В последние несколько недель Крам начал испытывать чувство, которое раньше было ему чуждо. Он не мог назвать это счастьем, потому что пока сам не договорился с собой, что можно испытывать такие эмоции. На данном этапе это можно было назвать полнейшим душевным равновесием. Когда все в жизни, кажется, стоит на своих местах и идет своим чередом. Расписание Никола было достаточно однообразным все это время: квиддич до позднего вечера, а потом он прилетал к Виктории. Или же она разжигала камин, ожидая его. Кажется, его замок начал наполняться каким-то уютом и напоминать Варну. Он нигде себя не чувствовал так, как там. А сейчас этот чертов кусок камня в Румынии начинал переставать угнетать болгарина. Он стал заметно мягче, но иногда не сдерживался от чего-то язвительного в адрес норвежки. Это поддерживало огонь между ними и не делало их предсвадебную жизнь скучной и рутиной. А они, если и делали друг другу больно, то только для удовольствия друг друга, что, в общем-то, тоже вносило какое-то разнообразие. Он еще не слишком хорошо знал, как устроена Виктория, а ему бы быстро наскучили нежности, которые обычно случаются между людьми, которые влюблены. Крама даже передергивало от одной этой мысли. Любовь? Что это вообще такое? Он столько раз говорит ей, что любит, когда их тела переплетены и точка наивысшего удовольствия чертовски близка. Болгарин шепчет ей три слова «Я тебя люблю», но ни разу в других ситуациях. Это кажется чем-то выходящим за рамки, которых у Никола никогда и не было.
Мужчина аккуратно залетает на территорию замка невесты, касаясь ногами мягкого снега, который сразу же начинает хрустеть под его весом. Болгарин переступает метлу и крепко берет ее в руку. Оказавшись внутри, он смахивает снег с головы и пальто. Верхнюю одежду он небрежно бросает не вешалку, а метлу аккуратно ставит в углу, только бы она, не дай Мерлин, не упала. С эльфом Виктории Никола уже успел провести беседу, что метлу лучше не стоит трогать, потому что, как минимум, он оторвет за это руки. Кажется, Крам оказался достаточно доходчивым и смог объяснить все с первого раза. Это было замечательно. Ибо тратить силы на разборки с очередным слугой ему не хотелось. По большей мере они встречались в замке Никола, который был совсем неподалеку, если сравнивать с расстоянием до стадиона в Шумене. Но порой оказывался здесь. Не так хорошо, как у себя, но, в принципе, было плевать, где быть вместе. Разрази его Волдеморт, но ему нравилось проводить свободное время с женщиной, которая ему не безразлична и которой не безразличен он. Все тело сразу так расслабляется, даже когда она просто сидит рядом, строча очередное письмо брату, или читая книгу. А Никола это время разрисовывал пергамент, где по квиддичному полю двигались четырнадцать кружочков, петляя меж друга. Ему нравилось разрабатывать тактики, хоть чаще всего он делился ими с командой, а сам действовал по ситуации. Он никогда даже не пытался предугадать действия противника. Все шло своим чередом и заканчивалось очередной победой. Не важно, «Джарви» или сборной.
- Видимость сегодня была отвратительная, - Никола заваливается на диван рядом с девушкой, гладя ее по внутренней части бедра, - Прости, если я воняю хуже драконьего навоза, - прикрывает глаза мужчина, устраиваясь поудобнее, - Но тренер нас сегодня вымотал, - Ветер был такой сильный, что Крам с трудом держался на метле – ее постоянно сносило в сторону. Но болгарин прекрасно понимал, что это не повод заканчивать тренировку, потому что матч может быть в таких же условиях. И это чемпионат. Его никто не перенесет и не отменит, потому что тысячи, а может даже и больше, магов соберутся, чтобы посмотреть на тебя, как ты летаешь, как профессионально зарабатываешь очки своей команде. Какие переносы? О них даже речи быть не может. Именно поэтому сегодня была полноценная тренировка, а Никола был намного более уставший, чем обычно. Он был немногословен. В горле, кажется, пересохло, да и это не это стиль – болтать без умолку. Вполне устраивала обстановка полнейшей тишины, которую изредка нарушал треск дерева в камине и дыхание Виктории. Он может вести себя как влюбленный идиот, и интересоваться только ей, но это казалось мужчине чем-то неестественным. И смысла в этом Крам, естественно, не видел, - Как прошел твой день? – его тон какой-то безразличный. И единственное, о чем Никола не хочет случайно услышать, что она виделась с Марко. Хоть у него не вышло убрать его с дороги, Йенсен все равно принадлежит только ему. И буквально через полтора месяца это будет официально. И тогда уже она никуда не денется. Впрочем, ей и не нужно, учитывая, что она во власти такого мужчины, как он.
Никола резко встает, предварительно аккуратно сжав ногу девушки, и достаточно быстро убирает пальцы с ее тела. Он решает, что нужно скорее избавиться от твоей грязной формы. Скоро Виктория, сидя на этом месте, будет вечно чувствовать, словно рядом с ней сидит Никола образца «после тяжелой тренировки». Он неторопливо снимает часть за частью защиту и все, что под ней, оставаясь лишь в штанах и обуви. Его тело блестело от влаги, и он готов раздеться дальше, если только Виктория скажет. Да даже усталость куда-то в миг улетучилась, когда он представил, как начнет ее раздевать. Это доставляло какие-то эстетическое и тактильное удовольствие. Он мог делать это быстро, а мог медленно – зависело от настроения. Иногда была необходимость в долгой прелюдии. А, порой, не было смысла в том, чтобы заставлять себя терпеть, потому что желание было слишком сильным. Только вот, кажется, невеста была совсем не в том настоении. Возможно, у него получится его поднять.

