Они врываются в тишину опустевшего дома, переполненного горем до самого края, разрывают привычную атмосферу на части, заполняют собственной визгливой радостью, смешанной с желанием менять мир под себя, пока тот не перестанет существовать в привычном виде. Молодость смешивается с избалованностью, приправляется наглостью, рождая собой коктейль, предстающий перед всеобщими взорами в виде двух особ, готовых сегодня и сейчас перевернуть её мир с ног на голову, а после вращать в любую из сторон, не оставляя возможности на адаптацию. Реальности было отпущено слишком мало времени на существование. Теперь её заполняли они — подруги Норы. Магловские особы, оставшиеся среди списка контактов по странной прихоти непоседливой судьбы, не слишком задумывающиеся о чужих странностях, частенько думающие о собственных заботах, коих так немного. Повзрослевшие дети, заполняющие пустоту сознания деньгами и вечеринками, коим конца нет, они были любимы девушкой, как можно привязаться только к людям, чьи недостатки научился принимать без вопросов и причислять к особенностям характера, сегодня они трещали до звона в ушах и раздражали, раздражали безмерно. Впервые за много лет.
— Быстрее, быстрее, Харпер, давай быстрее! — они почти прыгали от нетерпения, покуда светловолосая скрылась в недрах собственного гардероба. — Все самые симпатичные парни успеют разбежаться!
— За двадцать минут они даже не дойдут до нужного места, угомонитесь! — без привычной лёгкости отвечает Нора, в очередной раз задумываясь, как она смогла уговорить себя на эту авантюру. Прошло слишком мало времени, слишком, чтобы начинать разгульное веселье. Но её звали не для веселья, о нет, это леди, будучи не самыми плохими психологами мироздания, звали её с собой, чтобы забыться. На минуту, час или вечер. И Харпер понимала, пускай и с лёгкой ноткой грусти, что иного способа сейчас просто не было. От её образа подруги были в восторге. Разумеется, от привычной Элеоноры мало что осталось за антуражем из джинсов и кожаного топа, купленного в странном порыве примерно в начале лета. Сегодня можно побыть иной. Надеть чужую кожу, раствориться в ней, оставляя за пределами размышления и причуды собственного образа. Иной раз нужно забыться. Погрузиться в нечто далёкое и забытое, заставить адреналин растекаться по телу, изменить всё, что вокруг имеется, а после постепенно вернуться в саму себя. Радикальными методами высвобождая злобу, радость, смешивать эмоции в доселе неизведанном коктейле и просто наслаждаться им, смакуя до самого дна. Выбираясь из такси близ заведения, способного содрогаться до самого фундамента под звуки, абсолютно не похожие на классику, Харпер усмехается и спешит внутрь, получив заветный пропуск на участке кожи. Спешит туда, где она никому не известна и где нет знакомых лиц. В жар танцующих тел и музыку, бьющую прямо по мозгам, минуя многострадальные уши.
