Daily Prophet: Fear of the Dark |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Daily Prophet: Fear of the Dark » GRINGOTTS WIZARD BANK » [13.06.1975] let's not pretend
«love is a game to you, let's not pretend»
Faust Vaisey & Silvestri Greengrass
Дата: 13/06/1975.
Локация: Поместье Гринграсс.
Когда мать обожает устраивать приемы, ссылаясь на необходимость поддерживать статус, даже день рождения превращается в смертельную пытку. В особенности, если в числе гостей окажется тот, кого ты не приглашала, с подарком в виде известий о вашей помолвке.
Счастливого восемнадцатилетия, Сильвестри.
Отредактировано Silvestri Greengrass (2019-01-21 19:59:59)
Младшему Вэйзи никогда не приходило в голову изъясняться с отцом, да и вообще с кем-либо не настолько близким по духу и манере вести свои дела, о делах сердечных или проводить доверительные разговоры впустую. Прекрасно зная, что для него не существует веского «нет» и отец скорее заложит их фамильный особняк и продаст всех домовых эльфов живодеру Ноггину в Лютном переулке, чем откажет ему хоть в чем-то, тем не менее Фауст юлил на любой наводящий вопрос о своем странном поведении, сносно скрывая наваждение, накрывшее его с головой. Будь Тибальд внимательнее, он бы заметил, что его сын плохо спит и под лихорадочно блестящими глазами пролегли глубокие тени, а от задавленного не проходящим комом в горле аппетита заострились скулы, сделав лицо похожим на восковую маску. Будь Тибальд настойчивее, он бы сломал мрачное, неестественное молчание сына и извлек бы что из него вытягивает все жилы и что ему необходимо чтобы избавиться от изнуряющего чувства беспомощности и апатии. Все что сделал Тибальд, это дождался пока сын сдастся сам, не найдя лучшего решения своей проблеме, чем попросить отцовской помощи и участия. К концу весны, готовый раздробить собственный череп, чтобы только выудить Гринграсс из головы, бывший слизеринец, долго выверяя слова и увиливая от прямых формулировок, попросил у отца подарок. Старший Вэйзи, когда-то вбивший в голову сына что все в их мире можно купить, только не всегда цена измеряется галлеонами, здорово повеселился от подобной просьбы, но спросил хочет ли он это ко дню рождения или к Рождеству. Фауст без промедления ответил, что хочет сейчас.
В этот вечер в доме Гринграссов куда более шумно и людно, чем те несколько дней назад когда он, уже зная что и так все решено, формальным жестом просил руки (очевидно, без сердца, и без того преисполненного ненавистью к нему), их средней дочери. И если миссис Гринграсс безвозвратно попала под его вежливый тон и такой же убийственно вежливый, проницательный взгляд, с мистером «я-не-уверен-что-это-стоит-решать-без-нее» было сложнее, отчего Фауст был рад, что последний сегодня не присутствовал. Ни к чему заботливому папочке видеть как из-за его неспособности сказать веское нет, ломается жизнь его дочери.
Безотчетно смахивая невидимые пылинки летучего пороха с рукавов черной, будто он собрался на похороны, рубашки, Вэйзи замирает на площадке у лестницы ведущей вниз, в плотную толпу гостей, словно там провели невидимую черту и ему туда нет хода. Как плохой и еще и нежеланный здесь (по правде одним лишь человеком) гость он появился поздно, будто и вовсе не хотел (еще как хотел, все бы отдал чтобы увидеть это своими глазами), хотя единственное чего он не хотел это провоцировать конфликт в гуще гостей, а одно его присутствие там уже было бы спусковым крючком. На темной площадке он слегка опирается обеими ладонями о перила и с еле заметной ухмылкой заглядывает вниз - с этой точки отлично просматривается весь зал. Гринграссы очевидно любят чертовски большое количество гостей по любому поводу и без, но даже в пестрой толпе напыщенных приглашенных она кажется была единственной, на кого стоило обратить внимание. Нужное лицо находится слишком быстро и он буквально приклеивается взглядом, открыто его рассматривая – именинница слишком счастлива, значит нужную весть (что иронично, в виде главного подарка) ей еще не успели донести. Недолгое время в ожидании потянулось до мучительного вязко, но стоило увидеть миссис Гринграсс, лавирующую в толпе по направлению к своей дочери и от волнения сердце бешено заколотилось – нет ничего лучше, чем наблюдать собственные злодеяния, совершенные чужими руками. С высоты его площадки и с тем как оглушающе кровь бухала в ушах, ни черта не было слышно, но по движению лиц и эмоций на них он мог с легкостью передразнить весь диалог. Конечно, в этот раз она будет держать лицо чтобы ни случилось и нет никого под рукой чтобы залепить пощечину, по крайней мере сейчас. В какой-то момент Вэйзи пробирает безумный смех от осознания совершенного, и он отчаянно пытается сдержаться, отчего ухмылка на лице превращается в кривую прорезь вместо рта, и сжимает деревянные поручни перил с такой силой, что костяшки на пальцах стремительно бледнеют. Тут же ему чудится что его находит взгляд девушки и в том мелькает что-то похожее на удушливую панику, отчего ликование с новой силой начинает распирать его изнутри. Ход сделан и нет ничего на этом свете, что крошка Силь может сделать в ответ, чтобы закончить эту партию в свою пользу.
Когда похоже на то что больше не на что смотреть, бывший слизеринец не сдерживает тихого смешка, разворачивается на мысках ботинок, непроизвольно распрямляя плечи, мельком поправляя упавшие на лоб волосы загладив их назад, и направляется по длинному, пустынному коридору вдоль старых резных комодов с медными ручками и дорогих серебряных рам на темных стенах, ему чудится что портреты смотрят на него с осуждением, пусть и не видно их рисованных лиц в тени, но в ответ смотрит прямо – им придется смириться, он теперь часть этой семьи. Кажется даже деревянные половицы неровным хором сухо скрипят под его шагами, говоря ему «прочь», но Вэйзи уже не сдерживает широкой улыбки, толкая дверь в пустующий кабинет. Он обходит стул, где сидел несколько дней назад и падает в тот, где тогда сидел мистер Гринграсс, расслабленно закидывая ноги на секретер, заваленный бумагами, чертежами, чернильницами и еще черт знает чем. По привычке сложив ладони домиком Вэйзи неспешно закурил, сизый дым струится ему в глаза и недовольно сощурившись он вскидывает голову, отбрасывая длинную челку со лба. Без особого интереса он осматривает откровенно дорогие предметы обстановки, обшитые красным деревом стены и камин, больше похожий на музейный экспонат, постепенно безумно пляшущие мысли в голове приходят в свое привычное состояние, где они рассортированы как в лучшем библиотечном архиве. Он успевает стряхнуть пепел ровно один раз, когда дверь с грохотом распахивается, и кажется если взглядом можно было бы убивать, он в ту же секунду стал бы мертвее всех обитателей портретов в коридоре. С холодным любопытством в глазах Фауст внимательно смотрит на Силь, будто раздумывает начнет ли она кричать или расплачется, по-детски вытирая слезы тыльной стороной ладони. Не дожидаясь ни того ни другого, чуть подтянувшись вперед он достает что-то из правого кармана и небрежным жестом кладет это на стол – металл чуть скользит по деревянной поверхности стола с характерным звуком. Вести себя предельно уничижительно – лучшая тактика подавления, жаль не он сам это когда-то придумал.
Спрятав короткий смешок за ладонью с зажатой между пальцами сигаретой, Фауст равнодушно кивает в сторону еще не успевшего остыть металлического ободка, – Надень.
[indent] Сильвестри никогда не любила пышных приемов, предпочитая отсиживаться где-то в стороне. Излюбленным местом стал второй кабинет отца, на третьем этаже особняка. Не очень большой, но вместе с тем, весьма уютный. С большими книжными шкафами и деревянной мебелью, занимающей буквально всю площадь комнаты. Мать называла это место «кладовкой» и настаивала на том, что никто из Гринграсс не должен ютиться в ней, как прислуга. А Сильвестри и отцу нравилось, это было их место. Там не бывало суеты, бесчисленного количества посетителей и споров во время переговоров. Этот кабинет использовался как убежище и посторонним в него вход был запрещен. Она любила здесь бывать, в особенности по вечерам, во времена торжественных приемов. Они были скучны и вызывали головную боль, в большей степени из-за маменьки, вещавшей, казалось, сразу за троих. Стоит ли говорить о ее попытке выдать старшую дочь замуж? Порой казалось, что мать положит свою жизнь на алтарь столь важного дела, как поиск достойной партии. Морин наслаждалась жизнью, ведь младшая была свободна ровно до тех пор, пока окольцованной не окажется старшая. Естественно, мать исключала всякого рода вседозволенность, подкидывая младшей дочери кандидатов то тут, то там. Пока что в ненавязчивой форме, в отличии от напола с которым столкнулась старшая. Сильвестри сопротивлялась и на то было сразу несколько причин. Во-первых, она в принципе не торопилась стать женой, пропуская мимо ушей все аргументы матери. Основной из них - в возрасте Силь она уже была замужем и беременна Фелимом. Если задуматься, так себе причина отправлять дочь под венец. Гринграсс сегодня исполнялось 18, и торопиться ей было некуда. К тому же, пусть с выпуска Вейзи и прошло уже около года, старые раны еще не успели затянуться настолько, чтобы Силь захотелось попробовать еще раз. С кем угодно, естественно, кандидатура Фауста уже не рассматривалась.