Отредактировано Nikola Krum (2018-11-23 03:55:02)

То, что Йенсен так безразлично отвечала, лишь заводило Никола сильнее. У них все сейчас быстро построенной на ссорах, которые в одну секунду оборачиваются страстью. И вот он уже готов ублажать ее всю ночь напролет, а Виктория – стонать до сухоты в горле. Краму сейчас никто не нужен кроме норвежки. Не было не желания, ни необходимости смотреть в сторону других девушек. Мужчина и так не особо этим грешил на протяжении многих лет, а сейчас необходимость и вовсе отпала, потому что он мог прийти к ней в любой момент, взбесить невесту тем, что без предупреждения, а потом взять ее в том же месте, где она стояла, не думая о том, что удобнее было бы оказаться в кровати. Они трахались абсолютно везде у него, у нее. Не важно, что под спиной камни, не важно, что голова чертовски близка в камину и волосы в любой момент могут загореться. Это боль и неудобство даже приносили какое-то удовольствие и изюминку. На людях же они вели себя, как обычно: изображали счастливую пару, где каждый из них души друг в друге не чаял. Сейчас это делать намного проще, потому что он только о ней и думает. Кроме тренировок по квиддичу. В это время все неизменно: перед глазами лишь квоффл и ворота. Охотник умел разграничивать работу и личную жизнь, которая совершенно недавно у него появилась.
Никола ждал каких-то действий и, кажется, даже увидел желание в глазах невесты, но все слишком быстро изменилось, и он увидел отвращение, а потом он просто срывается с места и куда-то убегает. Это показалось болгарину странным, но он не торопился следовать за Йенсен, выбрав вариант одеться. Это для начала. Он аккуратно все сложил, думая о том, что же могло произойти. Думать об этом не хотелось. Но и сидеть сложа руки маг не мог. Нехотя он идет дальше, заглядывая в каждую дверь, чтобы найти девушку. Правда, на это не понадобилось слишком много времени, учитывая, какие громкие и странные звуки. Сразу Крам не понял, что происходят за дверьми ванной и какое-то время просто стоял и прислушивался. Буквально через минуту до него дошло, что Йенсен плохо, но о причине он даже не мог думать, - Виктория, - негромко стучится он для начала, - Открой дверь, - но ответа не следует, а он слышит лишь кашель, - Виктория, - говорит он еще громче, сопровождая это все более настойчивыми стуками, - Что с тобой происходит, прямо сейчас же открой мне дверь, - Болгарин начинает злиться. Впрочем, это всегда происходит, когда кто-то осмеливается его ослушаться, - Я сейчас выломаю эту чертову дверь, если ты сейчас же меня не впустишь, - Но снова ничего, словно она его не слышит.
Достаточно долго, по крайней мере, дольше, чем нужно, до мага доходило, что же происходит с норвежкой. Он далеко не сразу провел параллель с тем, что пару лет назад происходило с женой старшего брата. Почти каждый день она запиралась в ванной и каждый раз, проходя мимо в эти моменты, Никола слышал то же самое, что сейчас происходит в его ванной комнате. Она беременна. Эта новость была безумной, и в нее сразу сложно было поверить. Они ведь ничего не планировали. Да и свадьба у них только потому, что этого хотели их родители. Сами они,  по крайней мере, Крам, еще не успели осознать, что хотят этого сами и что принуждать их больше не надо. Конечно же, он, как и любой мужчина, мечтал о наследнике, но не думал, что это случится прямо сейчас и матерью его крови станет Йенсен. Нет, он отнюдь не против, даже рад, кажется. Просто все слишком неожиданно. А, вообще, к этому можно быть готовым? Наверное, никогда не получится осознанно принять новость, что ты станешь отцом. Он помнит, как это все было у брата. Шок, смешанный с эйфорией. Примерно тоже самое чувствовал болгарин. Он даже прижался спиной к стене, потому что голова слегка пошла кругом от таких новостей. Но сейчас у него не было времени наслаждаться новостями.
- Вика, я захожу, - Никола понимал, что выбивание двери может быть опасным и воспользовался палочкой, - Алохомора, - Тихо шепчет он и слышит щелчок. Он открывает дверь аккуратно и не торопится входить. Крам не хочет напугать невесту и мать его будущего ребенка. Теперь она его цветок, который он будет оберегать получше своих метел. Не дай Мерлин, с ней что-то случится. Он заставит страдать абсолютно всех. Мужчина входит внутрь и присаживается рядом с Йенсен, поправляя ей волосы и, взяв ее за подбородок, вытирает влажные губы и смотрит ей прямо в глаза. Но взор суров, как и всегда, - Как давно ты знаешь? – он говорит тихо, мягко, словно любой резкий звук может побеспокоить новую жизнь в ее теле, - Тебе лучше? – он берет ее за руки и помогает подняться. Он даже готов носить ее на руках сутки напролет, только бы Йенсен не перенапрягалась. Болгарин не ожидал, что так резко изменится и станет намного мягче. Но сбылось то, о чем Крам мечтал и знал, что это его долг – обзавестись наследником. В том, что это будет мальчик – не было ни малейшего сомнения. В их роду почти всегда рождались только мужчины. Женщины тоже были, но каждый раз – как исключение, вызывавшее, что уж там скрывать, негодование у всей семьи. Женщина не сможет продолжить род, оставаясь Крам. Это был минус, при чем огромный.

Крам чувствует себя странно, пытаясь принять факт того, что он будет отцом. Это сложно, очень. Еще несколько минут назад он думал о том, как затащить ее в постель и наматывать ее мягкие волосы на свой кулак, впиваясь в шею в грудь поцелуями. Но он понимает, что сейчас не самое подходящее время для близости. Впрочем, да и для разговоров. Он молчит в то время, пока помогает ей дойти до постели. Не от того, что ему ничего сказать, а от того, что нужно больше времени все осмыслить. Даже эйфория куда-то ушла, освобождая место размышлениям. Это все слишком сложно. Он даже не представляет, как скажет матери, что она снова станет бабушкой, а братьям, что у них будет племянник. Больше всего в этой ситуации раздражало, что они еще не женаты и если это куда-то выльется, то мир заполнится слухами о том, что Виктория – шлюха, не способная выждать до свадьбы. А мужчина никому не позволит неуважительно относится к его будущей жене. А тем более, когда выяснилось, что она беременна и он будет стоять горой, защищая ее, готовый перегрызть глотку всем, даже самым близким. Знает ли об этом Йенсен? Наверняка, даже не догадывается, потому что в его глазах читается страх. И чего она боится? Он не навредит ей, и никогда бы не навредил. Весь гнев, который он на нее обрушивал, всегда имел предел.
