А когда? Она хотела это сказать целый день, она сказала — чтобы не забыть. Очень легко, между прочим, все забыть под его губами и весом его тела.

— Нет. — Селена сердится, немного, но это же ее заводит еще больше. Она расстегивает ему штаны и запускает свою ладонь. Места под тканью им вдвоем уже маловато, но торопиться им некуда — и она ласкает его член прямо так, медленно, обводя пальцем каждую венку.

Нет, все было не так. То есть Селена действительно говорила, что не понимала, но с тех пор осознала, что не все детали совпадают, будто какие-то кусочки мозаики выпали, и на их месте остались белые пятна.

Не ускориться тоже сложно, Кейси вот, лишив лифчика, добирается до сосков, и ее ритм в его штанах сбивается, а еще она опять не договорила и злится на себя за это.

— Нет, это был не случайный набор запахов. Это… это очень определенный. Как… как, не знаю, мамины духи, которые могут перенести тебя в прошлое, когда их слышишь.

Господи, она правда говорит о маминых духах сейчас?
Она правда говорит.
Ладно, не важно.

Кейси улыбается, как будто только узнал, что она его хочет. Как будто не его пальцы сейчас касаются губ, как будто он не чувствует, как там уже влажно. Селена сердится все еще, прикусывает его губу в поцелуе, слегка, чтобы это продемонстрировать, а потом выдыхает и подается к нему. Ей очень, безумно сильно хочется, чтобы Кейси продолжал, но еще хочется отыграться — за то, как тянет, за то, как спрашивает, когда уже очевиднее некуда, за то, какой он горячий везде и особенно в штанах, чертовых штанах, которые так ужасно ей мешают.

Чтобы притормозить себя немного и поймать съезжающую от ласк крышу, Селена смотрит — смотрит, как они ласкали друг друга давно, в драккловой палатке, и на мгновения замирает, потому что картинка кажется знакомой. Она ловит растерянность Кейси и свою тоже пытается — не похоже на сон, не похоже на видение, ее тело как будто помнит его поцелуи, и ставшее в какой-то момент очевидным возбуждение.
Не будь сейчас пальцев Кейси у ее клитора и ее собственных у его члена, может, она задалась бы вопросом, как такое вообще может быть. Сейчас — не задается.

— Все, что хочешь. — Селена отвечает ему со стоном, потом смеряет его ироничным взглядом — по сокращениям мышц и так ясно, что она на все готова, а он играет с ней. И если так, то ей пора сыграть тоже. Просить она пока так и не намерена, Кейси перестарался, ее раздразнив, и мстить хочется просто чудовищно. — Но сначала…

Настойчиво упираясь свободной рукой ему в грудь, она заставляет его поменяться с ней местами. Нереализованное желание еще зудит и ноет чертовски сильно, и целует Селена его очень жарко и голодно, и медленно, проходится губами по подбородку, горлу, ключицам, пока стаскивает блядские штаны и ласкает уже беспрепятственно, хотя и еще не в полную силу.

Она целует его грудь и живот, стараясь не оставить без внимания ни малейшего участка кожи, целует и в пах, совсем близко к члену, проводит щекочащим движением языком, чтобы уж наверняка.

Ей нравится видеть, что это она делает с ним, думать, что только на ее ласки он реагирует так, и хочет тоже только ее, и всегда хотел — он совсем горячий там, и Селена, коснувшись губами головки, легко поначалу целуя, убеждается в этом, а потом ласкает его языком, растягивая мгновения, необходимые на то, чтобы Кейси тоже сорвало крышу. И только потом, когда они оба уже понимают, что тянуть уже дальше некуда, берет его в рот.

Ей правда ужасно хотелось это сделать, теперь Кейси ее весь — и он оказывается больше, чем она себе представляла. Селена двигается, стараясь держать ритм, приглушенно, до будоражащей вибрации, стонет, когда Кейси сжимает пальцы в ее волосах, но себя контролирует и даже как будто не толкается.

Она могла бы продолжать столько, сколько потребуется, чтобы узнать его на вкус, но Кейси, кажется, не этого хочет — возможно, потому, что времени у них много, и довести себя до исступления можно разными способами, они должны проверить их все.