[indent] Гости неспешно стекались к главному входу в поместье. Из окна третьего этажа они были похожи на насекомых, если задуматься, большинство из них, и в глазах Гринграсс, не поднялись выше букашек. Заносчивые, надменные, абсолютно не интересные и, зачастую, жалкие по природе. Сильвестри нельзя было назвать примером миролюбия и гуманности, но подобные представители аристократии раздражали даже ее. Сейчас ей предстояло спуститься вниз и делать вид, будто она рада их видеть. Да, именно она, лично подписавшая каждое из сотни приглашений. Не важно, что все это время над душой стояла назойливая маменька и требовала ускориться, ведь совы уже давно должны были вылететь, доставляя каждое приглашение лично. Вот кто-кто, а хозяйка дома не могла отказаться от выпячивания на показ всех достоинств и богатств рода. Для Силь всегда оставалось секретом, как отец ее терпит. Благо, в стенах этого кабинета, уютно пахнущего бумагой и чернилами, мать появлялась крайне редко. Точнее будет сказать «никогда», предпочитая отправить эльфов, если кто-то из домочадцев застрянет там надолго.
[indent] Все гости поднимались не выше второго этажа, где находился парадный кабинет отца. «Основной», по мнению матери. Нет ничего удивительного в том, что большое просторное помещение с эркерами и дорогим убранством, нравилось ей куда больше «коморки», облюбованной дочерью и мужем. Там хранились воспоминания, ценные сердцу книги и бумаги, в парадном же кабинете упор шел на редкий и раритетные издания, дорогую живопись и вычурные статуи. В общем, все то, что привлекало внимание достопочтенной публики, вне гласно демонстрируя статус хозяев. В парадном кабинете часто собирались именитые гости, заинтересованные во всякого рода переговорах и сделках. Недавно, стены этой комнаты стали свидетелем еще одной сделки, вот только о ней Гринграсс узнала значительно позже.
. . . . .
[indent] - Кажется, ты перестаралась, - Сильвестри стоит у перил лестницы, недовольно посматривая на мать, явно довольную собой. Зал буквально кишит гостями, разодетыми словно на «событие века». Не хватает только маскарадных масок, но подобный бал проходил совсем недавно. Мать не любила повторяться, по крайней мере, чаще, чем раз в пару месяцев. Сегодня на ней светлое платье с еле заметными люриксовыми полосами и высокая прическа, украшенная цветами, в противовес красному одеянию и локонам с прошлого приема. На фоне дочери, одетой хоть и в изящное, но более простое темно-синее платье из велюра, мать выглядит не просто как хозяйка особняка, а как центральный персонаж всех истории. Впрочем, Сильвестри не против такого поворота событий, желая остаться как можно более незаметно на протяжении всего вечера.
[indent] Увы, задумка остается нереализованной и пристальный взгляд матери провожает ее в зал, буквально заставляя улыбаться, принимать поздравления и комплименты. Не самая пыльная работа, Гринграсс была приучена смеяться на публику, не подавая и малейшего повода сомневаться в ее вовлеченности. Этот вечер не стал исключением. Разговор о политике, несколько комплиментов волосам и глазам, подаренные цветы, вопросы о планах на будущее, пожелание успешной сдачи экзаменов, все это повторялось по кругу, прерываясь лишь на знакомство с потенциальными женихами. Признаться, мать продумала все ровно на столько, что Силь даже танцевала пару раз, не успевая ретироваться ранее.
[indent] - А? Да, да, благодарю, - в какой-то момент, она замирает, увидев Фауста. Это было чертовски неожиданно, ведь приглашения с его именем в числе гостей не было. Гринграсс делает шаг, направляясь к парню, но окликнутая все еще разгоряченным собеседником, вынуждена продолжить разговор. Через мгновение, Вейзи на месте уже не было. Возможно, ей показалось.
[indent] - Подожди, сейчас будет тост, - мать не дает и шанса уйти, - и подарок, - подмигивая добавляет она, уводя дочь в центральную часть зала и быстро поднимая бокалы, - Дамы и господа, благодарим за визит и ваши подарки. Сегодня мы собрались в честь празднования восемнадцатилетия нашей старшей дочери Сильвестри, - она гордо окидывает взглядом зал. Силь слушает в пол уха, машинально улыбаясь, - Но это не единственный повод. Так же, я счастлива объявить о сегодняшней помолвке с Фаустом Вейзи, - Силь замирает, переводя взгляд на мать, будто ей послышалось. Об этом подарке шла речь?, - На данный момент дата свадьбы еще не известна, но мы будем рады видеть каждого из вас, - она поднимает бокал выше, - За Сильвестри и Фауста, - хозяйка вечера делает глоток, гости аплодируют и следуют ее примеру, повторяя приторную фразу и выпивая из бокалов.
[indent] - Что ты…, - Гринграсс смотрит на мать, будто увидела ее впервые, чувствует, как подгибаются колени, но не успевает договорить. Ищет глазами Моин или Фелима, но те словно сквозь землю провалились. А, может, сейчас она не видит никого, даже отца. Лишь мать и ее фальшивая улыбка. В ушах стоит гул, через который пробиваются лишь кусочки диалогов.
[indent] - Благодарю. Жених спустится к нам через минуту, - звучит знакомый голос в ответ на чей-то вопрос. Сильвестри не верит своим ушам.
[indent] Значит, не показалось.
[indent] - Извините, - на выдохе произносит она и формально поклонившись, поднимается по ступеням, выходя из зала. Быстро движется через коридор, где картины, будто намеренно, подсказывают направление движения, и останавливается у резной двери парадного кабинета.
[indent] Сильвестри не медлит, открывая дверь и, на мгновение, замирает на пороге.
[indent] - Какого черта?! И как это все понимать?, - она цедит сквозь зубы, пристально глядя на Вейзи, восседающего в кресле отца. Судя по самодовольной улыбке, он был в курсе и явно ждал этой встречи.
[indent] - Тебя не приглашали, - Силь захлопывает дверь и подходит ближе, бросая взгляд на зеркало в золоченой раме. За время, пока она дошла от зала до кабинета прошло не более пары минут, но волосы уже успели побелеть, не оставив и намека на привычную рыжину.
[indent] Взгляд падает на кольцо, небрежно оставленное на столе.
[indent] - Не собираюсь, - она скрещивает руки не груди и отрицательно качает головой.
Пусть даже сидя, он колючим взглядом внимательно смотрит на девушку сверху вниз, с особым интересом задержавшись на ее волосах, ничуть не стесняясь повисших в воздухе обвинений, другой на его месте наверняка кинулся бы в оправдания, но Фауст был непроницаем. Кажется, похожего оттенка он еще не видел и мог только предполагать, что это значит на ее хамелеоновском языке, самом внятном индикаторе настроения. Потрясение? Вряд ли, его он уже видел несколько лет назад совсем в другом оттенке. Страх? Вряд ли она так быстро смогла осознать, что случившееся в какой-то мере непоправимо и поломало ей не только сегодняшний день. Выцветшие пряди скорее выкаленная добела ярость, которую она вкладывала в каждое свое слово, буквально выплюнутое в его адрес. Фаусту страшно не было, он не мог припомнить, когда так веселился в последний раз, осознавая что все сложилось как надо, лучше чем в любой шахматной партии с ее предсказуемыми ходами. Черное, почти безумное веселье плескалось внутри него за фасадом заносчивой ухмылки, страшно должно было быть только слизеринке, оставшейся наедине с хищником, даже не пытающимся скрыть свою натуру за фальшивыми оправданиями. Он какое-то время еще тянет эту длинную паузу, зная как всегда четко и вкрадчиво звучит голос после застоявшейся тишины.
- Разве так тебя мать учила разговаривать с мужем? – протянув свой едкий вопрос убийственно вежливым тоном в противовес яростному шипению и расслабленно откинувшись в мягкой спинке кресла, он направил в сторону Силь кончик зажженной сигареты (пепел бесшумно падает на какие-то бумаги, рассыпается, но Фауст даже не утруждается его смахнуть). Миссис Розалин с ее любовью к вышколенным манерам вряд ли обрадовалась бы увидев что ее дочь разговаривает и ведет себя не как деликатная и сдержанная леди, а как разъяренная фурия, – К слову, она меня и пригласила.
Снисходительно хмыкнув он лишь пожал плечами будто бы в искреннем непонимании, мол, неужели ты думала, что кому-то еще в этом доме не хочется меня видеть? Выдохнув последнюю струйку дыма вверх, он чуть подался вперед чтобы смять окурок в (наверняка безумно дорогой) пепельнице и вздыхает, будто одолеваемый скукой, поднимаясь из кресла и подходя к стеллажам меж массивных шкафов с медными ручками, таких высоких, что даже ему до самых верхних полок можно добраться только взобравшись по складной лесенке. Опустив руки в карманы, Вэйзи по-хозяйски обходит каждую секцию, бегло разглядывая все что не скрыто за толстыми деревянными дверками, будто скупщик антиквариата в поисках редкой вещи за бесценок. За отполированным стеклом стоят потрёпанные, не вписывающиеся в стерильную обстановку, книги в компании запыленного фарфора и Фауст задерживает на них бездумный взгляд, отстукивая какой-то незатейливый ритм костяшками пальцев по резной дверце. В голову забирается мысль, что его тон и поведение несправедливо, слизеринка ничем не заслужила такого отношения, но Вэйзи тут же от нее отмахивается как от назойливой мухи, разве может он делать что-то неправильное если при этом ощущает себя так хорошо? Это исключительно ее вина, то что она застряла у него в голове – светловолосый подводит черту под совестливой вспышкой и возвращается к прежней линии подавления.