Несколько минут он сидит рядом и смотрит в окно, где медленно падают крупные хлопья снега. Он обдумывает, что сказать дальше. Сложно собрать слова в предложения, но он делает над собой усилие, и наконец-то поворачивается к Виктории, смотря на нее немного сурово, но без какого-либо осуждения, - Я знал, что будет мальчик, иначе не могло произойти, - это радует, ибо девочка бы не удовлетворила его, не продолжила бы великий род Крамов, - Иначе не могло быть, - взгляд смягчается, а он кладет руку Йенсен на живот, желая что-то почувствовать, - Еще слишком рано? – он не умеет показывать истинную радость, но Виктория должна чувствовать, что ему не плевать, что ему важен это ребенок. Больше всего на свете. Пока он не любит его сильнее, чем квиддич, но это всего лишь вопрос времени, - Я хочу, чтобы ты переехала сюда. Мне необходимо знать, где ты и с кем и быть уверенным, что с тобой что-то произойдет в мое отсутствие, - это не просьба, а приказ. Никола не мог позволить себе, чтобы с невестой и ребенком что-то случилось. Он построит каменную стену вокруг них, ограничит общение со всеми, если понадобится, но у него будет здоровый наследник, которому однажды он отдаст все, что у него есть и что будет потом. Он будет великим и более известным, чем охотник «Джарви».
- Я зол потому, что ты мне ничего не сказала, - он отворачивается, - Я должен был быть первым, а не какая-то знахарка, - в какой-то мере ему обидно. Ну а как иначе? Мужчина ни за что в жизни не покажет свою слабину, даже перед Викторией. Он всегда был сильным и грубым и в один момент ничего не изменится в его характере. Даже не смотря на то, что Йенсен перевернула его мир с ног на голову в тот момент, когда они впервые поцеловались, сидя на метле над озером. Тогда Никола еще не знал, что долгое время они будут ненавидеть друг друга больше всего на свете. Но как все резко началось, так и закончилось. Резко, стремительно, внезапно, - Теперь ты должна понимать, что мы с ним, - указывает на живот, - самые важные в твоей жизни и тебя больше ничего не должно волновать, кроме этого ребенка, слышишь? – Вряд ли Йенсен послушает его, но это необходимо. Совсем скоро у них свадьба и ей придется слушаться его во всем. Пора бы привыкать к этому уже сейчас, чтобы потом было проще, - Если с ним что-то произойдет, то ничего хорошего не будет, - то не угроза. Крам вряд ли нормально отреагирует на тот факт, что с норвежской или плодом что-то пойдет не так. Он еще не признался сам себе, но проявлял слишком много заботы, хоть это выглядело как что-то совершенно другое.
Никола натягивает на девушку одеяло, чуть выше груди и никуда не уходит. Он тяжело дышит, потому что сложно смириться с тем, что скоро его жизнь изменится и вместо «Охотник» он будет носить такие звания как «отец, муж». Вроде бы и пора уже, но в его голове долгое время был лишь квиддич, - Тебе что-нибудь нужно? – на самом деле он не хочет уходить. Боится, что ей стает плохо, как только он отойдет. Беременность жены брата он видел лишь мельком и не представлял, какого это, когда видишь это каждый день, находишься рядом. Странно, но пора привыкать, - Я сегодня останусь здесь, - уверенно говорит он. Краму будет спокойнее. Его совсем не пугает перспектива оказаться с ног до головы измазанным рвотой. Это, хоть и не слишком приятный, но естественный процесс, - я уменьшу количество тренировок, - тренер явно не обрадуется, но на чемпионате он не подведет, а сейчас семья намного важнее. Если тот считает иначе, значит, возможно, команда не так уж и важна. Хотя, кого он обманывает? Слишком влюблен в квиддич и его сложно будет оставить в прошлом. Может быть, не придется?

От Виктории веяло страхом за версту. И это было странно, учитывая, как она себя вела, восседая на нем. Он чувствовал себя ее слугой и никак иначе. Что же сейчас поменялось? То, как он возвышался над ней в туалете, когда содержимое желудка оказывается снаружи. Словно в этом была какая-то надменность. Когда ты сидишь над туалетом, больше всего тебе не хочется, чтобы тебе кто-то помогал, а уж после – чтобы видел. Краму откровенно было плевать, потому что с норвежкой происходило то, что хоть не поддавалось его логике, но являлось вполне естественным. Но тогда почему все так? Мужчине даже самому было как-то не по себе. Хотелось выпить, может это смогло бы помочь придти ему в чувства, - Что-то не так? – обычно он все спрашивал и говорил напрямую, но сейчас ему казалось, что это не лучший вариант. Еще испугается и вовсе сбежит. Жена брата порой была безумно и совершала совершенно странные поступки, которые все описывали как «Она беременная. Все нормально». Неужели и у Йенсен начался этот период, когда в голове твориться какой-то бардак и все происходит на уровне первобытных инстинктов? Да, мать его любимого племянника Виктора была именно такой, пока он был в ее чреве, - Ты можешь сказать обо всем, что тебя беспокоит, - говорит мужчина, надеясь, что его мягкий голос и вежливое обращение помогут каким-то образом заставить девушку успокоиться. В этот момент он жалел, что ничего не смыслил в алхимии и не мог достать что-то, что сделало бы ее прежней.