И она растворяется в этом. Не нужно знать тексты, понимать обстановку и следить за чем-либо. Отдаваясь движениям, отдаваясь моменту, забывая себя и события вокруг. Там было всё: и лёгкость и подвижность, коварная медлительность, очерчивающая каждую из выдающихся форм. Запредельная скорость, когда сливаешься с толпой, вторя их движениям. Танцуя с малознакомыми людьми, не позволяя подобраться ближе, чем позволено чем-то внутренним, она легко лавировала между обезумевшей толпой, умудряясь оставаться целой в бесконечной давке. Краем глаза замечая подруг, подцепивших себе очередных кавалеров, Нора с лёгким смешком удалялась от очередного, способная отдаться танцу, но не случайному партнёру. Её не волновало, как далеко они уйдут, оставят ли одну, а может пригласят присоединиться. она взрослая девочка, способная добраться домой самостоятельна. Пожалуй, когда нахождение здесь перестанет доставлять радость. А это произойдёт не скоро. Очередной танец и кислород на исходе, лёгкие горят, уподобляясь общей температуре тела. Выбираясь из толпы как можно дальше, к самой стене, волшебница переводит дух, чувствуя на губах искреннюю улыбку. Ей не хотелось думать о грустном сейчас. Не хотелось перебирать в памяти тягостные моменты. Нужно просто немного выдохнуть и вернуться туда, остаётся дождаться притока воздуха в лёгкие. Вдох, ещё и ещё. Капли пота стекают по раскалённой коже. Выдох, ещё и ещё. Кудри разметались по плечам. Разглядывая меняющиеся от освещения силуэты, взор замирает на одном, заставляя застыть, словно все силы мира прибили к этой стене. Нет может этого быть, просто не должно. Подобные выходки заставляют сомневаться в адекватности судьбы. Всё ближе и ближе, отменяя возможность случайной галлюцинации. Да и с чего бы это именно ему становиться частью её умственных расстройств? И вот совсем рядом, заставляя выдохнуть со смешком, он поворачивает голову точно к ней, заставляя искорки шаловливо заплясать в насмешливом взоре. И в момент движения губ, стихает музыка. Её рука тянется к чужому лицу, кончиком пальца едва касаясь бровей. Невесомые прикосновения, ощущаешь которые лишь от теплоты чужой кожи. И фраза:
— Досадная неприятность, — убирая ладонь от рассечённой брови, девушка чуть склоняет голову. — Здравствуй, Монтегю.

Монтегю. Загадочный Монтегю. Телесное привидение слизеринского факультета, существующее за счёт вечного сарказма и розыгрышей.   Взор цвета крепкого кофе с насмешливым прищуром. Третий кусочек компании, в которую ей путь заказан. Монтегю. Книга, что сама себя закрыла, а после добавила к этому цепи, дабы ни одному сующему нос не в своё дело простаку не захотелось выяснить, какие тайны скрыты на этих страницах. В минуты наивности, проходящей только с годами, Харпер полагала, что этот парень, лишённый чистокровных предрассудков (хотя бы внешне, кто там знает, что таит эта черепная коробочка), мог бы стать ей другом. Но вот беда, у Монтегю не бывает друзей. По этическим соображениям, в виду научного эксперимента, из-за отсутствия желания заниматься такой ерундой как пытаться находить увлечения, сходные с твоими или во имя мармеладного монстра, живущего под подушкой — не было и эта истина нерушима. Выстроить среду обитания, состоящую из приятельских отношений, не обременяющих социальными глупостями, тоже неплохо, особенно, если не стремишься пускать их дальше границ, очерченных по собственному желанию. Монтегю. У тебя есть имя, необычное, подобно его хозяину, но разве нужно его произносить, в то время как фамилия тремя лёгкими слогами слетает с губ, напоминая об известном писателе. Странный собеседник, источник поводов для очередной мягкой остроты, пролетающее пятно во время квиддичных матчей, вечный путешественник, ненавидящий Туманный Альбион всем своим естеством. «Так какого же чёрта ты оказался в моём мире, Элай?» — потому что в мыслях произносить это имя намного приятнее.
Горячий воздух попадает в лёгкие с каждым новым вздохом. Дыхания катастрофически мало. Дыхания почти не остаётся. Здесь, у каменной прохлады стены, разглядывая знакомое лицо в искусственном освещении, Харпер на удивление спокойна и на губах её застыла лёгкая полуулыбка, как у человека, впервые за целую жизнь не ожидающего очередного блюда от Судьбы, а наконец-то заглянувшего в меню. И оно пестрило занимательными предложениями.
— Действительно? Интересно, — «мир сходит с ума. Через минуту он выдаст вкус любимого мороженого и местоположение загадочного скопления родинок, отдалённо напоминающих ковш Большой Медведицы. А кто-то из Зазеркалья предложит крекер, дабы утолить мою жажду». — С Днём Рождения, Монтегю.