- Где у твоего отца нормальная выпивка? – стараясь держать непринужденный тон Вэйзи унимает торжество в голосе и прячет его в уголках глаз, по-прежнему рассматривая полки как что-то, совсем недавно попавшее в его владения. Вопрос раздается не потому что он испытывает желание выпить или не знает где старший Гринграсс прячет свои бутылки с янтарным бурбоном (как раз это он хорошо запомнил со своего последнего визита), а только потому что старается показать власть в любом ее проявлении, отмахиваясь от несогласия и упрямого протеста как от чего-то несущественного. Не дожидаясь ответа и по-птичьи склонив голову чуть вбок он с интересом смотрит на девушку, пустив притворное удивление в свой следующий вопрос, - Ты что, не хочешь отметить?
В очередной раз тихо усмехнувшись он отводит взгляд, обратно, к дорогим чашкам и позолоченным канделябрам, отчего-то именно сейчас задумываясь действительно ли все было так с кольцом, как сказала ему мать, обожающая превращать безделушки в полезные артефакты. Правда ли что, однажды оказавшись на чьем-то пальце, снять его сможет только он. Правда ли что он всегда будет знать где она находится и никогда не сможет далеко убежать. Никакая магия, ни с рукописных книжек в Запретной секции, ни какая-то бытовая, не сможет освободить окольцованную. Будет его заключенной, замученной и запертой в стенах, обитых красным деревом и каминов, облицованных мрамором, где за витражными окнами свет обращается багряным. Обрисованная картина кажется безумно привлекательной и Вэйзи сейчас же, немедленно хочется проверить так ли это, не ошиблась ли его мать, заколдовывая очередную побрякушку.
В нетерпении он резко поворачивается, обращая взгляд к столешнице, на которой холодно поблескивая металлическим боком все еще лежит кольцо и позабыв о прежней сдержанности быстро преодолевает расстояние до него. Подхватив так и не остывший отчего-то золотой ободок, волшебник зажимает его в ладони будто боясь что то само может выскользнуть и закатившись куда-то, исчезнуть, а вместе с ним и его сложившееся превосходство.
- Надевай, - приблизившись к Силь вплотную он повторяет, больше не смазывая приказной тон своих слов издевательской улыбочкой. Мрачное веселье иссякает, и пусть пререкаться и спорить одно из его любимейших занятий, ждать когда она пройдя все круги гнева, отрицания и в итоге смирения с тем что оно должно оказаться на ее пальце, он не хочет, отчего голос понижается и звучит до искусственного спокойно, – Или я сделаю это сам.
Светловолосый волшебник чуть склоняет голову (и надоевшая челка опять падает ему на лихорадочно блестящие глаза), чтобы поймать взгляд девушки, но все равно остается выше, как и всегда (настолько, что она, если бы захотела, не смогла бы поцеловать его не привставав на цыпочки). Еще настойчивых полшага вперед и ей придется отступить назад, вжаться спиной в дверь, но конечно лучше отступить фигурально и просто сдаться.
[indent] Порой слова ранят куда больше самого острого кинжала, буквально разрывая изнутри и резко уходя под кожу. Сильвестри никогда не испытывала подобных чувств, но отчего-то была уверена, что именно так все и происходит в тот самый миг, когда холодная сталь впивается в плоть. Эти мысли были столь реальны, что сейчас даже сам Мерлин не убедил бы ее в обратном. Эти мысли кружат в голове под пристальным наблюдением холодных глаз. Если бы можно было убить взглядом, она давно лежала б на полу отцовского «парадного» кабинета, проклиная мать за этот «приятный», по ее словам, сюрприз. Была ли Розалинда довольна собой? Отчего-то Силь казалось, что она ликует не меньше Фауста, осознанно загоняя дочь в капкан из-за каких-то призрачных перспектив. В один момент становится интересно, что пообещали ей Вейзи. Сложно представить, чтобы Фауст провернул все это сам. Не потому что не мог, а скорее из любви эксплуатировать других. Еще минуту назад Гринграсс было обидно. Сейчас же она чувствовала, как по телу бегут мурашки и Фаусту даже не нужен нож, чтобы изрезать ее на части. Достаточно одного взгляда. Сосредоточенного и холодного, будто они никогда и не были вместе. Он не смеется, злорадствует или открыто издевается. Если задуматься, то Фауст не делает ничего, просто смотрит, сосредотачивая все «удары» в пронзительных серых глазах.
[indent] Она хочет кричать, но слова застревают комом в горле.
[indent] Она просто стоит, будто видит его впервые.
[indent] Сложно представить, что когда-то они были влюблены.
[indent] Впрочем, постойте, она была…
[indent] - Это мой праздник., - Если данное мероприятие еще можно было назвать чем-то отдаленно напоминающим торжество. Скорее уж «шоу уродов» или цирк. Если бы о ней писали книгу, это определенно была бы трагедия. Возможно, трагикомедия, но это все по вине матери. Сильвестри была против, но часто ли у нее спрашивали мнение? Раздражающий факт, учитывая какой властной казалась Гринграсс за стенами дома. Все думали, что она – образец гордости и непоколебимости. На деле, в этом доме находились как минимум два человека, упорно скручивающие ее в узел. Главный находился напротив нее, вальяжно разгуливая по кабинету, будто у себя дома. Силь предпринимает слабую попытку сопротивляться, настаивая на том, что мать не имела никакого права приглашать «кавалера» на ее день рождения. Будто это имело хоть какое-то значение. Последний барьер сопротивления, возникший буквально из ничего. Жалкая попытка, но она хваталась за любую возможность. Забавно, почему именно приглашение, ведь эта проблема уже не казалась какой-то особенной. Как минимум, на фоне внезапной помолвки и самодовольной улыбки «жениха». Кажется, он был доволен с собой, ликуя от каждого ее слова, - И я тебе не жена. Не сейчас, не в будущем., - слова комом застревают в горле. Даже сложно представить подобный поворот, а ведь где-то на этаж ниже, ликующая матушка уже во всю назначает дату свадьбы, попутно приглашая гостей. Гринграсс прикусывает губу, стараясь не сорваться на крик. Сильнее сжимает кулаки, впиваясь ногтями в ладони, и душит нарастающую истерику. Сильвестри уверена, что Фауст был бы рад увидеть это шоу, слезы и просьбы прекратить все.
[indent] Она не доставит ему такого удовольствия.
[indent] - Что отметить?, - Силь шумно выдыхает, растягивая губы в подобие кривой улыбки. В какой-то момент эта ситуация начала казаться комичной. Возможно, истерика все же взяла верх, но глядя на спокойное поведение Вейзи, создавалось ощущение, что у этих двоих действительно был повод для веселья. Правду выдавали лишь побелевшие волосы Сильвестри и одинокий ободок метала на столе отца, так и не надетый на палец. Она ни за что не пойдет не поводу.
[indent] - Не буду!, - она не двигается с места, упрямо задирая голову вверх. Немного щурится, уставившись на жениха, который уже не был так спокоен, как раньше. Эта мысль придает сил. Шея начинает затекать, но Гринграсс даже не думает отводить взгляд или опускать голову. Это был вопрос принципа и, не смотря на все неудобства, она не готова отступить и уж тем более пойти на поводу. Фауст нещадно топтался по ее чувствам и пусть это была лишь слабая попытка дать отпор, но Сильвестри не привыкла сдаваться без боя.
[indent] - Сначала встань на колено, - она ехидно смотрит на «жениха» и еле сдерживается, чтобы не скривиться, представляя эту нелепую картину. Возможно, когда-то Гринграсс мечтала о подобном исходе, представляя их как «идеальную пару». Смешно, а ведь так думала не только она. «Эти двое идеально друг другу подходят». Теперь эта фраза казалась насмешкой. В какой-то момент Сильвестри буквально слышит насмешливый голос с выпускного бала и эти поздравления с победой. Кто бы мог подумать, что она окажется трамплином к получению победы.
[indent] - Ну?, - она смотрит на Фауста, демонстративно изгибая бровь, - Раз уж ты пошел традиционным путем, начиная с насильственной помолвки через родителей, вперед, заканчивай начатое. Я жду предложение. Как положено., - Сильвестри демонстративно смотрит на ногу и снова переводит взгляд на мужчину. Какова вероятность, что самовлюбленный Фауст Вейзи опустится на колени? Не было необходимости получать отлично по предсказаниям, чтобы сказать, что значение стремится к нулю. В особенности учитывая данные обстоятельства.
[indent] Его движение заставляет ее машинально отшатнуться, упираясь спиной в холодную дверь. Это был рефлекс, но ощущение загнанной в угол жертвы начинает раздражать.
[indent] - Зачем тебе это?, - она смотрит на Вейзи без особой надежды на ответ. Когда-то он мог рассказать «логику разыгранной партии», но ведь это еще не конец. Гринграсс еле заметно вжимается в деревянную дверь, чувствуя как резные элементы впиваются в кожу и как бы невзначай отводит руки за спину, подальше от злополучного кольца. Если Фауст хочет надеть этот злополучный символ верности ей на палец, придется постараться и вряд ли обойдется без использования силы.