- Ты не будешь жить вдали от меня, а я к тебе не перееду, - он тоталитарен во всем, в том числе и в этом вопросе. Вика должна быть у него под присмотром и плевать, что она думает по этому же поводу, - Как только тебе полегчает, я заберу тебя, а пока меня не будет дома, за тобой будет приглядывать моя мать, - Он аккуратно убирает руку с ее живота, ничего не почувствовав. Наверное, еще слишком рано. Но в этот момент его сердце буквально выскакивало из груди от осознания, что внутри растет его ребенок. Даже сложно представить, какой он там, но, можно точно сказать, что его сын в воображении был таким четким, не абстрактным, как бывает у многих, - Если ты против, то придется согласиться, ведь это наш, - он специально подчеркивает последнее слово, сказав его четче и громче остальных, - ребенок, - конечно же, он опасался, что из-за фамилии кто-то попытается навредить и Йенсен, и их сыну, когда об этом узнают все. Для болгарина это казалось лишь вопросом времени. Даже странно, что Вика не привлекала врагов семьи. Или все поняли, что если с ее головы упадет хоть волос, Никола убьет каждого, кто будет иметь к этому отношение любым боком. Виктория и то, что растет внутри нее – самое ценное, что сейчас есть в его жизни и он никому не позволит это отнять, даже если для этого нужно запереть ее в башне, - Ты можешь подумать, поразмышлять, но вариантов лучше будет. Я не отправлю тебя обратно в Норвегию, - перспектива находится с семьей девушки его не сильно радовала. Не потому, что они ему не нравились. Просто каждый так и будет норовить влезть со своими советами. Ему это не нужно, как и норвежке. Они взрослые и сами разберутся с проблемами. Нет, слишком плохо сказано, проблемы. Их будущий ребенок не был проблемой, он был всем, еще не появившись на свет.
Крам смотрит на нее, но они не встречаются взглядами. Ему это не нравится, но он ничего не говорит, лишь удивленно поджимая губы от ее слов, - Я никуда не уйду, хочешь ты этого или нет, - прикусывает внутреннюю сторону щеки до такого степени, что начинает чувствовать вкус металла, - Скоро мы станем семьей, ты родишь, и все будет нормально, - он совсем не умеет успокаивать, потому что в этом никогда не было необходимости. С братьями хватало лишь кивка, который говорил слишком много, а мать, когда умер отец, он просто обнял. Выражать сочувствие другим способом он просто не умел, если умел вообще, - А пока подумай о том, как будет лучше для нас, - не для нее, не для ребенка, он говорит именно «мы», - Это будет самым лучшим решением сейчас, - он отворачивается, посмотреть в окно, сузив глаза. Он что-то пытался увидеть вдали, но не знал, есть ли там что-то в принципе. Просто необходимо было за что-то зацепиться взглядом, чтобы еще в зародыше убить злость, которая разгоралась в нем, как только Виктория начинала спорить с мужчиной. Он резко дергается, когда девушка хватает болгарина за руку. Ее слова были как в тумане, и ему понадобилось несколько секунд, чтобы осознать, что именно она сказала. Страх. Ей страшно, - Чего ты боишься? – Он берет ее хрупкую руку в свою большую ладонь и притягивает ее к себе, гладя ее голову к себе на плечо. Одной рукой он берет ее за талию, а пальцы ее легонько сжимает, - тебя никто не тронет, - грубо, но негромко говорит он. Это был максимум, на который он способен. Может быть, пора научиться? Кажется, что уже поздно.

Крам любого порвет за нее. На мелкие кусочки, раскидывая их по всему свету. Он будет рычать как дикое животное, считающее, что на его добычу кто-то пытается покуситься. Но Виктория не была ни добычей, ни трофеем. Пусть вокруг думают что угодно, только Никола на это откровенно плевать. Он знает, что для него значит девушка и их еще нерожденный ребенок. Норвежка была для него всем, и даже чуть больше. Рядом с ней он становился спокойнее. Наслушался в свое время от жены брата, что дети все чувствуют. Наверное, это и стало тем сдерживающим фактором, который не давал мужчине взорваться по любому поводу. Еще час назад он бы взорвался от того, что Виктория с ним спорит. Ведь, как такое может произойти, что ему перечат? Это нонсенс. Но Крам знает, как бы все закончилось. Сексом заканчивались все их последние ссоры и в этом что-то было. Никола нужен был лишь повод, чтобы схватить ее за шею, прижат к стене и запустить руку ей под шелковое белье, чувствуя, как она изгибается от удовольствия. Он был готов в очередной раз поступить так, когда почувствовал холод с ее стороны, который словно провоцировал его сделать именно так. Йенсен нравилась грубость и если она начнет это отрицать, то болгарин ни за что не поверит, потому что знает, как все на самом деле.
- Ты не будешь одна, - он не раскидывается словами «обещаю» или «клянусь», но сказанное это подразумевало, - Если понадобится, то я буду с тобой сутками, - она, конечно же, начнет отпираться, говорить, что ей это не надо, что справится сама, но сейчас что-то заставляло девушку говорить искренне, как казалось магу, а он старался ее не перебивать, дабы не выводить из себя. С каких пор он стал таким мягкотелым? Готов прогнуться и пожертвовать всем ради своей крови, человека, который только начинал зарождаться внутри Виктории. Никола всегда учили, что семья – важнее всего. На самом деле, этому ребенку суждено было родиться, но никто не мог подумать, даже они сами, что это случится так скоро, да еще и до свадьбы. Но мужчину бы слабо волновали косые взгляды и шепот за спиной, что ребенок рожден вне брака. Только Никола решает, кого считать своим, и кого наградить своей фамилией. Брак – всего лишь формальность. Как и традиция дарить кольца. Кто-то просто хотел заработать на продаже куска дорогого металла еще больше. И с тех пор это так укрепилось в обществе, что иначе никто не мог представить церемонию. Как это, без традиционного обмена кольцами? Даже мужчине пришлось это сделать пару лет назад, когда их обручили с Йенсен. Никола странно отдал ей кольцо, но надевал ей ее на палец с особым удовольствием. Как бы он не отрицал – иметь такую красивую жену желал бы каждый. И он не был исключением. Но когда животный инстинкт перешел в симпатию – все разрушилось в один момент. Прошло много времени, пока они собрали все воедино, хоть и не самым привычным для окружающих способом – сексом.