Она не перестанет называть его по фамилии, даже если сильно об этом попросить. В странном переплетении мыслей, раз за разом проносящихся в этом мозгу, отчего-то угнездилось мнение, что у закрытого волшебника даже его собственное имя является в какой-то степени темой невероятно личной. И если уж их рамки общения едва ли удавалось правильно очертить, почему бы не оставить подобное как данность и перестать размышлять об иных вариантах. Одним вопросом меньше. Говорят, большое видится на расстоянье. Вблизи тоже было много интересного: небольшая родинка на подбородке и две на правой щеке, тонкие линии морщинок под вечно прищуренными, словно в насмешке, глазами. Достаточно высокий, может в силу освещения, настроения или отсутствия волшебной мишуры в виде формы школьной или команды по квиддицу, Монтегю казался симпатичным. Почему бы и нет, собственно? Количество симпатичных людей не так уж велико и если на дороге жизни встретился подобный, это стоит признать. Пусть с опозданием и исключительно мысленно. Само появление волшебника среди маггловского хаоса вызывало в пытающейся ощутить вкус жизни девушке отголоски любопытства, так почему бы не поддаться течению судьбы, исследуя, куда оно способно завести. «Один вечер не играет роли. Это как занимательное мгновение в череде однообразия», — и побоку условности, правила и границы, избранные для комфорта в стенах волшебной школы. Сегодня комфорт не являлся самоцелью. Он даже не был частью вечера.
Придирчивый взгляд по её внешности вызывает улыбку. Разумеется он смотрит. Отсутствие школьной формы, способный скрыть всё на свете, в том числе чувство собственного достоинства, даёт зрению простор. Откидывая голову назад, дабы размять затекающую шею, девушка ощущает остывающей кожей бег последних капель пота по шее. Облачко раскалённого воздуха скрывается с губ. Дыхания по-прежнему немного.
— Даже слишком душно, — немного песка и это место могло бы соперничать с пустыней. — Хорошо.
Прогулка была отличным выбором, продиктованным инстинктом самосохранения. Ещё немного и легкие ушли бы гулять сами, оставляя глупую хозяйку погибать в одиночестве. Замечая юношескую улыбку, волшебнице не удаётся сдержать лёгкий смешок. Монтегю едва ли мог представить, как пугающе и забавно одновременно выглядел сейчас. Ему и не обязательно было это знать. Легко отталкиваясь от спины, светловолосая следует за фигурой высокого гостя, в последний раз кидая взор на шумную толпу, но так и не находя даже намёка на присутствие подруг. Как бы там ни было, они выполнили намеченную задачу по обеспечению приключений. Просто...у каждого своих. В последний момент замечая непредвиденную остановку, она слегка выставляет руку вперёд, не желая всем телом впечатываться в чужую спину и замирает, на мгновение этой самой спины коснувшись, пока юноша не начинает разворачивается, вынуждая поднять вопросительный взгляд.
— Не знакома с местным ассортиментом, — совершенно честно признаётся кареглазая, относящаяся к алкоголю с равнодушием. Не успевая завершить фразу, она вздрагивает от начала очередной музыкальной партии и потому, становясь на цыпочки, произносит в ухо. — Так что всё в твоих руках, Монтегю. Я подожду у входа.
Оставляя волшебника наедине с выбором, девушка спешит. Мимо остатков толпы, всё дальше от тысячи звуков, пока рука не толкает нужную дверь, пропускающую в Рай. Ночной Лондон прекрасен в своей прохладе, позволяющей сделать жадный глоток кислорода, негой прокатывающегося по лёгким. Ещё немного и от её собственного тела пойдёт пар, а может уже идёт, так резко контрастируют две эти температуры. И в какой-то момент становится уже и не так тревожно, появится Монтегю или нет. Потому что здесь хорошо. Потому что судьба сегодня у руля.

Холодный воздух проникает в лёгкие когтистой рукой, приятно покалывает в раскалённом мареве прошлого кислорода. Откидывая голову назад, сродни безвольной кукле, только что лишившейся важнейшей ниточки, Харпер улыбается, скалится во мглу небес, постепенно накрывающую крылом всё вокруг. Редкие звёзды сияют крошечными жемчужинами — узором на идеальной ткани. Некоторые созвездия ей знакомы. Руки разводятся в стороны, подобно взмаху крыльев птиц. Ветер проникает в каждую клеточку кожи, унося прежний жар. Забавно. Ей казалось, ещё немного и в небо устремятся светлые клубы пара — таким горячим казалось собственное тело после непрерывных движений в такт воплям, что тяжело назвать словами песен. Эти странные шумы всё ещё доносятся из-за двери в клуб, оттого ноги словно включаются, объятые странным импульсом, и ведут, ведут как можно дальше. К тишине, к спокойствию, к холоду. Даже если предстоит замёрзнуть, что совсем не сложно в подобную ночь, холод заставлял эту душу мурлыкать, подобно котёнка. Жара же чаще убивала, нежели возрождала.
