор неясно, это огрызки совести, или же просто интерес распутать загадку и выяснить что случилось на самом деле. - Я и сейчас честный. А что касается совести, у нее много форм и обличий. Все в этом мире зависит от точки зрения. - Он почти незаметно пожимает плечами. В общем то, Вольфганг чист совестью. Даже если некоторые из его дел могут отдавать чем-то совсем уж преступным, он с уверенностью может сказать, что уверен в каждом своем решении. Не смотреть на проходящую мимо жизнь, а принимать участие просто - нужно лишь научиться ни о чем не жалеть.
- Так, по порядку. Я занимаюсь много чем. Люди что-то хотят и приходят ко мне за помощью. Иногда я свожу их с нужными контактами, иногда использую свои связи, в общем, всякое бывает. Взамен они обычно остаются моими должниками. Или отплачивают как-то иначе. Но я никогда не прошу того, чего они не могут себе позволить. А иногда помогаю просто ради интереса, посмотреть что получится. - Вольфганг сам не знает как описать то, что он делает. Многие ходят у него в должниках. Вольф тщательно выстраивает свой имидж. Пусть слухи разрослись, но никто не сможет сказать, что Вольф не держит своего слова. - Постоянного места у меня нет и это меня абсолютно устраивает. Я уже не помню что значит быть привязанным к одному городу. Что было дальше? А, Панама. Так, там у меня короткое дело, в перерывах много веселья, а потом даже не знаю. Настолько долгосрочных планов у меня нет. А пьем мы... - Он делает большой глоток, пытаясь понять, что это такое. - Что-то местное. Мне нравится, надо взять ящик в дорогу. - Он любит выпить. Всегда любил и вот еще одна вещь, которая в нем не изменилась. Несмотря на постоянное перемещение, у него в личных запасах довольно много выпивки. Причем на любой вкус - начиная от просто хорошего виски, заканчивая какими-то экзотическими штуками.
- Абсолютно точно могу сказать, что никогда ни от кого не сваливал по подворотням на каблуках. И отвлекать тебе никого не придется. Скорее всего. - Он тихо смеется. - Всякое случается, но могу пообещать, что тебе будет угрожать минимум опасности. Если только ты сама не вляпаешься в историю, но даже в таком случае я все решу. Да и вообще, если не идти на риск, жить скучно. - У него уже достаточно влияния, чтобы обещать такие вещи. По сути, ему даже не обязательно переезжать с места на место - кому надо, всегда его найдут. А если не нашли, значит не так уж сильно им было это было надо. Но Вольфгангу нравится непредсказуемость такой жизни. Да, он успевал бы намного больше, если бы сидел относительно на одном месте, но просыпаться раз оказываться в новом месте и зачастую рядом с кем-то новым, ничто с этим не сравнится. - Даю слово, что если возникнет необходимость уйти, я сначала все объясню. Но, так как я теперь не имею ни дома, ни обязательств, это маловероятно. Скорее тебе надоест моя рожа, чем я подамся в бега. Но, давай честно, эта рожа просто не может надоесть. - Он сводит все в шутку. Вольфганг Фрейр не бежит. Вольфганг Фрейр с насмешкой встречает все, что в него бросает жизнь. В его семье мало кто умирал мирно. В его семье чтили старые законы и, даже когда один из его предков отправился воевать плечом к плечу с магглами, и умер рядом с ними, за него отомстили, но ничего плохого не сказали - он умер как подобает. Вольфганг пока на тот свет не собирается, но и бегать от опасности не станет. Если спросить его, чего он боится, Вольфганг не сможет ответить. Он успел забыть, что такое бояться. Зато смог вспомнить, что значит по-настоящему веселиться, не задумываясь ни о каких последствиях.