- Я еще не успел об этом подумать, - он кладет руку ей на бедро, прижимая к себе чуть сильнее, - Это слишком серьезно, а я пять минут как узнал, - немного утрирует болгарин. Да, это был слишком рано, ведь он еще не успел свыкнуться с мыслью о том, что он станет не просто мужем, а еще и отцом. В какой-то мере ему нравилась эта мысль, потому что в этом он видел какую-то сложную махинацию, где он становится на место Златана, будучи главой семьи. Все меняется, а сейчас эти изменения наиболее ощутимы и кардинальны, - Ты слишком много об этом думаешь, расслабься, - ее поцелуй дразнит и он хочет чтобы она оказалась на нем прямо сейчас. И возбуждение скрывать слишком тяжело, поэтому приходится сжать зубы и думать о чем-то, что возбуждало его не так сильно, - Ты дрожишь? – пытаясь как-то отвлечься от мыслей о том, чтобы оказаться в ней, он немного потерял связь между реальностью и происходящим, - Тебе холодно или ты боишься, что я что-то тебе сделаю? – Ему нужно это знать, потому что с ним она должна чувствовать себя как за каменной стеной, а не пугаться его тени, - Не глупи, - он берет ее за подбородок и их носы касаются, а он не сводит взгляда с ее пухлых губ.
Болгарин немного отстраняется, но все еще держит норвежку при себе. Ему нравилось это чувство контроля над ней, над ситуацией, но сейчас он его полностью потерял. Пустить все на самотек? Это сложно для такого человека, как Никола. Его даже раздражало, когда во время квиддича ему не удавалось следить за всем и поворачивать ситуацию в свою пользу, - Если я скажу тебе, что то, что ты видишь во мне того, кто трахает каждую встречную – ошибочное суждение,  ты поверишь? – Он залазит на кровать с ногами. Ожидая, что же ответит Йенсен. «Нет» - будет ложью, а «да» будет означать недоверие, - не важно, что было до этого, - он складывает руки ладонь к ладони, держа их в воздухе, - Не важно, что было в моей жизни до, - пальцами он упирается к кровать, приподнимая верхнюю часть туловища, чтобы снова оказаться ближе к невесте. Никола шепчет девушке на ухо, - женщины никогда не были для меня как метлы, - а метлы, в свою очередь, были как женщины, но об этом не обязательно говорить вслух.

Никола не нравилось, как он себя ощущал. Вместо жестокости и власти на смену приходил страх навредить своему будущему наследнику, раз Виктория так уверена в том, что у них родится именно мальчик. Он больше не мог прижать ее к стене лицом, задирая сзади юбку и чувствуя ее упругие ягодицы в своих руках, разрывая на ней нижнее белье вместо того, чтобы . Он не мог больше толкать ее на кровать, наваливаясь всем весом сверху. Если, не дай Мерлин, он навредит ребёнку, то ни за что себе не простит. Это его кровь и тот, кто унаследует все, что есть у него и Виктории. Это сводит с ума, потому что это совершенно нетипичное для болгарина состояние. Он никогда не чувствовал любовь, никогда так сильно не боялся за жизнь кого-то, кто ещё не родился. И не смотря на слухи об интрижке с Румыном, все же хотелось верить, что это не правда, Крам был уверен в том, что ребёнок только от него. Он уже представлял, как будет растить сына, как подарит ему первую в жизни метлу и как научит его на ней летать. Вряд ли Йенсен думает, что с таким распорядком дня он будет в состоянии уделять ребёнку столько времени, сколько ему необходимо. В их жизни не будет никаких нянь и прочего. Виктория и он вырастят ребёнка сами, прививая ему с самого рождения необходимые черты характера. Многие могут сказать, что это глупость, и никто так не делает, но ему откровенно плевать.
- Братья не станут меня защищать, - честно признается Никола, - мы не лезем в дела друг друга, - и в их отношениях это нравилось ему больше всего. Даже больше чем то, что они ради него пойдут на все. Приятно знать, что какие-то моменты остаются сугубо при тебе и никто не пытается давать тебе советы на этот счёт. Никола уже взрослый мужчина и вполне может справится со всеми своими проблемами самостоятельно, не прибегая ни к чьей помощи. Все-таки Крамы - гордые. И им проще умереть, чем показать, что у них что-то не получается, - им хватает своих дел. Никто не станет меня выгораживать. И я ещё раз повторяю, что никого нет. И не было, а тебе пора научиться мне верить, - Никола злится, потому что эта чушь, которую придумала Виктория, не имеет никакого отношения к реальности, - если я мог поиметь любую, то почему я с тобой? - это грубый и детский вопрос, но ему просто необходимо было его задать, чтобы девушка поняла, что ему никто не нужен. Ни физически, ни на духовном уровне. Как бы не хотелось это признавать, но не она принадлежит он, а он принадлежит ей. С ним никогда такого не было и, почему-то хотелось бы думать о том, что у Йенсен тоже такого не было. И даже странно, что он о таком переживал. Стоп. Он переживает? Да, и это злит его ещё больше.