Мрачный, загадочный мир, переплетающий в себе строчки стихотворений По и отрывки романов Уайльда — идеальное воплощение города из закоулков улиц и гулкого эха часов на башне Вестминстерского дворца. На деле же, вот они сейчас, один на один: только толпы теней, древних, опасных, которые город скрывает от посторонних глаз за пеленой огней нового века. Только свинец Темзы, делающей вид, будто не существует прошлого и она чиста и невинна, подобно младенцу, только-только увидевшему свет.  В такие моменты становилось очевидно, за что Монтегю относится к подобному месту как брюзгливый дед к надоедливым родственникам, кружащих над ним в ожидании смерти и раздела наследства, словно грифы. Но всё же, когда эти редкие минуты разочарования проходят, в Лондон влюбляешься вновь. Странной, необъяснимой любовью. Впрочем, может и не полной. Александра любила Париж. Она передавала дочери эту любовь также легко, как перебирала тонкими пальцами по чёрно-белой клавиатуре, извлекая очередную божественную мелодию. Кристофер любит Стокгольм. Он собирается показать сестре этот причудливый город, открывая возможность полюбить нечто новое. В конце-концов, Лондон слегка поблёк в глазах волшебницы. Прибавил очередную тень к своему устрашающему антуражу.
Шагами по мостовой знаменуя собственное возвращение, юноша протягивает бутыль в пакете, вызывая ироничную улыбку. Впрочем, ничего другого и не хотелось ожидать от этого вечера.
— За встречу, — приглушённый звон стекла и первый глоток. Странный привкус яблочного сидра непривычно прокатывается по горлу. Больше алкоголя, чем требуется. Пожалуй, достать нечто более приемлемое в такой час можно было лишь дома, в родительском баре. Монтегю как раз стал совершеннолетним. Интересно, где его палочка? — Ладно ты? Монтегю, во всём городе я не сыщу человека, что относился бы к Лондону с той же необузданной неприязнью, какая обитает в тебе вольготно и не первый год.  Оказаться здесь летом для тебя ведь смерти подобно, не иначе. В то время как я здесь живу. И поэтому возникает куда более любопытный вопрос, — выдерживая мягкую паузу, не сводя взгляда с совершеннолетнего волшебника, кареглазая склоняет голову набок. — Что ты забыла в моей Стране Чудес, маленькая Алиса? — обжигая холодным взглядом с пару секунд, Харпер переводит взор на Темзу, слегка отворачивается, губами касаясь горлышка бутылки. Чуть влажные, с крепким запахом яблока и спирта, они растягиваются в странной усмешке, идущей следом за фразой, обронённой слизеринцем. Это была почти злая усмешка. Усмешка для самой Судьбы. — В сущности, ты ничего особо и не знаешь обо мне, Монтегю. И правильность моя стала бы под сомнение, знай ты чуть больше.
Она ведь совсем не принцесса, ожидающая суженного в башне под наивные песенки и чириканье различной пернатой живности. Да, в её жизни есть красивые платья и дорогие приёмы, есть театры и оперы, но разве могли они даже в половину описать всё, чем являлась Элеонора Харпер? Нет, даже пытаться не стоило. Она балансировала на странной грани правильности и хаоса, каким-то чудом никогда не падая в одну определённую сторону. Но этот хрупкий баланс делал жизнь насыщенной и полной приключений. Просто понимание их сути и прелести у всех и всегда было разное.