До чего же хорошо он знал это упрямое выражение, которое не способны сгладить ни мягкие черты лица, ни звонкий голос – одно его немногословное присутствие в этом доме всего лишь какой-то десяток минут, и теперь в наличии у миловидного лица только вызывающе вздернутый подбородок да плотно сжатые губы как у капризного ребенка. Слизеринка и правда была самая непримиримая и строптивая особа из всех что Фауст знал и если обычно это было плюсом, то сейчас у него было ощущение что еще мгновение, еще одна вызывающая демонстрация непреклонности и он хладнокровно удавит несговорчивую жертву в этом же кабинете. Изворотливый как змей, Вэйзи умел как никто подстроиться под обстоятельства, но в то же время был так же упрям и неуступчив, будто сделан из самого каленного материала, не подвластного чужим капризам и прихотям (попытаешься вить веревки – на них же и повесишься). Очевидно, нарастала новая бессмысленная стычка двух неисправимых упрямцев и гордецов.
Вэйзи смотрит в упор, своими серыми и холодными как сталь глазами (сложно представить кому было бы легко снести этот немигающий, словно змеиный взгляд), тихо закипая внутри, но не теряя ни капли от своего уверенного во всем сказанном и совершенном вида. Силь провоцирует его на необдуманные как следует слова и опрометчивый ход, но как ему кажется, даже правильно подобранные увещевания или откровенные угрозы не затронут ее упрямого сердца, слизеринка не ведет наивную игру в поиске ласковых слов. Как ни посмотри на нее, сущая угнетенная невинность, только со слишком ехидным, вызывающим взглядом для своего положения, кажется ее еле заметная надменная улыбочка будто ждет что он отведет руку и сделает ей больно, не словами.
Чуть заметно его губы дрогнули, выражая то ли досаду, то ли показывая как позабавили его произнесенные слова и вся ситуация в целом. Скорее то скорее была досада, но Вэйзи ни в коем случае не хотел обнаружить ее перед этой своенравной девушкой c бескомпромиссным взглядом. Похоже что он уже слишком долго задерживает дыхание, стараясь чтобы недовольный вздох не смог вырваться, раскрывая накопившееся раздражение, отчего несколько растерявшись хмуро молчит. В крови бывшего слизеринца было много чего, и циничная ловкость, и изобретательность в многословии, но нужного сейчас не оказалось – способности не пойти на поводу у сиюминутной нужды, не пойти по жестокой дорожке уступив терпению.
- Хорошо, - лаконично отзывается светловолосый, но несмотря на согласие голос звучит каленым железом. Следом он действительно опускается на одно колено, молча, будто проводя им одним понятным ритуал. Теперь приходится смотреть снизу-вверх, и он ненавидит это больше всего, нервным жестом убирая волосы с упрямого лба. Ей, наверное, в лад с именем стоило бы носить серебро, подумал он на несколько кратких мгновений переводя взгляд на кольцо, но такая семья как Гринграссы вряд ли бы одобрили такой простенький (в сравнении с роскошным блеском золота) металл. Наверное стоит произнести какие-то обеты или обещания, но у Фауста нет терпения на этот цирк, свободной рукой он перехватывает тонкое запястье, возвращая себе немигающий взгляд потемневших глаз. Зло и с силой светловолосый волшебник тянет захваченную ладонь, сжимая ее так, что ему чудится хруст маленьких косточек и тихий болезненный вздох (но только чудится, перегибать нельзя, ведь на распухший палец кольцо не налезет). Цепкий захват что силки для птицы или капкан для дикого зверька – так же опрометчиво, девушка сама своими действиями сделала все чтобы этот капкан захлопнулся, буквально. Он будто и не причем, она сама провоцирует его дойти до того что ехидная ухмылочка исчезнет с ее лица заменившись на испуганное отпусти.
- Ты выйдешь за меня замуж, - вместо вопроса звучит утверждение, и слова что должны быть торжественными, звучат как проклятье (его голос еще ни разу здесь не звучал просящим, разве что облаченным в вежливую формулировку). Фауст сжимает кисть чуть сильнее, чувствуя, как под ладонью мнется кожа и не дает себе время подумать и засомневаться (вдруг таким образом заговоренное кольцо не сработает?) и ловко продевает безымянный кольцо на палец, вновь задерживая дыхание и замирая, будто что-то вот-вот должно произойти, и он сможет ощутить, увидеть своими глазами некую перемену. Он смотрит на злосчастное кольцо жадным, голодным взглядом, слыша только как сердце глухо бухает в голове, но ничего не происходит, волнение от ожидания быстро сходит на нет. Светловолосый разочарованно опускает взгляд, но тут же одергивает себя, чего он ожидал в самом деле, что материализовавшись из воздуха гремящие цепи вместо его рук сомкнуться на тонких запястьях?
Так или иначе все сделано, и он будто теряет интерес, отойдя в другой конец кабинета, где с неприятным скрежетом распахивает дверцы секретера, выудив на свет янтарную бутылку, которую до этого будто бы искал, и стакан, один. С мгновение краешком глаза Вэйзи рассматривает (пока еще) Гринграсс, будто бы хочет предложить составить компанию, но следом резко, одним глотком опустошает заполненный на треть пальца стакан и инстинктивно морщится – выпитое ничем не лучше заурядного пойла в каком-нибудь кабаке в Лютном переулке (очевидно дурной вкус мистера Гринграсса распространяется не только на излишне роскошные предметы обстановки). В торжественном жесте он поднимает пустой стакан и думает с откровенной насмешкой на лице – неужели она настолько бесхитростная что и правда решила что он возьмет и выложит все как есть? Откровенно расскажет как непонятно для себя такой неподъемной цепью его приковало внезапное наваждение и избавиться от этого нового беспокойного чувства он сможет только зная где она, с кем она. Никогда и ни за что.
- Зачем? – он переспрашивает, будто не понял такого простого вопроса, с глухим стуком опуская стакан на столешницу. Выдержав короткую паузу волшебник равнодушно пожимает плечами, мол недоумевая что за глупый вопрос, что за наивность услышать что-то другое, – Потому что могу.
[indent] Фауст, ты когда-нибудь любил меня?
[indent] Хотя бы чуть-чуть.
[indent] Она хотела задать этот вопрос снова и снова, прокручивая в голове слова, которые с легкостью отбивались эхом в сознании, но застревали комом в горле, стоило открыть рот, в попытке сказать хоть что-то. Это не было похоже на праздный интерес или некую принципиальность. Если задуматься, она не была готова услышать ответ, где-то в глубине души подозревая, что слова, которые сорвутся с некогда любимых губ, вряд ли порадуют хотя бы на миг. Задавая его снова и снова, она мысленно переживала некую петлю, опускаясь все ниже и ниже, с каждым новым кругом. Эта игра уже не казалась забавной или хоть сколько-то веселой и давно напоминала пытку, где под напором взгляда холодных глаз и голоса в голове, хотелось спрятаться куда-то в угол, больше не подпуская к себе никого. Она никогда не была так близка к истерике и ранее думала, что вовсе не способна на столь сильные эмоции, так зациклившись на чем либо. Она ошиблась и, увы, не в первый раз.
[indent] Невозможно…
[indent] Сильвестри застывает, будто в тело впрыснули яд и ошарашено смотрит на мужчину. В какой-то момент в голове возникает мысль, что все это сон и стоит сильнее ущипнуть себя за руку, чтобы проснуться. Она даже пытается, не заметно для посторонних глаз, впиваясь ногтями в кожу. Чуда не происходит. Это скорее похоже на оживший кошмар. Гринграсс с ужасом осознает, что требование, коему было суждено стать актом унижения Вейзи превратилось в оружие. Его оружие. Это больше не было насмешкой. Ни на секунду не казалось издевательством или проявлением слабости. В один миг он, как искусный манипулятор, изменил ход партии, поставив, уверенный шах [немного позже стало ясно, что это мат, но тогда она еще не знала об этом].
[indent] Мысли проносятся в голове одна за другой, быстро сменяясь еще до того момента как разум уцепится за любую из них. В ушах гудит. Отшатываясь назад, она ждала удара, крика, угроз, чего угодно, но только не согласия. Холодного и совсем непокорного. Пристальный взгляд обжигает кожу, заставляя ежится и вжиматься спиной в резные элементы на двери отцовского кабинета. Эти слова задевают сильнее, чем любой из ударов. Направляясь на встречу с женихом, она собиралась «драться». Вейзи знал об этом, «пойдя на уступку». Он все просчитал на пару ходов вперед, в общем-то, как и всегда. А она снова оказалась ведомой, опять же, не впервой. Силь не чувствует боли. Не чувствует ничего, кроме полного поражения. На колено опустился Фауст, но на коленях стояла она. Его по праву можно было назвать чудовищем. Ее монстром с серебряными глазами.
[indent] Нет…
[indent] Слабое сопротивление, так и не слетевшее вслух в ответ на утверждение, которому суждено стать приговором. Ее не спрашивали, это было очевидно и не подвергалось сомнению. Фауст решил все давным-давно и уже привел приговор в исполнение, еще до того как последовало хоть одно слово наперекор. Рука предательски ослабла, зажатая между сильными пальцами. Кожа на ней горела, даже сильнее чем спина, уже давно покрывшаяся красноватыми следами от причудливых узоров в тех местах, где тело не было прикрыто тканью. Она не успела произнести хоть что-то, уставившись на металлический ободок, легко скользнувший на безымянный палец. Вейзи тут же потерял интерес, направляясь к бару. Силь еще несколько секунд стояла молча, рассматривая обручальное кольцо. Такое маленькое и на удивление теплое, оно осязаемо тянуло вниз, словно под действием отягощающих чар. А, может, это всего лишь ее воображение.