Выпустив его изо рта, Селена поднимается, чтобы отвлечься на поцелуй, и, собрав все остатки терпения в себе, трется о его пальцы, все еще не оставляя его член, лаская — с ее слюной получается даже лучше. Она правда собирается продолжать, ей очень хочется заставить его двигаться навстречу, и чтобы кончил ей в рот, и, может, они потом сделают это тоже и даже не раз — ее рот слишком занят, чтобы требовать с него обещание, — но Кейси не позволяет, возвращает ее к себе и усаживает.

Они оба чертовски влажные, и взгляд у Селены абсолютно пьяный, она замирает в дюйме от его губ, гладит ладонью щеку, пока трется об него. И Кейси, черт его дери, так и улыбается, хоть и одними глазами — а она слишком изведена его ласками, чтобы сопротивляться.

— Давай, — шепчет, прижимаясь грудью, в губы, прикрывает глаза, сосредотачиваясь только на нем одном, — пожалуйста, давай, я не могу больше.

Если он и сейчас не даст ей этого — она убьет его.

Те секунды, что Кейси еще только трется, кажутся вечностью — изнывая от желания, Селена трется и сама, но этого мало, это совсем не помогает и делает ожидание невыносимым.

И все же, когда он проникает, Селена не сразу начинает двигаться — он очень горячий, такой же горячий, когда был у нее во рту, но как будто слегка по-другому и тоже очень хорошо. Ей нравится, когда он внутри, особенно нравится, когда весь, и теперь, став с ним одним целым, спешить она больше не хочет. Набравшись терпения, всего, что осталось, она гладит плечи Кейси, прежде чем за них взяться, тягуче целует, и только тогда решает, что пора.

Кейси, похоже, тоже так больше нравится, каждый толчок очень глубокий, и она рвано дышит, пока еще тихо, отдавшись ощущениям.

Ты моя, говорит Кейси, и эти слова отзываются внутри сладкой тягой, вынуждая ее двигаться интенсивнее. Селена повинуется этому желанию, хотя и не хочет заканчивать все так быстро — может, и толкается чаще, но еще не одержимо идеей достичь оргазма.

Селена приостанавливается от шлепка — от неожиданности сжимается вокруг его члена, становится как-то совсем тесно, и она вздыхает с ним вместе.

— Еще, — взяв его ладонь в свою, проводит по ягодице, сама больше не двигается, чтобы напряжение немного спало и можно было продолжить. — Сильнее.

И только потом снова набирает темп.

Селена громко фыркает — спрашиваешь тоже, — но не отвечает. В этот короткий миг Кейси говорит с ней так же, как когда играл в плохого аврора, и это странным образом ее заводит, хотя, казалось бы, куда еще.

Самоуверенный и насмешливый, и у нее даже проскальзывает мельком мысль, что хорошо бы Кейси был таким чаще — ему чертовски идет.

Тем временем она ускоряется, и Кейси, кажется, ее за это наказывает — каждый новый шлепок происходит, когда она не ждет этого, и тогда она громко стонет от того, как его в ней много, и от того, как горят все места, к которым он приложил со всего маху руки.

Селене все кажется, будто она вот-вот кончит, ощущение усиливается с каждым новым шлепком, но этого не происходит, ноющее чувство все нарастает и убывает, и стоит признать — с Максом так не было.

Она вообще его плохо помнит, если честно, вспоминает на секунду только потому, что понимает, что сравнить происходящее сейчас ей не с чем.

— Я тебя люблю, — шепчет Селена, почти всхлипывает между толчками, выгибает спину под его ласками; мышцы живота тоже напрягаются, стоит Кейси дотронуться, и молчать становится уже тяжело, но с губ срываются совсем не слова — она стонет ему в рот, отвечая на поцелуй, и стонет еще громче от его пальцев в волосах, от того, как все это нестерпимо хорошо. От того, что этого стоило ждать десять лет — и ни днем больше, только потому, что и так чересчур долго.

Селена снова оказывается лежащей на спине, и Кейси нависает над ней — и, наверное, это должно быть романтично, они же собираются жениться. Она смотрит на его лицо, которое видится ей особенно красивым в моменты их близости, и позволяет себе побыть немножко собственницей — ее и ничей больше, и так было всегда, и всегда будет. И она тоже будет принадлежать ему одному.

— Мой, — успевает все-таки дать ответ на сказанные минутами ранее слова, прежде чем Кейси помогает себе рукой и кусает ее, и щекочет шею своим дыханием и мокрыми поцелуями, пока Селена обнимает его и сжимает эти объятия тем крепче, чем невыносимее становится сдерживаться.