— Их. Я потеряла их. В той оргии движущихся тел я успела посеять двух своих подруг, наверняка уже подцепивших кого-нибудь на вечер и благополучно обо мне забывших, а вместе с ними парочку танцевальных кавалеров, слух, понимание музыки и несколько часов в придачу, — неопределённо пожимая плечами, Нора отнюдь не грустила на этот счёт. Всё перечисленное выше приносило ей радость в течение этого времени. И радость осталась даже после их пропажи. — Мы и раньше выбирались в клубы, но подобное у меня впервые. Я уверена, один из музыкантов просто орал в микрофон три минуты... — теряя нить повествования, Харпер его благополучно отпускает, вновь переводя взгляд на Элая. — Какое ночное приключение манит тебя сегодня? Если подождать с минут десять, то бобби очень вежливо попросят нас пройти за ними, ведь мои документы гласят «шестнадцать», а твои — «Слизерин». Или выберем более изящный путь? Например просто пойдём вперёд и жизнь сама подкинет приключение.

Отредактировано Eleonore Harper (2018-08-30 01:12:34)

Неопределённо пожимая плечами, девушка глядит на тёмную речную гладь, слушая нелестные отзывы о собственном доме. Чернота воды наводила на грустные мысли. Она не несла в себе оправдательных речей. Сейчас от таких жестоких оценок город ничто не могло спасти. Потому что ночь приукрашивать не стремится.
— А мне это нравится в Лондоне. Совершенная честность. Холод роскошных дворцов, безумие, прогуливающееся по улицам аккуратными шагами. Его пытаются облечь в нечто романтическое, придать шарм, но от этого стены его не станут светлее, трещины не заделаются. Лондону не требуется фальшивое очарование. Только лишь дожди, туманы и свинец Темзы, — пожалуй, она ещё никогда не «хвалила» так серый город. Он заслужил подобное описание. Он останется им доволен. Покуда волшебнице остаётся довольствоваться лишь алкоголю, слегка согревающему горло. И надеяться, что в другой стороне трава зеленее. Усмешка от замечания про музыку трогает губы. — Согласилась бы, если бы так не звенело в ушах. Знаешь, на днях Кристофер увозит меня в Стокгольм. Это место совсем иное. Он говорит, что этот рыбацкий город пахнет булочками и фрикадельками, а морские воды пронзительно-синие, бескрайние и холодные, под стать ветрам, гуляющим среди зданий. И когда шагаешь по старому городу...камни мостовых вторят тебе... Хах. Надеюсь, брат не врёт. Хотя, он искренне влюблён в это место.
Может он всё-таки прав и те места столь же красивы, как и те открытки, что приносят почтовые совы? Может каменные мостовые, такие холодные и выглаженные миллионами ботинок, поглотят её печали, а сердце заберут, дабы оставить в одной из старинных стен, чтобы оно не вернулось сюда, вновь и вновь желая утопиться в Темзе, которой вовсе не нужны бессмысленные жертвы. Может быть. Слишком много может быть на одну поездку. Нечего думать о грядущем, оно ещё так далеко и закрыто пеленой от нашего взора. Прошлое забывается, будущее ожидает. Даровано лишь настоящее.
— В мой День Рождения родственники скорее доказывают, что не забыли дорогу в Лондон. Должно быть, достаточно паршиво проводить здесь лето, когда лучше быть в месте, которое приносит комфорт? — поворачиваясь всем телом к слизеринцу, кареглазая смеётся, поражённая откровенностью признания. Склонив голову влево, слегка покачивая головой, высказывая отрицание, Харпер унимает смех, дабы перейти к собственному признанию. — Не-не-не, о святости речи не было. Я не святая, нет, я говорила о правильности. Знаешь, такая девочка-отличница, которая всё время улыбается, ночует в библиотеке, не нарушает правила и всегда всем нравится. А если не всем, то большинству. Такая роль совсем не по мне. А вот прикроватная тумбочка со скелетами звучит уже более интересно.
Конечно. она не подарок. Она язвительная, упрямая, даже немного эгоистичная. Но мир видит то, что ему хочется видеть. И пока Элеонора Харпер в самых искренних выражениях не отправит кого-то подальше, идеальный фон не поблекнет. Впрочем, чистота её крови у многих отбивала желание видеть идеальные оттенки идеального примера. Это было намного честнее, хотя и по-прежнему противно. Задумавшись над словами волшебника, девушка вдруг улыбается, хитро и одновременно восторженно, удачно подогнав улыбку под момент с шуткой из сказки. У неё родилась идея, где должен побывать сегодня совершеннолетний, не любящий Лондон Элай. Достаточно сумбурная, однако, он явно такие одобряет.