Чем сильнее она к нему прижималась, тем сильнее напрягается каждая мышца на его теле. Ему приходится изо всех сил сопротивляться, чтобы не начать созывать с неё одежду. И чем более жалко она выглядело, тем сильнее было это желание. На каком-то подсознательному уровне он наделся, что когда он овладеет Викторией, в ней снова включится та стерва, волосы которой так сильно хочется наматывать на кулак. Мысли о сексе с ней не отпускают. А спрашивать напрямую, можно ли делать это сейчас, он не хотел. Это все так странно. И Никола первый раз сталкивается с беременностью настолько плотно. Он ведь в любом случае может сделать ей приятно, пренебрегая своими желаниями. Возможно, это поможет ей расслабиться и не думать о всякой ерунде, типа несуществующих девушек Крама. У него есть лишь она и квиддичные тренировки. На большее у него нет времени и, с появление сына, точно не будет, - Ты слишком о многом думаешь, что совершенно не имеет значения, - говорит мужчина, поглаживая ее по волосам, и устраиваясь поудобнее, - ты вообще сейчас слишком много думаешь, - заключает он, - Ты напряжена, - одним легким движением он поворачивает ее спиной к себе и, учитывая свою хватку, начинает, еле касаясь, массировать ее спину, дабы не сделать ей больно.
- Тебе хорошо? – он убирает ее волосы в сторону и смотрит на изящную шею девушки. Он всегда был эгоистом, а беременная невеста делает его податливым и слабым, готовым бросить все ради нее. Даже, разрази его Мерлин, квиддич, - но ты так и не согласилась жить со мной, чтобы ты не оставалась в одиночестве, - он нагибается в ее шее, проводя по ней пальцем, и прислоняется к ней губами, оголяя ее плечо. Чем большая часть Йенсен была обнажена, тем сильнее напрягалось все в его брюках. Он ждал сигнала, что может пойти дальше. Хотя он так увлекался ею, что, казалось, не дождется него и буде спускаться все ниже и ниже, заставляя ее стонать от удовольствия, - Я не спрашиваю, я настаиваю на этом, - Никола спускается вниз по плечу, сильнее впиваясь губами в кожу девушки, второй рукой спускаясь по ее левому боку. Его дыхание учащается, и он уже ничего не хочет говорить, желая лишь снова оказаться на ней. Или под. Не имеет значения. Быть с ней одним целым – единственное, что он желает сейчас больше всего, готовый стоять перед ней на коленях и целовать ноги. Ради нее он пойдет на все, ведь она почти часть его семьи, мать его ребенка, которого носит под сердцем. Она почти что Крам и автоматически попадала под защиту всей его семьи, не только его.

- Ты не права, - резко говорит Крам, словно рассекая сказанным воздух. Он  хотел загореться от слов Виктории. Придумала себе что-то и развивает это в своей голове по своему сценарию. Интересно, что еще в ее голове? Про то, что он трахает всех фантаток – он уже понял. Теперь все сводится к тому, что ему нужен ребенок, а не она. Полный бред и он хотел ей высказаться, схватив за шею, чтобы было понятнее, так сказать. Но в один момент в голове  срабатывает она шестеренка, которая ломает все то, что было в его голове до этого. Цельный и сложный механизм сломлен и неизвестно, поддается ли восстановлению. Это не нравилось Никола, он начинал считать себя бракованным, не таким, как должен быть. Любая часть механизма, пришедшая в негодность, делала болгарина не годным ни на что. Сейчас же сломалась одна из самых больших шестеренок, стопоря все остальное. К сожалению, мужчина не знал, что необходимо, чтобы снова привести все в рабочее состояние, но все случилось из-за того, что он прогнулся под женщиной. Не зря говорят, что от них все беды. И если бы не одно «но», он мог бы четко представить себе будущее, где он у ее ног. Целует их, боготворит. Но все это временно. После рождения ребенка маг не спустит ей такое поведение с рук.
Он не мог ей сказать, что любит, не потому что это не так, а по причине, что он в принципе не разбрасывается такими словами, считая их пустым и ничего не значащим. Было ощущение, что Виктории нужно это услышать, чтобы успокоится. И то спустя пару минут она найдет новый повод переживать. Начинало казаться, что беременность у Йенсен пройдет не так просто, если она на начальном этапе так испугана, - Я с тобой из-за тебя. Ребенок не менее важен, но ничего бы не изменилось, не забеременей ты, - Никола почти не лгал. Он бы не был с ней так нежен, насколько только возможно, и аккуратен, если бы не ребенок, которого она носила под сердцем. В этих отношениях, если это так можно было назвать, болгарин был тем, кто должен был адаптироваться. Он должен выполнять ее капризы и, порой, думать даже не за двоих, а за троих. Виски начинали пульсировать от этой мысли, и он уже думал о том, что проведет ночь в компании бутылочки ракии, чтобы все окончательно уложилось в голове и встало на свои места, - Ты что-нибудь хочешь? – он метнется сам, только бы девушка была спокойна. Она станет матерью и, сложно не догадаться, что боится. Крам тоже чувствует страх, но не показывает его, потому что ему необходимо быть сильным.
- Так будет лучше, - выдыхает он, кладя руку ей на бедро, - мне будет спокойнее, если ты будешь со мной. В моем замке безопаснее, - об этом Крам позаботился в первую очередь, - Ты можешь взять с собой слугу, если нужна необходимость, к нам могут приходить все, кто тебе понадобится, - Никола не в восторге от того, что есть возможность терпеть в своих владениях кого-то, кому он не рад, но сейчас он не в той ситуации, когда мог диктовать абсолютно все. Виктория согласилась на то, чтобы жить у него – это уже определенный прогресс. Сейчас настала его очередь уступить. И хоть он так уверенно дал ответ, внутри него вот-вот взорвется вулкан. Осознание того, что кто-то посторонний будет трогать его вещи, заставляло со всей силы сжать зубы, чтобы сдержаться, - Главное, что ты будешь под моим присмотром, и присмотром моего эльфа, - даже только эльф был стопроцентной гарантией того, что Виктория не натворит глупостей. А в ее состоянии, которое казалось совсем нестабильным, казалось, всякое могло случиться. Пора становиться еще более ответственным и думать не только о карьере, не только о войне, не только о семье, которая была у него всю жизнь, но и о его новой семье. И, Мерлин, совсем скоро их история, длинной более, чем в два года, узаконится. Виктория перестанет быть Йенсен и станет Крам. И к этому они шли так долго.