[indent] - Неужели ты решил, что мое молчание звучало как согласие?, - она косится на него, с трудом уняв дрожь в голосе. Слова прозвучали не так уверенно как хотелось, но Гринграсс планировала компенсировать минутное помешательство, - Ты не дождался ответа, - голос холодеет, под стать выражению лица Фауста, - Я не выйду за тебя, - Силь тянет за кольцо, намереваясь снять его, но кусок драгоценного метала буквально слился с кожей, не сдвигаясь даже на пару миллиметров. Оставалось проклинать себя за то, что не взяла с собой палочку. В очередной раз, спасибо маменьке. В глазах Розалинды, дочери негоже появляться на празднике в полном «боекомплекте», тем более что особняк защищен сильными чарами, да и вход только по приглашениям. Теперь все это казалось частью хитроумного плана, где потенциальный жених и мать были заодно.
[indent] - Опять твои шуточки, Вейзи?, - она закатывает глаза, неодобрительно качая головой, - Я сниму его., - звучит как приговор. Безапелляционное заявление о помолвке, которая будет расторгнута, стоит Сильвестри добраться до палочки. Еще одна еле заметная попытка. На лице «жениха» усмешка, ведь она машинально продолжает пытаться его снять, но кольцо не поддается.
[indent]Потому что могу.
[indent] Сложно спорить с тем, кто всегда прав. Фауст имел обыкновение быть на шаг впереди, ловко просчитывая всевозможные ходы и комбинации. Изо дня в день он разыгрывал партию достойную финала турнира по магическим шахматам. Он видел то, что ускользало от взгляда других. Сильвестри была не из робкого десятка, действуя стратегически еще со времен детства, но даже ей Вейзи был не по зубам [пока что]. Признаться, она впервые встретила достойного соперника и, в итоге, поплатилась за это собственной свободой.
[indent] - А я смотрю, тебе все так же все равно, что думают другие…, - она склоняет голову на бок, медленно выдыхая и унимая нарастающую истерику. Силь была хороша в этом, в противовес младшей сестре, куда более вспыльчивой и экспрессивной. Хоть одна из Гринграсс умеет держать себя в руках. Как показала практика, не всегда, но такие осечки случались лишь в непосредственной близости Фауста. Она давно поняла, что стоит держаться как можно дальше, вот только судьба [читайте «мать»] продолжала сталкивать их лбами. Интересно, так чья же это была идея? И кто, в итоге, больше рад?
[indent] - Ни капельки не изменился, - Гринграсс бросает слова как приговор, направляясь к зеркалу, абсолютно не глядя на жениха. Останавливается в непосредственной близости от вычурной рамы и молча наблюдает за тем, как локоны начинают рыжеть, плавно растекаясь цветом от корней к кончикам. Сильвестри любила этот цвет. Не такой темный как у отца, больше похоже на Фелима, но с красноватым оттенком. В детстве сестра говорила, что это «ржавый каштан» и ее ни разу не смутило, что такого цвета не существует. В понимании младшей Гринграсс возможно было все, стоит только захотеть. Забавно, но сейчас Сильвестри подумала о том, что Морин с Фаустом похожи и даже слишком. Вот только сестру она любила. Впрочем, Вейзи тоже [уже в прошлом].
[indent] Силь смотрит на выбившуюся прядь и с безразличием разворачивается, направляясь к дальнему шкафу, за книжными полками. Молча проходит мимо мужчины, бросив мимолетный взгляд на пустой стакан и привстает на носочки, чтобы достать до верхней полки, где хранился элитный алкоголь. Стоило ли поблагодарить маменьку за то отвратительное пойло, что было оставлено в шкафу после визита отцовского коллеги, которого хозяйка дома на дух не переносила? Маленькое утешение, но Сильвестри выла рада и такому.
[indent] Резко обернувшись, она смотрит на Фауста оценивающим взглядом, будто увидела его впервые и непременно хочет рассмотреть. Медленно скользит от ботинок к вороту, не стесняясь демонстративно изучать, будто проводя некую оценку «лота» доставшегося ей после лотереи. Стоило отдать Вейзи должное, он умел себя подать и выглядел сногсшибательно, впрочем, как и всегда. Возможно, сложись их история по другому…впрочем, этому уже не суждено сбыться. Задержавшись на несколько секунд на губах, Силь резко переводит взгляд на глаза, все такие же холодные, и приподнимает бутылку со скотчем будто собирается сказать тост. Эта бутылка была подарена каким-то министром и припрятана родителем до особго случая. Это был один из них.
[indent] Кажется, положено радоваться?
[indent] Силь не отводит взгляд и даже не планирует ничего говорить, продолжая смотреть на будущего мужа. Сейчас, как никогда, ощущается, как жмет кольцо. Она даже не утруждается взять стакан, делая глоток прямо с горла и отвлекается от этой импровизированной игры в «гляделки» лишь услышав грохот за окном.
[indent] - В нашу честь., - сухая констатация факта. Ей даже становится смешно и, сделав еще глоток, Гринграсс идет к окну, уставившись на фейерверк через намытые стекла кабинета. Мать постаралась не только с помолвкой, но и с размахом торжества.
[indent] Сильвестри видит силуэт, отражающийся в стеклах и чувствует, как запоздало начинает гореть кожа на спине. Вот только не известно, что обжигает больше, резной узор на лопатках и шее или холодный взгляд жениха. Возможно, останутся следы, но стоит ли переживать о подобных пустяках, если она давно не боится выставить себя в дурном свете?
К любому можно подобрать ключ, говорил ему отец. Любого можно нанизать на тонкие ниточки, уходящие глубоко под кожу и сделать марионеткой, лишив воли и собственного голоса, для этого даже магия не нужна да и грубая сила (скажем, наматывание волос, как тех же ниточек, на кулак) тоже не требуется. Конечно, всегда есть исключения, на которые не действуют ни увещевания, ни лесть, ни ловкое склонение, ни прямые угрозы, но такие случаи интересней всего, как самая запутанная и хитрая головоломка. Такие случаи единственное что способно занять хоть на сколько-то вечную жажду подчинить, лишь бы только в итоге овладеть редкой твердости характером и постепенно сломать, как ломается дерево подточенное гнилью. Кажется в ней еще остались старые петли на кукольных шарнирах, осталось только заново продеть нити и потянув посмотреть что будет.
Он с весельем смотрит как девушка рьяно дергает кольцо, будто бы ее палец попался в обычную маггловскую китайскую ловушку из цветной бумаги и она не знает что чем сильнее тянешь тем меньше шансов выбраться. Так же было и с кольцом, вероятность что бывшая школьница как-то сможет обойти эту магию была равной тому что в этом кабинете сию же минуту окажется огнедышащая хвосторога или попросту под домом разверзнется земля, чтобы забрать его туда, куда она очевидно отправляла его с позапрошлого года. Пора бы просто смириться, говорит его насмешливо-скучающий вид (рьяно сопротивляться, плакать, умолять – требует кто-то безжалостный у него внутри). Пора бы сказать спасибо за то что в жизни больше не будет сюрпризов. У Сильвестри определенно не должно быть потрясения или горького разочарования после того как отзвучат брачные обеты, она и так прекрасно знает что он за человек.
В какой-то момент все оборачивается против него, только светловолосый это понимает не сразу, отчего до обидного легко теряется. Тон Силь звучит слишком ровно и волосы темнеют, так же внезапно как и до этого выбелились изморозью. Кривая усмешка сползает в тонкую нить, Вэйзи уже в явном замешательстве смотрит на девушку, будто бы оказался в других декорациях, с другим человеком. Фразу, от которой у него едва не сводит скулы, про то что он ничуть не изменился она роняет как что-то обременительное и надоевшее ей до чертиков (и имя его такое же тяжелое и непроизносимое как три непростительных заклинания). Только разве есть что-то плохое в том, что он остался тем же человеком, который берет то что хочет? В их мире полно законов и ни в этом не сказано, что он не имеет права владеть тем чем желает.
С трудом собирая расползающиеся мысли, он замирает у стола, опираясь ладонями о столешницу и немигающим взглядом следит за каждым ее следующим шагом. Когда именинница проходит мимо, он чувствует как сердце начинает оглушающе биться в висках в ожидании предсказуемой хлесткой пощечины или чего похуже, но ничего не происходит. Ровным счетом ни-че-го. Сменив замешательство, на его лице возникает гримаса удивления, разрастающаяся еще больше при виде шкафа с выпивкой о существовании которого он не знал и ему с усилием удается стереть это выражение со своего лица, заставить себя ухмыльнуться, будто он по-прежнему берет верх над этой ситуацией. Вэйзи кажется что в какой-то момент что он запутался в своих махинациях и их хитросплетениях как птица в силках и теперь не понимает ничего из того что происходит и почему именно так. Непроизвольно, он делает пару шагов назад, не отступая, скорее пытаясь отстраниться и взглянуть на все как игрок смотрит на передвигающиеся не без его участия по доске фигурки. Ощущать себя попавшим впросак, растерянным, обычным человеком, где-то внутри, за решительно сжатыми челюстями и упрямыми складками у рта слишком беспокойно, этот человек легко впадает в ступор и не способен никакого укротить, даже себя. Этот человек теряется от прямого взгляда и судорожно ищет у себя в голове того, кто способен на следующий шаг, хладнокровный, взвешенный и всегда верный. Тот всегда думает что сказать, знает что сказать, чтобы его слова остались последними.
Тишину режет еще одна фраза и светловолосый стискивает челюсти до того сильно что под скулами судорожно дергаются желваки, надежда на выверенный шаг вмиг разбивается. Она должна плакать, просить, умолять, стенать дрожащим голосом, а не потешаться, веселиться с выпивкой в руке будто она имеет какой-то контроль над этой ситуацией. Будет ли она так же веселиться когда останется одна и вновь попытается снять кольцо?