— Я опаздываю на очень важную встречу, — с улыбкой повторила девушка цитату небезызвестного проводника, беря брюнета под руку. — Для полноты антуража мне недостаёт часов. У тебя имеются часы? Один взрослый волшебник рассказывал, что на семнадцатилетие дарят часы.
Они брели по Квин-Уолк, не уходя далеко от злополучной воды, что мерцала лунными отблесками. Дорогу освещали устремляющиеся в небеса фонари, шаги казались лёгкими, словно гуляешь по облаку. Отчего-то всё казалось проще, чем в любой другой поход. Может дело было в Элае, но Нора куда больше склонялась к мысли об алкоголе. Ведь он, как минимум, не давал телу реагировать слишком сильно на лёгкие порывы прохладных ветров, решивших, что наступило их время. Всё дальше и дальше от злосчастного клуба, как вдруг, движением плавным, но быстрым, волшебница не заставляет спутника сменить курс влево, ступая на дорожку Джубили гарденс. Его антураж, с этими кустами, подстриженными в виде фигурок, белым кирпичом на дороге, так походил на злополучную Страну Чудес, куда наивная Алиса шагнула вслед за нервным Кроликом и кажется, вот-вот появятся карты и Красная Королева предложит сыграть в крикет, но нет, парк одинок и пуст, лишённый редких гостей и привычного оживления. Хотя Нора знала, как скоро изменится его тишина. И как бы ни были хороши эти декорации, как бы сильно подходили под юношеский заказ, они всё брели и брели без остановок, пока за ровными шеренгами деревьев не начал пробиваться яркий свет, отливающий золотом. Заиграла приятная музыка, звучащая всё громче и громче с каждым последующим шагом. И это уже не было той панковской симфонией, что звучала много часов кряду. Такая музыка играет, призывая к развлечению.
— Поскольку сегодня ещё твой День Рождения, — начала Элеонора, когда игнорировать мелодию уже не было возможности. — Стоит посетить это место. Конечно, любви к Лондону оно не привьёт, но в такой час всем здесь наплевать, сколько тебе лет.
Деревья будто расступились в этот миг, демонстрируя площадь перед лондонским глазом, уставленную нехитрыми шатрами и конструкциями, доселе здесь не стоящими. Это был парк аттракционов, собираемый на скорую руку, действующий лишь в редкие летние недели, а после собирающийся в очередное путешествие, уводящее из одного города в другой. Площадь горела тысячей ярких огней, на фоне неподвижного колеса, походящего на памятник или монумент. И в столь поздний час вокруг этих прилавков, шатров и машин ходили люди. Словно на улице далеко не ночь.
— Он работает здесь недолго и уезжает через пару дней. Мы можем вернуться в парк, конечно, — предложила Нора, стоя как раз у конца дороги из белого кирпича. — Или пойдём вперёд, где я, возможно, куплю тебе поздравительный крендель. Но только возможно.

Площадь, заполненная маленькими, передвижными источниками радости, манила к себе светом, музыкой, запахами. Несусветной глупостью было бы отказаться от подобного Лондона, демонстрирующего свою светлую, энергичную, словно бы молодую сторону. Иной раз на него находило это: странное, редкое омоложение, вынуждающее разглядывать привычные черты улочек в совершенно ином ключе. И чванливый мужчина в годах становился задорным юнцом. Видя это, разве можно отказаться от возможности окунуться в столь странный, краткий миг, способный повториться ещё очень и очень нескоро? Зная Монтегю, зная его склонность становиться участником любой мало-мальски приличной авантюры (хотя и с неприличными не следовало прощаться), его нелюбовь к туманному городу и совершенно особенный склад ума, Харпер была готова ставить сумму за суммой, что они ринутся в эту безумную страну маггловских чудес, дабы насладиться каждой её причудливостью и странноватостью. И даже на тот краткий миг, когда рука Элая выскользнула из её руки, она бы не поменяла ставку. Потому что через мгновение теплота его ладони ощущалась с новой силой и под взаимный смех они ринулись навстречу неизвестному, манящему миру огней.