Она снова сжимается, но уже ничего не может с этим поделать, запрокидывает голову, упираясь макушкой в простыни, пока внизу все горит и пульсирует, заставляет ее забыть о дыхании, о снах и видениях, о фантазиях и воспоминаниях — остаются только белый шум в голове, приятная тяжесть тела Кейси на ней, его же жар внутри и растекающаяся по телу сладостная нега, ради которой все и затевалось.

Ради нее и ради Кейси, которому уже тоже пора — Селена находит его губы, руками спускается к животу и слегка ниже, гладит там, где выступают тазовые кости, обхватывает его крепче ногами, прижимаясь так плотно, как только возможно.

Кейси становится грубым, берет ее жестче, и это тоже Селене нравится, так нравится, что почти жалко становится, что только к концу. Надо сказать ему об этом потом.

Сейчас он изливается в нее, и спермы оказывается не меньше, чем вчера — когда Кейси выходит, она сводит ноги вместе, будто это как-то поможет не потерять ни капли, но, конечно, все равно размазывает по постели.

Они так и ни разу не договаривались об этом, кроме того обещания стать семьей, и сейчас все выглядит так, словно они очень стараются. Не лучшее время для детей, Селена думает об этом, вспоминая все, что произошло только за один-единственный длинный день, когда она умерла во сне, а Кейси чуть не умер в реальности у нее на руках — возможно, не предохраняться было не самым разумным решением, уж точно не самым ответственным. Но ей хочется, хочется очень сильно, и это эгоистичное желание вытесняет все сомнения. Если Кейси устраивает перспектива начать семейную жизнь так сразу, то и ее тоже.

Пока, конечно, он думает совсем о другом — идея попробовать что-то еще, пусть и неозвученная, кажется соблазнительной, Селена, забывшись, кивает, потом, поняв, что вслух Кейси не говорил, шепчет:

— И на столе, и на кухне, и в душе, и где угодно.

Затем касается пальцами собственных губ, припухших от поцелуев и укусов, не может сдержать очень довольной, сытой улыбки, зная, что это ненадолго и скоро ей захочется еще — и улыбается шире мысли, что Кейси разделит это ее желание.

А Кейси заговаривает о свадьбе, и теперь уже ей хочется вопросительно дернуть бровью — он хочет планировать прямо сейчас?
С другой стороны, почему нет. Она и так уже утром думала, что, скорее всего, все пройдет очень тихо и только для своих — не то время для пышных празднеств, да и мало кого ей на самом деле хочется видеть.

— Можем сделать это завтра вдвоем, — говорит она, не особо раздумывая. Торопиться им некуда, но ждать еще неделю — долго, чего тянуть. После сегодняшнего ей хочется, чтобы все произошло как можно скорее, она же не знает, сколько времени у них есть, может, не так уж много. — Только ты и я. Можем выдернуть кого-то шафером, если хочешь, а на выходных встретиться с моими родителями. Мой отец сам не сразу благословение получил, он поймет. И мама будет рада.

Подавшись вперед для поцелуя, Селена улыбается.

— Этот день делаешь особенным ты, а не какие-то там гости. Каждый день. Я же за тебя замуж выхожу, а не за них, откуда такие мысли? Но если ты сначала хочешь вдоволь меня отыметь и только потом отвести к алтарю, я сопротивляться не буду. — Последнее говорит уже с лукавым огоньком в глазах.

Не то глаза закатить, не то рассмеяться — шутки, конечно, у Кейси ужасные, и Селена кривляется, совсем как десять лет назад, широко, впрочем, улыбаясь. Можно пошутить не менее ужасную шутку о том, что, например, священник будет не против, если присоединится, но она вовремя прикусывает язык. В такой шутке не нашлось бы места правде.

Дурак, думает Селена, но думает с нескрываемым обожанием в глазах, так же, как раньше, с поправкой на то, что раньше это обожание пыталась скрыть. Хотя все всё равно видели.

У них все еще нет ни колец, ни костюма, ни платья, вообще ничего, но Селена, назначив свадьбу на завтра, почему-то об этом вообще не беспокоится. Они с Кейси сошлись еще только вчера и очень спонтанно, почему их свадьба должна быть другой?