Подойдя к девушке Фауст хватает ее за руку чуть выше локтя и резко разворачивает к себе лицом, фейерверки за ее спиной мириадами искр рассеивают обступившие двор сумерки, с грохотом, отчего дробно дрожат оконные стекла. Удерживая теперь ее за плечи лицом к лицу, сжимая пальцами возможно чуть крепче чем следовало, он резко подается вперед, отчего выходит что грубо толкает ее на окно – теперь стекла звонко дрожат в деревянных рамах будто вот-вот лопнут, от соприкосновения с затылком, спиной, а не от громких хлопков.
- Думаешь можешь шутить со мной? – голос чуть заметно дрожит от резкого прилива ярости и он почти что шипит на выдохе выплевывая слова, не давая никакой возможности высвободиться из капкана, все сильнее сжимая пальцы. Ей наверняка было нестерпимо больно, но на лице Пожирателя не появилось ни капли жалости, с этим чувством он знаком не был. Тяжело вбирая будто бы раскаленный воздух в легкие, он в один момент отвлекается, переводит взгляд ей за плечо, на слепящие снопы разноцветных огоньков, отражавшиеся от гладкой поверхности стекла, холодным светом играя на его и без того бледном лице. Светловолосый зачарованно смотрит на затухающие всполохи и вертикальная морщинка на переносице разглаживается, ему наконец удается взять себя в руки, гневная вспышка резко сходит на нет и он разжимает ладони, наклоняясь чуть ниже и ближе. На мгновение он ведет себя как чуткий и заботливый родитель, убирая непослушные темнеющие волосы за ухо, не позволяя им спрятать от него лицо. Задержавшаяся на волосах рука опускается на подбородок, удерживая его, вынуждая смотреть прямо на него, слушать только его слишком спокойный, ровный тон, будто режущий фразы на пункты в договоре не требующем согласия второй стороны, - Даже не пытайся его снять. Даже не пытайся кому-то пожаловаться. Если хочешь чтобы я закрыл глаза на твое поведение, поищи где-нибудь более счастливое выражение лица и возвращайся к гостям.
[indent] Боль расходится по телу, проникая под кожу. Подпитывается изнутри, создавая в душе смолянистую дыру. Черную и вязкую, в которой нет ничего кроме сожаления и упреков в адрес собственной беспечности и наивности.
[indent] Когда-то она любила его. Теперь сложно представить, что за год до этого все было совсем иначе и, увидев кольцо, она бы, скорее, бросилась в объятия, заполняя комнату звонким смехом, чем прибывала в ступоре, готовая выкинуться из окна отцовского кабинета. Она могла обвить руками шею, запустить пальцы в некогда аккуратно зачесанные волосы [ей всегда нравилось это делать], коснуться губами острой скулы, поцеловать. Почувствовать сильную руку у себя на спине, поежиться от приятных мурашек, устраивающих спринт вдоль позвоночника, прижаться еще ближе, забираясь пальцами второй руки под воротник рубашки. Еще не так давно, заветные слова звучали как обещание «долго и счастливо», теперь же, каждая буква нависала словно приговор. Тогда она мечтала о совместном будущем. Сейчас, перспектива разделить одну фамилию пугала до чертиков [стоит ли говорить о кровати?], заставляя тратить уйму усилий на то, чтобы унять дрожь в коленях. Благо длинная юбка велюрового платья мастерски скрывала столь откровенное проявления слабости. Где-то в глубине души, она продолжала любить его, но задыхаясь в собственной ненависти и обиде, давно утеряла связь с этим чувством, надолго погрязшая в ужасе от всего происходящего.
[indent] Потом она мечтала, чтобы он исправился. Немного по-детски, наивно и глупо, но в голове это выглядело просто чудесно. Намного привлекательнее, чем жестокая реальность. Пообещать забыть намного легче, чем сделать. Ненависть не приходит внезапно, притесненная чувствами, куда боле возвышенными и стойкими. Теми, что не давали «развалиться» окончательно в первые дни после расставания. Рассыпаться на кусочки, хрустящие под прессом воспоминаний некогда счастливых моментов. Были ли такие на самом деле? В миг, когда столь сильные отношения оказались банальной гонкой за победой, она почувствовала, как весь мир буквально трескается по швам, начиная сыпаться стеклянными осколками. Она не была уверена, что любила его [до того момента], но с той самой секунды как правда вскрылась, осознала всю силу потери, принимая те чувства, что не были осязаемы ранее. Разочарование, обида, бессилие и, наконец, отчаяние. Слишком много для столь хрупких плеч. Сильвестри привыкла «быть сверху», получая от жизни максимум, она не была готова принять роль глупой марионетки. Пустышки, если говорить напрямую. Пешки в чужой партии, будучи совсем откровенными. Собственно, есть ли особая разница в выборе слов?
[indent] Сейчас ей хотелось, чтобы он исчез. Больше никогда не появлялся, оставив уставшую оболочку волочить свое существование в поисках нового смысла жизни. Она всегда знала чего хочет, но не без его помощи, потерялась в собственных амбициях, желаниях и поступках, обреченная скитаться в лабиринте затуманенного сознания. Она стала заложницей образа, сильного и непоколебимого, старательно выстроенного годами напряженной работы. Для сестры она была идеалом, который просто не мог демонстрировать свою слабость. Признаться, Гринграсс была готова умереть просто здесь и сейчас, услышав хруст позвонков и собственного горла, сжимаемого чужой рукой, только бы не продемонстрировать насколько жалкой она ощущает себя внутри. Это был вопрос принципа. Убивай или будешь убит. Сегодня она поняла, что не знала его до этого дня, принимая выстроенный в голове образ за действительность. В Хогвартсе Фауст казался другим. Умным, надежным, заботливым и, на удивление, внимательным к деталям. Теперь хотелось смеяться, осознавая собственную глупость, но тогда Силь чувствовала себя защищенной. Мгновенно ее восемнадцатилетие стало началом отсчета их знакомства. Еще с утра у нее были планы, мечты, определенные цели и стремления. В обед – она мастерски увиливала от обязанностей, избегая матушку, сколько это было возможно. Вечером она стала невестой человека, с которым не хотела иметь ничего общего. В один миг, день ее физического рождения стал днем откровенной душевной смерти. Впрочем, можно ли умереть дважды? Ведь, если задуматься, первый раз подобное чувство возникло на выпускном балу. Стоило отдать должное, Фауст умел преподносить подарки, буквально укладывая ее на лопатки при каждой удобной возможности. Давно ли он планировал нечто подобное? Какие цели преследовал и чего хотел добиться? Сейчас ей казалось, что все дело в унижении, вот только голос разума вторил, что Вейзи слишком умен, чтобы избирать столь ничтожный вариант как женитьба. В конце-концов, эти «наручники» предназначались для двоих и, запирая ее в клетку семейного поместья, он и себя обрекал на подобную участь. Конечно, на куда более выгодных условиях, но сложно представить, чтобы этот мужчина ограничивал себя хоть в чем-то. Одно Сильвестри знала наверняка: он никогда и ни в чем себе не отказывал.
[indent] - Пропишешь ограничение в свадебном контракте, - она давит смешок, упрямо глядя на Фауста из под лба. Поджимает губы, сильно прикусывая нижнюю. Смотрит с вызовом, не обращая внимание на пальцы, сжимающиеся на руке. Сильвестри не привыкать терпеть. Теперь эта мысль казалась до безобразия нелепой, словно возмездие за все те грехи, совершенные в школьные годы. Она никогда не была паинькой, но не ожидала, что расплата настигнет именно так, в лице некогда любимого мужчины. Изощренное наказание, если задуматься. Оставалось гордиться собой, хотя бы за то, что больше не теряла лица, ведомая весьма реальными страхами.
[indent] Больное чувство радости растекается по телу, наполняя эйфорией каждую клеточку кожи. Она так долго терпела «удары», что не смогла сдержать некое ликование в тот миг, когда маска искусного манипулятора дала трещину, облачая человека куда более живого и ранимого, чем Вейзи хотел казаться. Мужчину из крови и плоти, нуждающегося в одобрении и согласии [читать подчинении]. Фауст еще не догадался, но Силь нащупала то самое больное место и не собиралась останавливаться, пусть даже в этой погоне за «победой» ей сломают руку [впрочем, маловероятно, чтобы он перешел грань, подпортив собственную невесту].
[indent] Фейерверки становятся громче, захватывая чужое внимание. Гринграсс пользуется моментом, вблизи рассматривая ранее родное лицо. Все те черты, что были знакомы и дороги. Немного пугающие, но по-детски большие глаза, красивую линию губ, немного впалые щеки, острые скулы, забавный кончик носа [отдельная симпатия с первого дня]. Как ни крути, а Фауст был красив, пусть даже от прежнего обаяния не осталось и следа. Она хотела возненавидеть его. Была уверена, что окажись они лицом к лицу и от былой теплоты не останется и следа. Вейзи изменился, но Силь все еще находила в его образе что-то знакомое и близкое. За разочарованием приходит боль. Та самая, что стальной хваткой сжимает грудную клетку, не давая возможность дышать. Она отзывается в давно покрасневших следах от резной двери на спине, чужих пальцев на руке и удара о холодное стекло в области затылка. Распространяется по телу, оставляя гул в висках, дает почувствовать себя живой и чертовски обиженной. В этот момент Сильвестри становится нестерпимо больно, пусть даже это чувство не имеет ничего общего со всеми следами на теле и покоится куда глубже. Она злится на него, за то, что пусть и частично, но все еще сохранил тот образ, что был дорог ее сердцу. На себя, ведь даже после клятвы «вечной ненависти» предательский орган продолжал находить схожесть с тем, кто был рядом тогда. На мать, на гостей и снова на него. Боль сдавливает тиски, не давая вдохнуть полной грудью. Желание ударить, убежать, потребовать прекратить этот спектакль или хотя бы привести его к фееричному завершению [разум выбирает последнее]. В эту секунду «мгновение затишья» заканчивается.