Вокруг всё гремело, звенело, трещало, звенело, стучало и ещё сотня различных звуков, сопровождающих любую весёлую ярмарку. Запахи отовсюду заставляли невольно пускать слюнки, ловя тут и там лотки с хрустящими крендельками, вредными хот-догами, сладкой ватой всевозможных цветов, шипучими лимонадами, глазированными пончиками и прочим безобразием, сулившим кариес и жуткую изжогу. И если всё это не способно было побудить ещё больше желания провести здесь время, то мягкие игрушки завершали дело. Потому Харпер и брела так спокойно, вцепившись в руку Монтегю как в последний спасительный круг, не позволяющий потеряться в этой пёстрой компании и всё глазела, глазела по сторонам, запоминая каждую секунду будоражащего кровь безумства. Может стоит позже послать подругам открытку за приглашение в клуб, после которого удалось оказаться здесь? Они и не предполагали подобного итога, предпочитая ему другие удовольствия. Они ведь и предположить такого не могли.
— И только по этой причине я вежливо кивну, одобряя этот выбор! — хотя, сегодня выбор не значил ровным счётом ничего. Они поддавалась течению и неслись на полной скорости или к мели или в бушующий водопад. И, на самом деле, не заботились о разнице подобных понятий. — Я удивлена, сколь осведомлён ты в подобных тонкостях. Загадочный Монтегю!
Честное слово, этот чистокровный волшебник вёл себя более магглорождённо, нежели Нора! Магглорождённая в чёрт знает каком поколении! И это было до возмутительного здорово! Наблюдая как ловко он обращается с техникой, Харпер лишь слегка усмехнулась, после чего перевела взгляд на обозрение представленных здесь машинок. И после недолгого выбора остановила взгляд на нейтральном и благородном белом, вопреки любви к цвету собственного факультета. Синего в этой жизни и без машинок на ярмарке будет достаточно. А вот Монтегю остался верен себя и уже устраивался в изумрудно-зелёной. Всё по слизеринским канонам!
— Принято. А если ты завалишь меня — получишь обещанный ранее крендель, — впрочем он и так получил бы крендель. Именинник просто не имел права без него остаться. И всё равно, что ранее она весьма призрачно намекала на возможность его получения. Крендель нужен всем! Устроившись поудобнее, поддаваясь музыке и игре огней, девушка начинает ловко рулить неповоротливой, медленной машинкой, выписывая вокруг слизеринца причудливые виражи, напоминающие классический стиль пьяного мастера. Дальше, ближе, порой кружась на месте и хохоча, хохоча и хохоча, чувствуя себя невероятно счастливой, впервые за очень долгий срок, Элеонора в какую-то секунду делает резкий рывок, позволяя собственному транспорту въехать в бок машинке Элая. Издав восторженный клич, она поднимает руки над головой в победной букве V, златовласая смеётся:
— И-и-и-и, Харпер открывает счёт! Толпа ликует, команда довольна, в то время как Монтегю необходимо срочно нагонять, не желая лишиться праздничного кренделя! — подражая манере общения их спортивного комментатора, сообщает кареглазая. — Это не за снитчем гоняться, нет, здесь всё будет серьёзно и до полной победы! — за подобным хвастовством не следовало упускать из внимания коварного шатена, отчего Нора попыталась как можно быстрее покинуть опасную зону. Вот только момент был слишком давно упущен, возвращаясь Монтегю на секунды потерянную фору. И уж он точно не упустит возможности воспользоваться этим.

Отредактировано Eleonore Harper (2019-06-19 01:36:49)

«Проиграть какому-то Монтегю!», — впервые эта мысль звучит в разуме без привычного недовольного оттенка. Соперники на поле, они всегда сражались до победного свистка, способного решить судьбу. Не только твою, нет, в сторону эгоизм. Твоей команды. И пускай области были абсолютные разные, пускай Элай был той рукой, что кидала квоффл в кольцо, в то время как рука Нормы была обязана ухватить снитч, когда ты проигрываешь, то проигрываешь также не одному человеку, а всей команде. И перечисляя их фамилии в голове, всегда звучишь крайне недовольно. Но только не сейчас.