В их истории был ураган: от ненависти они переходили в любви и наоборот. И в этом было что-то свое. Конечно. Никола не ожидал, что станет отцом в ближайшее время, но и открещиваться от этого он не намерен, - Конечно, - соглашается он, - если ты не против, то я сообщу семье. Они будут счастливы. София так точно, - мать сойдет с ума от факта, что снова станет бабушкой. А братья, учитывая, что они не в курсе происходящего, наверняка будут недоумевать, как девушка, которую Никола так сильно ненавидел, беременна от него. Да, он не был любителем обсуждать с братьями свои отношения. Все обычно проскакивало в разговоре в виде легкой шутки, после которой тема обычно резко менялась. И никто к ней не возвращался, - Если ты считаешь, что это должно остаться тайной – я не смею спорить, - он скроет это почти ото всех. Но не сможет от Валко. Брат узнает сегодня же, - Но думаю, что мои должны знать, - он занимает такую позицию, что, вроде как, не настаивает, хотя на самом деле, аккуратно подталкивает Йенсен к тому, чтобы она сама заставила его сказать Крамам такую прекрасную новость, - Это внук Софии, племянник моих братьев, - рука немного сжимается на ноге девушки, но не причиняет боли. Сам же болгарин делает глубокий вдох, чтобы не быть резким, если ответ его не удовлетворит.

Впервые за долгое время мужчина чувствовал себя потерянным и не знал, как стоит поступить. На них свалилось слишком много с этой свадьбой, ребенком. А скоро еще чемпионат. Каким бы сильным не был болгарин, это все на него чертовски давило, перекрывало дыхание, и отчасти он был словно в клетке. Но не Виктория заперла его. Но, в то же время, ее не было с ним в заточении. Это все слишком сложно переварить, расставить по полочкам в своей голове. Никола привык думать только о квиддиче. О том, как забить квоффл, как скинуть противника с метлы. Сейчас же у него в мир появилось слишком много забот, к которым он, вроде как, всегда был готов, но не прямо сейчас. Крам часто думал о своих новых ролях, о том, как это все будет. Только тогда это все было лишь размышлениями, а стало реальностью. К роли мужа он привык, это было не трудно, ведь он хотеть владеть Йенсен полностью, ни с кем ее не разделяя. А с ролью отца еще придется смириться. Вряд ли есть книги об этом. А спрашивать, например, брата, он не согласился бы. Слишком уж личная тема, которых он всячески избегал на протяжении долгого времени. Обсуждать такое даже с братьями – недопустимо для него. Он сразу видит, как теряет свой авторитет. Никола всегда был для других суровым болгарином, рассудительным, но с горячим нравом. И сейчас он становится тряпкой. Медленно, но этот факт нельзя отрицать.
- Мне нужно быть уверенным в том, что с тобой все будет в порядке, - он все еще говорит сурово, словно перед ним не его невеста, а кто-то из квиддичнй команды. Надо учиться быть мягче, потому что сам этого хочет, но Златан никогда не отличался снисходительностью и он отчасти в ответе за то, каким он стал. Всегда хотелось сказать спасибо, а сейчас трудно найти себе место от мысли, что он будет с ребенком таким же, как когда-то его отец с ним. Наверняка труп Златана уже миллион раз перевернулся в могиле, потому что его сын дал слабины, не смог остаться твердым до конца. Он согласился на этот брак только из-за него, а после не высказался против из-за смерти Златана. Сложно сказать, как бы сложилась их жизнь, не сломай он все два года назад. Все же было что-то в том, что целых два года они ненавидели друг друга и держались а руки, сквозь зубы сыпля друг на друга сотнями проклятий, но профессионально держа на лице улыбку. Это, определенно, придало огня их отношениям и, если все это вычеркнуть, будет не то. Каждый момент в их истории имел смысл. Он еще не все разгадал, но чувствовал, что все произошло не просто так, каждый момент сыграл определенную роль в их истории.
- Прости, - он резко убирает руку, откидываясь назад. Со всех сил стискивает зубы, только бы не сорваться. Ему нужно привыкнуть контролировать свою силу.  Он больше не может со всех сил вдавливать ее в стену, не может сжимать руку на ее тонкой шее, не может грубо трахать ее. Никола слишком мало знал о беременности и боялся свершить лишний вздох. Эта область была им не изучена и вызывала кучу вопросов и, как бы не хотелось признавать – страх и ужас. Нет, он не боялся, что у Йенсен появится живот, что там кто-то начнет шевелиться, хотя пока еще сложно представить это все. Но это ребенок Крама и он вырастит его достойным своей фамилии, и он добьется еще больше, чем все три брата вместе взятые. Иначе быть не могло, - Я не знаю, с какой стороны к тебе подступится. Меня это не нравится, - надеется, что немного откровения поможет как-то разговорить девушку, которая была не слишком многословна. Никола даже казалось, что она говорила намного меньше, чем обычно, что его безумно раздражало. Он не знал, что сделать для нее, чтобы избавиться от холода, который раз в несколько минут отходил от Виктории. В такие моменты она полностью оправдывала свое происхождение – норвежка.
- Чего мне боятся? – он смотрит в потолок и старается не двигаться, чтобы не раздражать Йенсен, которая сейчас была особенно чувствительна, судя по всему, - Это мой ребенок и мне плевать, что мы зачали его до брака, - свадьбы всегда была лишь формальностью для Никола. Это сборище родственников и знакомых, имена которых ты порой не помнишь. И они огромным потоком несут подарки, говорят кучу приятны слов, которые заранее заготовили, а ты стоишь и улыбаешься, словно тебе это на самом деле приятно. Будь его воля, он бы прямо сейчас обвенчался с ней без лишних свидетелей, но нет. София и родители Виктории настояли на том, что должна быть церемония, которая будет сочетать в себе традиционные черты как болгарского народа, так и норвежского. В очередной раз Крам был рад, то не занимается организацией и не обязан думать о том, как это все организовать. София сказала, что его единственная задача в тот день, быть аккуратным и улыбаться всем. Кажется, с этим он в состоянии справится. Если ничего не случится, - Мне кажется, словно ты чего-то боишься. Меня? - поджимая губы говорит болгарин, - Это все из-за ребенка или есть другие причины? – Он мог продолжить молча пялиться в потолок, но Никола не мог так. Пока он не понимает, что творится в голове Виктории, это будет его пожирать изнутри, пока не оставит от него ничего.