[indent] Ногти впиваются в подоконник. Прикосновения пальцев обжигают кожу, заставляя еле заметно вздрогнуть в тот миг, когда рука скользит по лицу. Силь ждет подвоха, удара, хоть чего-нибудь, только не этих мягких касаний, пробуждающих старые воспоминания. Поднимает глаза, внимательно следит, даже не собираясь отводить взгляд.
[indent] - А то что?, - она чувствует, как гул в ушах затихает и тело наполняется необъяснимой легкостью. Эти слова, произнесенные с целью запугать, скорее давали надежду, на то, что он не так хладнокровен, как кажется на первый взгляд, - Что ты сделаешь, Вейзи?, - Сильвестри отталкивается рукой от подоконника, сокращая расстояние до минимума. Смотрит снизу вверх, слегка изгибая губы в улыбке. Намеренно избегает его имени, будто оно входит в список запрещенных и медленно перенимает инициативу на себя, решив идти до конца, чего бы это не стоило. Могло ли стать хуже? В ее понимании – уже нет.
[indent] - Накажешь?, - рука ложиться на грудь, цепляя планку рубашки, - Так ты уже решил жениться на мне, - она издает смешок, будто давая понять, что худшего наказания придумать нельзя. Ни на мгновение не отводит взгляд, пока пальцы медленно продвигаются по краю дорогой ткани выше.
[indent] - Сломаешь мне жизнь?, - еще один наигранный стон разочарования, будто демонстрируя, что и этот пункт уже пройден. Силь не произнесла этого вслух, но была более чем уверена, что Фауст понял, - Или, дай-ка подумать…, - ногти царапают шею, пальцы ловко цепляют воротник рубашки и Гринграсс тянет его на себя, параллельно привставая на носочки, чтобы оказаться лицом к лицу еще раз, но уже на собственных условиях, - Даже не знаю..., - картинно пожимает плечами, - Заставишь влюбиться и бросишь?, - секундное молчание, прямой взгляд, короткий смешок, легкая улыбка, - Дважды не сработает, - она резко разжимает пальцы, теряя всякий интерес к мужчине. Выныривает из под его руки, мгновенно оказываясь возле стола, где ее ждет оставленная ранее бутылка отцовского виски.
[indent] - Я разочарую тебя, Вейзи, - Сильвестри демонстративно приподнимает бутылку и грациозно наливает алкоголь в тот самый стакан, из которого ранее пил Фауст. Намеренно демонстрируя полное пренебрежение всеми правилами, - Ты исчерпал все средства, - она пожимает плечами, принимая наигранно-расстроенное выражение лица [естественно, ей не было жаль, зато очень весело] и, приподняв стакан в безмолвном тосте, осушает его, мысленно поминая собственную жизнь, катившуюся под откос. Если этому кораблю и суждено пойти ко дну, то однозначно с музыкой.
Неудобная поза скрадывает разницу в росте, позволяет, склонившись, по-хищному цепко держать зрительный контакт, где в его глазах бездонно-черные зрачки ширятся, расползаются, съедая льдистую радужку, отчего (наверное) взгляд кажется чуть безумным (отражая салют темные зрачки мягко мерцают, как болотные огоньки, заманивающие блуждающих путников в гиблую топь). За топкой глубиной чернильных зрачков Вэйзи выжидает, как хищник затаившийся в засаде, попали ли его слова в нужную точку, долго ли еще ждать смеха, стремительно перерастающего в неконтролируемую истерику или неровного, сиплого дыхания, с трудом прячущего заколоченные внутри рыдания? Мерлина ради, упрямая девчонка, не разочаровывай своего мучителя, у тебя нет никакого права выходить из этой ситуации с улыбкой на лице.
Холодное, испуганное молчание, испуганно вжавшееся в подоконник, оконнную раму, твердое стекло, лишь бы как можно дальше от него - поддерживает, убеждает что все под его контролем, усыпляет последствия горячечной вспышки минуты назад, Вэйзи прячет улыбку за плотно сжатыми губами, непоколебимо уверенный и спокойный. Отчего стремительно сократившееся расстояние обрушивается на него подобного хлесткой пощечине — светловолосый в глупом просчете не ожидал повторный виток поведения обратного сковывающему страху, под гипнотизирующим взглядом пугающе темных глаз. В который раз за сегодня Пожиратель цепенеет сам, в момент когда тонкие пальцы цепляются за край рубашки, в удушливой панике ощущая будто бы его плотно и вязко опутывают щупальца, будто бы из комнаты и его легких одновременно выкачали весь воздух. С ней слишком сложно. Похоже она легко разрезает путы его выверенных угроз, не позволяя хотя бы одной спутать, запугать. Похоже она откровенно насмехается над ним, сыплет колкими фразочками отчего остро возникает желание наложить заклинание немоты или попросту прижать ладонью болтливый рот (только меньше всего бывший слизеринец хотел покидать это место со следами укуса).
Он не отвечает, не моргает и до того долго задерживает дыхание, ощущая только как подушечки пальцев продавливают и мнут, натягивая, края его плотной рубашки, что все сказанное потом становится для него монотонным шумом, схожим с усыпляющей манерой профессора Бинса читать свои лекции. Силь прямо и насмешливо смотрит на него не отрывая взгляда и на недолгое мгновение светловолосый растворяется в густой и бархатной глубине глаз, теряет хоть какую-то заинтересованность ко всему что происходит на периферии сетчатки, на яркие всполохи за окном и тусклый свет бронзовых ламп кабинета позади. Послушно, волшебник склоняется, будто бы его свобода принадлежала ей, а не наоборот. Следом, с одну долгую секунду ему кажется будто бы его душат натягивая ворот рубашки и вдруг резко отпускают, возвращая размеренные вдохи-выдохи и сердце немедленно возвращается к выверенному ритму.
Ему ничего не стоило сломать хрупкое, так раздражающее его сопротивление, в особенности когда у волшебницы не было даже возможности воспользоваться палочкой, но то не имело ничего общего с изворотливыми методами предпочитающего не пачкать руки Пожирателя. Яростного сопротивления хватит ровно на столько же, сколько хватает жизненных сил трепыхаться рыбе, ловко подцепленной на крючок и следом вытянутой на берег. Конечно, бывало и такое что улов оборачивается сущей гарпией и способен утянуть рыбака в воду за собой, но Фауст (несмотря на то как досадно потерялся, дважды) был уверен что это не тот случай и все что ему оставалось это подождать.
Мерцание разноцветных всполохов заглохло, сумерки уже давно сошли на нет и за окном разлилась чернильная темнота, отчего мельтешащие внизу, за окном, люди выглядят как синие тени под робким светом неполной луны. Тусклый желтоватый свет падает на опустевшее перед ним окно и он, распрямляясь, встречается взглядом с собственным отражением и тут же его отводит, поежившись — глаза как два стеклянных шарика, наспех вставленные в полые пазы кукольных глазниц, пустые и бессмысленные, вбитые посреди разрезанных, искаженных тенями черт. Ему неприятно видеть перекошенное в какой-то искусственной окаменелости лицо и волшебник закрывает глаза и в поисках опоры вскидывает вверх руки, прикладывая раскрытые ладони к оконному стеклу, отрезвляюще холодному. Растягивается длинная пауза после словесных, ядовитых плевков в его сторону – светловолосому ничуть не страшно от повисшего молчания, он хорошо знает что сказанное второпях всегда больше похоже на оправдания. Пусть бросает желчные замечания сколько ей захочется, он не будет властно встревать, обрывать и комкать ее слова, пусть думает что словами сказанными в неподходящий момент можно вызвать хоть что-то кроме раздражения. Как маггловским задиристым мальчишкам дают пластиковые мечи, не способные принести настоящего вреда, так и он решил оставить ей слова, как единственное оружие.
Вэйзи отнимает приятно-холодную руку от стекла и проводит ладонью по затылку, шее, будто за воротником был ярлычок, царапавший кожу, или будто проверить действительно ли оплавилась кожа под жгучим взглядом (или будто все еще ощущает мягкие путы лишившие его воли на какое-то время и хочет смахнуть их, окончательно). Где-то на подкорке сверлит привычное желание закурить и рука непроизвольно тянется к картонной пачке, но он одергивает себя в последний момент, сминая ее в кармане брюк, вместо того чтобы выудить на свет. Медленно переставляя ноги по кругу он разворачивается, опираясь чуть занемевишими от холода ладонями о подоконник, расслабленно прижимаясь спиной к окну и вглядывается в ее лицо уже издалека.
- Все? - лаконично спрашивает светловолосый, без тени прежней насмешки или шипящей злости, голос звучит сухо и просто, само спокойствие воплоти. Опасаясь быть перебитым, он больше не держит пауз, он и так знает что хочет сказать, в подобие улыбки приподнимая лишь самые уголки губ, - Я рад, что ты меня не забыла.