Кейси опять дразнит ее, и девичья фамилия режет слух — Белл ее давно никто не называл, и очевидно, почему он не хочет называть ее Морган, так что она решает пропустить это мимо ушей. Тем более, что он опять трогает ее везде, трогает там — и возмущению ее нет предела.

— Дайте подумать, — мстительно отвечает она, сузив глаза, но все-таки улыбаясь. Такой роскоши, как обдумать свои решения, у нее не было, нет и сейчас, но Селена все-таки верит, что жалеть ей точно не о чем — в кои-то веки почувствовав вкус к жизни, отказаться от него, от Кейси, от их будущего она точно не сможет. И Кейси прекрасно знает об этом, только потому и дразнит.

Он оставляет ее на кровати одну, и она садится, ища взглядом халат:

— Может, водички?

Перевести дух бы не помешало.
Водички, впрочем, Кейси не приносит и вообще исчезает с кухни одетым. Селена больше не чувствует его присутствия, и это очень странно. Мысли, что он мог просто ее бросить, у нее, конечно, не возникает, она выжидает немного и заглядывает в ванную, чтобы привести себя немного в порядок, набрасывает шелковый халат на плечи и идет на кухню, чтобы добыть себе воды самостоятельно.

Кейси к тому времени возвращается, о чем и сообщает. Селена сразу понимает, где он был, по пузырьку в руках и специфическому, очень сладкому аромату, разлившемуся в воздухе. Встав в дверях, она прислоняется к косяку и смотрит с нескрываемой иронией:

— Я бы никуда от тебя не делась, — подходит, берет его лицо в ладони и целует, привлекая к себе, потом проводит языком по своим губам, определяясь, насколько ей это нравится. — Всегда хотела узнать, какое оно на вкус. Ну и гадость. На какие же жертвы ты идешь ради меня, Кейси.

Кажется, она хотела воды.
Она наливает стакан и щурится с плохо скрываемым азартом во взгляде:
— Знаешь, что-то мне совсем лень куда-то идти, давай останемся тут?

Если, конечно, у Кейси не найдется других вариантов.

Зелье действует быстро, и это в принципе логично, для чего еще его пить, как не для этого.
Селена допивает свою воду — всего пара глотков, чтобы потом еще не пожалеть об этом, — и им любуется. Кейси и в одежде очень красив, но без — глаз не оторвать. Чем и, судя по всему, решает воспользоваться.

Как хорошо, что можно смотреть на него вечность, и не только смотреть, и что он весь такой красивый — ее.

Идея Кейси с неделей одним днем звучит рискованно, но у него все идеи такие — Селена не удивляется, она давно привыкла, только успела слегка подзабыть за время, что его не было рядом. Чья все-таки была идея отправиться к Черному озеру ночью? Ее или его?

Она так и не может вспомнить, потому что Кейси уже занимается ее халатом. Да и так ли важно, кто кого на озеро затащил, когда есть дела получше.

Кейси смелеет, и трудно сказать, дело в зелье или в том, что Селена пустила его в свою голову, сама того не замечая, или он просто заметил, что ей понравилась его грубость — сложно не понять, когда она разрешила себя отшлепать. В любом случае она хотела сказать об этом, но тут даже говорить не пришлось.

Послушно задрав подбородок, она смотрит на него поначалу очень серьезно, но потом во взгляд все же просачиваются дьявольские искры. Селена улыбается Кейси в губы и льнет к нему вместо ответа, запуская пальцы в волосы, и трется животом о его член, чтобы понял сам.

С неделей за один день у них совсем не остается времени на слова, но, подумав, она все же находит несколько секунд для них, чтобы обозначить по ее мнению очевидное:

— Тогда тебе придется меня нести. Если тебя это устроит, я твоя.

Это желание ощущается совсем другим, Селене, уже очень сытой эмоционально, хочется заняться скорее сексом, чем любовью — на самом деле это довольно разные вещи. Кейси разделил это желание, сказав, что хочет ее оттрахать, и слова отзываются в ней новой тягой внизу живота, такой сильной, что думать у нее выходит только о том, что лучше бы ему поторопиться и сделать это, и никаких предварительных ласк больше не надо — бедра нестерпимо сводит и так, и она вообще уже мокрая.