Он хочет кричать, схватить ее за плечи и трясти, пытаясь узнать, что же случилось, но сейчас это непозволительно. Никола был сильно ограничен в действиях, потому что знал, что физическая грубость может навредить ребенку, а скажи он что-то лишнее – это приведет к истерике и волнениям. Сложно подавлять самого себя, но у него не было выбора. Конечно, можно было бы сказать, мол, оставайся где хочешь, а я буду приходить к тебе, когда захочу и будет время, но он никому не доверить своего ребенка. Возможно, он становится параноиком, но лучше так, чем допустить, чтобы все вышло из-под контроля и привело неизвестно к каким последствиям. Крам всегда должен все держать в своих руках. Он уже упустил момент, когда Виктория забеременела. Все, что произойдет дальше должно быть четко запланировано. Проблему с тем, где они будут жить, они уже решили. Осталось понять, как заставить ее не быть такой хмурой. Но насколько помнил болгарин, беременные женщины – неуправляемы. В один момент она может забраться за него, требуя, чтобы он отымел ее как в последний раз, а через пять минут выгонять и кидаться всем, что попадется под руку. С этим ничего нельзя поделать и это раздражало мужчину и где-то глубоко внутри он ждал момента, когда останется один, чтобы выплеснуть все, что накопилось в нем с того момента, как он увидел, что норвежке плохо.
- Да, конечно, соберись, - нехотя соглашается Крам, неподвижно лежа на кровати и глядя в потолок. Он понимает, что ему лучше уйти, но что-то подсказывает, что Виктория может натворить глупостей. Да, нужно признать, что он ей не доверяет. Не смотря на влечение и страсть, которые между ними есть и слова любви, которые он, кажется, говорил, когда кончал в нее, он относился к ней уважительно, но все равно в его голосе всегда чувствовалось, что она его собственность. Каждым звуком он давал ей это понять, - Если хочешь, я сам могу тебя забрать, - предлагает он, прекрасно понимая, что получит отказ, - Мне не составит труда вернуться за тобой утром, - говорит твердо, словно настаивает на этом. Ему будет куда более спокойно, если все будет проходить под его надзором. Родители Йенсен, конечно, были милыми людьми, настолько, что Крам чувствовал себя рядом с ними безумно неудобно, будучи достаточно грубым в общении. Наверное, смягчить его могло лишь несколько людей, среди которых большим влиянием обладала его невеста, рассматривающая себя в зеркале. Да, он не мог представить, какого это – носить в себе такой долгий срок кого-то чужого, хоть и своего. И Никола уже подумывает на счет того, что, мол, получится ли у него терпеть каждый раз перепады настроения или в один прекрасный момент он сорвется.
- Что, прости? – он даже привстал с кровати, не веря своим ушам. Ему казалось, что Йенсен, наоборот, не хотела быть одна сегодня. Только вот решение слишком быстро изменилось и она, хоть и не с криками, но гнала болгарина прочь. Ох, как он хотел возмутиться, сказать, что ее желания сейчас – полнейший бред, но, сжав кулак и зубы, он лишь мычить еле внятное, - угу, - поднимаясь с постель. Крам подходит к ней и обнимает за плечи, глядя на их отражение в зеркале. Их ребенку повезет родиться красивым и сильным, ведь он унаследует черты обоих родителей. Даже странно, что в голове возникла мысль, что они отлично смотрятся вместе. Нет, это не какой-то секундный порыв, они на самом деле подходили друг другу. Ее холодное поведение и его горячий темперамент отлично дополняли друг друга. А то, что пришлось слишком много времени потратить на то, чтобы к этому прийти – их вина. Он был моложе и намного глупее, срывая свою злость на всех, кто подворачивался. Йенсен так же попала под руку. Но Крам не жалел, примирение было намного лучше того, что он мог ожидать. Возможно, потрахайся они по любви, такой страсти не было бы. А она была важным связующим между ними. Возможно даже, главным, до того, как Никола узнал сегодняшние новости.
- Завтра к вечеру буду ждать тебя с твоими родителями, раз ты так хочешь. Если захочешь меня увидеть – держи, - он отпускает плечи девушки и засовывает руку в карман, доставая оттуда небольшую брошь, - Если ты захочешь оказаться у меня раньше – просто защелкни ее на своей одежде, - Никола хочет дать девушке альтернативу, - Не задерживайся, - он берет ее за подбородок и кратко целует, без лишних слов покидая комнату. До ее переезда он вряд ли найдет себе место и, оказавшись дома, сразу же запрыгнет на метлу чтобы немного проветриться. Может удастся выбросить из головы мысли о том, что Йенсен потеряла голову и способна… Да он понятия не имел, на что она способна. Сейчас он не знал это даже о себе. Полетать, выпить и заснуть. Больше ему ничего не нужно. Единственную вещь, которая могла быстро доставить его домой, отдана норвежке и ему остаются портал или аппарация. На второе он не слишком способен, потому что в голове такой хаос, что вероятность расщепления была слишком высока. Портал кажется не самым лучшим, но самым оптимальный вариантом. Крам достает палочку и касается дверной ручки, - Портус, - Одно касание и его словно затягивает в дверь, и спустя секунду его нет в замке. Зато он оказывается у себя дома, целенаправленно направляясь в чулан с метлами. Он даже не выбирает, а берет первую попавшуюся и летит в зимнюю ночь, наплевав на то, что он слишком легко одет.