- Поплачься кому-нибудь другому, - он пожимает плечами и вскидывает брови, показывая как ему осточертели эти уколы и его скошенный вбок взгляд явно указывал на захлопнутую дверь кабинета, возвращаясь к ранее сказанному о гостях, в конце концов хозяйка сама должна знать как должно обращаться со своими гостями — иначе разве она будет считаться полноценно хорошей женой? Хорошая жена должна знать когда ей можно говорить, должна знать что ей нужно делать, только, видимо, хорошими женами не рождаются и кому-то предстоит долгий путь перевоспитания, как закономерный исход, после того как ему надоест вести эту партию и от ее упрямого характера не останется ни следа, лишь обломки.
Оттолкнувшись от подоконника, Вэйзи идет по направлению к столу, и останавливается близко, так что может чувствовать резкий запах выпитого виски и неприязненно поморщившись кивает на бутылку, открыто передразнивая ее последнюю фразу, - Смотри не исчерпай всю бутылку.
Казалось стоило бы подойти и отнять, в назидание, но Фауст был уверен что стоит только ему исчезнуть из сегодняшнего вечера, желание напиваться ему наперекор тут же исчезнет. Возможно, для этого и правда был подходящий момент.
- С Днем Рождения, дорогая, иди веселись, пока есть возможность, - он улыбается обманчиво-ласково, касается холодной ладонью ее лица и по-отечески целует в лоб (как делают заботливые родители, прочитав ребенку сказку на ночь, закрывая дверь детской спальни и оставляя его одного) будто оставляя еще одну метку, запечатывая случившееся в этот вечер. Вэйзи и так не сдерживает усмешки, но оказываясь к девушке спиной, улыбается так что кажется лицо вот-вот пойдет трещинами и рассыпется, улыбается когда быстрым и легким шагом идет к камину, улыбается когда зачерпывает летучий порох и исчезает в зеленом пламени. Улыбается потому что несмотря на сказанное, местами проигранное и прошедшее не так гладко как было вырисованно у него в голове, сделанного было уже не вернуть.
[indent] Каждая секунда длится целую вечность, растягивая любую паузу в месяц или даже год. Ожидание убивает, она никогда не любила томиться в неведении, пока кто-то другой решает, каким будет следующий шаг. Мать говорила, что Сильвестри может быть импульсивной [в теории, даже сильнее Морин] и это так сильно не сочеталось с попытками держать себя в руках, сохраняя аристократический вид. Сложно быть ледышкой, когда внутри бушует пламя, периодически вырываясь наружу. Сегодня в парадном кабинете отца, это было заметно как никогда. Все перемены настроения, попытки удержаться от глупых поступков, крик, сменяющийся тихим шипением, колкие взгляды, выбеленные до седины пряди, постепенно темнеющие от корней, упрямая линия рта, ненависть в глазах, минуты затишья и очередной всплеск. Любопытно, что именно в этот день от подобных перемен настроения страдала не только она, будто передавая свое состояние Вейзи. Он тоже оказался не так холоден и бесчувственен, как казалось ранее. Это было интересно. Не настолько, чтобы продолжать лезть на рожон, но по-своему захватывающе.
[indent] Часы над камином начинают раздражать, заполняя тиканьем всю комнату. Монотонно, словно с издевкой, они подчеркивают тишину, образовавшуюся после этого маленького перфоманса. Становятся громче [возможно, только в ее голове] осуждают, возвращают к реальности, где ничто и никогда не идет по плану. Начиная с первой встречи и заканчивая этим чудовищным праздником, никак не сочетающимся с привычным «счастливого дня рождения». Забавно было думать, что весь этот «подарок» - это своеобразная кара за все те поступки, совершенные ранее. Вот только не слишком ли сильно высока цена?
[indent] Она смотрит ему в спину, будто на черной рубашке магическим образом появится ответ на все те вопросы, что проносились вихрем в голове. Ждет. Больше не пытается подцепить или напасть. Просто стоит с бутылкой в руке, дожидаясь хоть какого-то жеста. Не исключена агрессия, но Силь не привыкать к мучениям, чтобы испугаться такой мелочи [на деле, она бы никогда не озвучила эту мысль], как гнев Вейзи. Это могло быть игрой. Расчетливой, жестокой, лишенной любых моральных устоев и норм приличия. Той самой, где нет запретов и каких либо правил, лишь финальная цель, достигнув которую можно одержать желанную победу [или проиграть, тут уж как получится], оставив своих оппонентов далеко позади. Жажда адреналина, азарт, желание быть лучше. Бездушное состязание, основной задачей коего стоит победа любой ценой. Они вели этот внегласный бой уже больше года и ни разу не задумались о том саморазрушении, что сопровождает их из раунда к раунду. Сопутствующий ущерб не важен, если действие приносит результат. Они не разменивались на полумеры и слабые жесты, доводя друг друга до первичного гнева. Давились злостью, выплевывали обидные фразы, буквально заливали друг друга ядом. Делали чертовски больно и радовались этому, будто получали бонус за каждый «удар» и оставленный на душе шрам. Таких, к слову, накопилось не мало [но кто из них считал?].
[indent] Говори же.
[indent] Она ждет, мысленно заклиная закончить эту чертову пытку. Сделать хоть что-то, чтобы очертить границы и привести к логичному финалу этой главы. Увы, итог ей совсем не нравился и как не сопротивляйся, а жертва в этом раунде [как и в большинстве предыдущих] была определена. Он это знал. Она это осознавала. Но никто не озвучил и без того понятный исход, предпочитая продолжать игру в «кошки-мышки», наслаждаясь чужой болью и последние слова, как и поцелуй тому подтверждение. Невесомый, аккуратный и даже нежный. Он никак не сочетался со всем тем, что творилось в стенах этого кабинета еще пару минут назад. Такой простой и понятный, он заставляет замирать, ощущая, как сердце пропустило удар или два. Она хотела оттолкнуть, ударить, разбить стекло с дорогим алкоголем о голову, сделать хоть что-то, лишь бы не чувствовать проклятые мурашки, пронизывающие тело. Смесь страха, непонимания, упрямства, обиды, гнева и бессилия. Возможно, Вейзи не зря решил уйти до того, как кто-то из них пересечет черту.
[indent] - Но это не я гоняюсь за тобой с кольцом, - она улыбается, пусть и не чувствует хоть толики радости, по отношению к данным словам. Скорее констатация факта, чем попытка доказать собственную важность. Просто напоминание о том, кто, на самом деле, не может забыть. Силь никогда не скрывала, что была влюблена. Несмотря на всю гордость, обиду и высокомерие, она признала свою ошибку, повлекшую за собой столько проблем. Фауст был прав, она любила его. Но это не она не могла выкинуть его из головы. Не она тайно следила и, в итоге, решила соединить их судьбы узами брака. Она бы предпочла больше не видеть его. Так кто из них по настоящему не мог забыть?
[indent] От этой мысли становится смешно. Не исключено, что это всего лишь истерика, поздно накатившая, когда Вейзи уже успел произнести слова, исчезая в камине отцовского кабинета.
[indent] - Иди к черту!, - бутылка летит в сторону камина, вдребезги разбиваясь о каменную кладку. Осколки со звоном падают на декоративный бортик и беззвучно осыпаются на ковер. Она выплевывает эти слова, будто проклятие, сознавая, что мужчина давно скрылся в пламени и не мог услышать этот крик. Ее никто не услышит и от этого становится не по себе. Как и от металлического ободка, на безымянном пальце [она еще не раз пыталась его снять]. Очередного символа унижения и пытки, которую предстояло пережить [возможно, длиною в жизнь, но она сделает все, чтобы этого не произошло].
[indent] - Госпожа?, - голос домовика разрезает повисшую тишину, заставляя неосознанно вздрогнуть. Он говорит тихо, слова звучат испуганно, где-то из-за двери. Странно, что Корри не оказался внутри [и первые пару секунд она искала его в темноте], но этот эльф всегда отличался неким пониманием [может это была всего лишь ее фантазия]. В любом случае, сейчас он принял правильное решение, решив остаться снаружи.
[indent] - Что?!, - она отвечает резче, чем планировала, машинально поворачивая голову в направлении голоса и мысленно радуясь, что все еще одна в кабинете. Это было малым утешением, но ни одна живая душа не должна увидеть Гринграсс в подобном состоянии.
[indent] - Вас ищет хозяйка, - Корри мнется, будто не знает, стоит ли продолжать этот диалог, но не может уйти, не выполнив поручение, - У вас все хорошо? Может Корри принести воды...или лекарство?, - он мямлит и это раздражает, но Гринграсс не привыкла срываться на слугах. К тому же, мелкий эльф был не виноват, что Фауст доводил ее до исступления и истерики. Рука машинально поправляет выбившуюся прядь волос и тут же пытается стереть незримый отпечаток поцелуя со лба. Как еще одну метку этого проклятого брака. Очередной символ «требования покорности», который Сильвестри не собиралась признавать.
[indent] - Нет, всего лишь мигрень. Иди, скажи матери, что я спущусь через пару минут, - она быстро отвечает и выжидает еще несколько секунд, чтобы услышать покорное согласие и топот.
[indent] Одинокая слеза скользит по щеке. Сильвестри облокачивается на дверь, медленно сползая по ней спиной, пока не оказывается на полу, прислоняясь затылком к холодной древесине. Это были последние минуты тишины, до того как ей придется вернуться к гостям, улыбаясь, будто ни в чем не бывало. Страшно было даже представить, что будет завтра.
Вы здесь » Daily Prophet: Fear of the Dark » GRINGOTTS WIZARD BANK » [13.06.1975] let's not pretend