Кейси ласкает все равно, и Селена рвано дышит, собираясь просить взять ее прямо здесь — правда просить, может, умолять, совсем не так, как в прошлый раз, — но сил хватает лишь на то, чтобы потереться о его пальцы; смазка сейчас убедительнее любых слов.

И он снова это делает, снова хочет быть и в ее голове тоже — Селена ему позволяет, потому что он просит, потому что он что-то задумал, что-то, что может ей не понравиться. Но начало выглядит уже многообещающим — столешница холодная, а Кейси сзади очень горячий; он укладывает на нее грудью, она выгибает спину, делая упор на руки. Веревки на запястьях не обездвиживают ее, но ограничивают, это будоражит настолько, что она сама удивляется, как можно настолько кого-то хотеть, и не просто хотеть, а так, чтобы оттрахал, черт возьми, до изнеможения — Селена, понимая, что со своей стороны мало что сможет делать, замирает в предвкушении.

Кейси не заставляет себя долго ждать, снова трется об нее, снова очень, очень горячий, и Селена подается назад, навстречу ему, выгибаясь.

Пожалуйста, пожалуйста, давай.

Она этого не говорит, знает, что он и так ее слышит — и мысли, и ее стон, когда входит очень резко, и потом, и еще, пока пытается приноровиться к его ритму. В какой-то момент Селена опускает голову к связанным рукам, чтобы закрыть себе рот и стонать, почти кричать так — она слишком громкая. Не то чтобы ее волнуют соседи, шумоизолирующие чары наложены и на квартиру тоже, но сдерживаемые в ладони стоны распаляют ее еще больше — они и пальцы Кейси на бедрах, которые он сжимает так, будто Селена без этого недостаточно узкая.

И он снова бьет ее по ягодицам, и тогда его вновь очень много внутри, так много, что она зажмуривается, вжимает в рот ладони, отпускает, подается локтями вперед, чтобы достать пальцами до волос.

Нет. Нет, не вздумай останавливаться. Подними мне ногу на стол. И к себе притяни, я хочу тебя целовать.

На то, чтобы озвучить свои желания, сил у нее не остается — все уходит в новые стоны, яростные толчки, и сердце очень громко колотится, она слышит шум крови в ушах, и тот кажется ей почти музыкой.

Селена бы поняла, если бы Кейси ее не послушал — они же собирались делать то, чего хочет он, так? Но он слушает ее и правда прижимает к своей груди, а она целует его, ищет в себе силы укусить, потому что ужасно хочется, не находит и старается просто дышать.

Руки все еще связаны, она держит их перед собой, глаз не закрывает, смотрит вверх, но не замечает ничего, кроме затопившего тело вожделения, заставляющего двигаться быстрее. Пользуясь тем, что Кейси держит крепко, Селена выгибает спину, двигает тазом так, чтобы слегка менять угол, найти тот, при котором он войдет глубже всего.

Едва у нее получается приноровиться, Кейси сжимает пальцы на ее бедре, и Селена останавливается, вобрав его в себя во всю длину, прижимается к нему задницей и ведет из стороны в сторону нарочито медленнее. Плотно сжимает губы, сдерживая новый стон, и так становится еще лучше — ее голод по Кейси, помноженный на время без него, сходится с его же желанием в одной точке, сжимает ее внутри, растекается горячей волной в бедрах, заставляя запрокинуть голову Кейси на плечо. Подняв ко рту руки, она снова хочет зажать его ладонью, вместо этого проходится по щеке к волосам, стирая нитку слюны и свой не отзвучавший стон.

Пожалуй, Кейси был прав, и к алтарю она сама дойдет вряд ли.

Обернувшись еще, она целует его — быстро, куда попадает губами, куда придется, высвобождается из объятий и опускается на колени перед ним. О главном желании Кейси Селена уже знает, ему не нужно просить, достаточно лишь подумать — и она приникает к напряженной головке члена губами, широко проводит языком, лаская его увереннее, чем тогда. Собственная смазка во рту странным образом возбуждает, она рвано выдыхает, берет его в рот и понемногу захватывает глубже, и двигается быстрее, и было бы еще лучше, если у нее были свободны руки — но, наверное, в этом тоже есть что-то, что-то, что дает Кейси власть над ней и заставляет желать ее еще сильнее.

И ее более чем устраивает такой расклад.

Отредактировано Selene Morgan (2022-02-17 19:42:29)