Каким бы отчаянным не было желание Харпер обыграть слизеринца, он обошёл её в этом поединке. Поединке машинок, маггловских машинок! Это поражало более всего, ведь никогда в жизни кареглазая бы не сказала, что именно этот парень способен стать тем, кто лучше других справится с маггловскими развлечениями. Хотя, чему удивляться? Они видят друг друга лишь сейчас, доселе сокрытые под тщательно выверенными образами и прочно закрывающими лицо масками. Разве можно разглядеть через них нечто большее, чем магглорождённая отличница и чистокровный чудак? Увы, нет.
Говоря о том, что поражает более всего, светлокудрой пришлось мгновенно поменять решение. Конвульсии Элая после триумфальной победы вызвали её шок, смех и желание немедленно связаться со скорой медицинской помощью, настолько это было забавно, странно и почти что страшно. И смех лишь усилился, столько только девушке оторваться от земли, обхваченной руками охотника. Кружась, смеясь и наслаждаясь каждой секундой, на мгновение Нора посмотрела на Монтегю другим взглядом. За стеной отчуждённости, иронии, странности ей впервые открылось нечто счастливое, доброе, тёплое. Может, его мир не окрашен лишь в чёрные тона с редкими проблесками белого и серого? Может он много шире и из каждого окна льётся яркий, заманчивый свет?     
Мысль несколько потухла, стоило только Норе опуститься на землю и начать следование за Монтегю. Приятно было лишь осознавать, что она потухла, уступая место искреннему смеху.
— Благородный, коварный или изначально собиравшийся купить мне вату? Я пока не определилась, какой именно, но не могу поверить исключительно в твоё искреннее благородство, — с хитрой улыбкой произнесла девушка, слегка отставая от спешащего юноши. Однако, получить вату после столь яростной схватки было приятно. Слушая волшебника, на секунду Норе отчаянно захотелось спросить, как чистокровные родители выпускали своё чадо из дома в маггловский мир, да ещё и на аттракционы, но этот вопрос потонул в небытие, как часть тех отношений, которые они сегодня не планировали поддерживать. Которые были не нужны в столь приятный вечер. И Харпер поняла истинную ценность своего молчания, стоило только ей увидеть счастливую улыбку Элая. — Я тоже уже очень давно не проводила время столь весело. Аттракционы с родителями в последний раз удалось посетить много лет назад, — рассмеявшись, девушка быстро и уверенно приблизилась, дабы шутливо стукнуть парня в плечо и показать язык. — Конечно, самое крутое — твоя блистательная победа. Лишь бы похвастаться как зажал несчастную девушку.
В продуктовой лавочке произошёл знаменательный обмен. Элай заполучил солёный приз, в то время как в руках Норы появилось сладкое облако размером с голову, в которое она с аппетитом вгрызалась зубами и отрывала кусочки слипшимися пальцами. Приятная липкость и таящая на губах вата переносили в детство, когда редкие, но желанные походы в парк развлечений были семейным, чудесным мероприятием. Тогда всё было намного проще, наверное из-за того, что проблемы решали другие, позволяя ребёнку оставаться ребёнком. И пускай это было скорее счастливое воспоминание, капелька горечи с растаявшим сахаром довершали картину. Предложение Монтегю прорвалось через пучину этих воспоминаний и девушка перевела взор на колесо обозрения, отвлекаясь от купленной ваты. На мгновение выдержав паузу, словно бы задумалась, Элеонора поддерживала напряжение в их абсолютно хаотичном плане, который, однако, пополнялся новыми пунктами за минуты. И нарушал собственные правила на раз-два!
— Тогда следующие два аттракциона выбираю я, — предупредила волшебница, кивая в знак согласия с предложением Элая. — И одним из них точно станет тир, где я одержу блистательную победу и ты получишь миленькую плюшевую игрушку.