Даже будучи ребёнком (конечно, Стеф этого не помнила, но слышала рассказы бабки), Стефани Кармайкл практически не плакала, предпочитая либо требовательный ор, либо насупленное молчание и игнорирование предмета раздражения. Сейчас же она была близка к тому, чтобы разрыдаться прямо здесь, посреди этого магазина, проделав такой долгий путь из Хогвартса в Лондон, нарушив все возможные правила — и что, напрасно? Мысли, одна трагичнее другой, сменяли друг друга в её голове, не давая и секунды на то, чтобы прийти в себя. Стефани паниковала. Боялась. Ужасалась возможному исходу. Она настолько сильно привязалась к Мордреду, что не представляла себе, что его милой мордочки не будет с ней. Да, она была в курсе, что крысы долго не живут — даже волшебные! — но она всё равно не была готова. Не так! Не сейчас! Однако от неё ничего не зависело. И это было ещё хуже, чем если бы она завалила экзамены, решив окончательно забить на подготовку. Там, хотя бы, у неё была свобода выбора и какой-никакой контроль над ситуацией.
Она была полностью погружена в свои мысли, поэтому когда что-то тёплое коснулось её руки, она встрепенулась — от неожиданности и от испуга. Она едва успела поднять взгляд на Монтегю — Элая Монтегю! — когда он требовательно призвал её к молчанию. И она, вопреки своему острому желанию всегда что-то язвительное в диалог вставить, послушно кивнула и не стала ничего говорить. И руку его тоже сжала — крепко.
Секунды тянулись мучительно долго, продавца не было как будто целую вечность, но Элай был рядом и продолжал сжимать её ладонь, и Стеф как будто бы от этого становилось легче. По-крайней мере, она была не одна с этим всем, и хотя то и дело странная мысль о том, что они с Монтегю в совершенно невероятной ситуации прямо сейчас, пыталась проскочить, она отгоняла её. Нет, не сейчас. Сейчас это было настолько неважно, как отметки по прорицаниям, даже если бы Стефани когда-то их посещала. Они стояли в магазине, держась за руки, и от этого на душе становилось немного теплее. И даже менее страшно от мысли, что будет дальше, будто кто-то зажёг свечу в кромешной обволакивающей тьме ночи — и её тонкий свет давал надежду на то, что не всё ещё кончено и всё ещё может быть хорошо. Будет. Обязательно. Может, не так, как ожидаешь, но всё же...
Когда продавец вернулся из подсобки, Стеф снова встрепенулась и подалась вперёд, напоследок ещё сильнее сжав несчастную ладонь Элая. Ей казалось, что стук её сердца можно услышать из Хогвартса, так бешено оно рвалось из груди при виде хмурого вида продавца. Волшебник бросил оценивающий взгляд на Элая, хмыкнул, но ничего не сказал — Стеф была бы ему за это очень благодарна, но ещё больше благодарна, если бы он не тянул гиппогриффа за яйца, а уже выкладывал всё, как есть.
На прилавок перед Стефани со звоном опустились склянки: одна, вторая, третья... Рядом продавец положил какую-то тряпку, что ли, Стеф не разобралась. Впрочем, как он тут же пояснил, крыса надо бы закутать, а то замёрзнет, пока вы его туда-сюда таскаете, неразумные хозяева. Этим поить три раза в день, этим — только вечером. Этого две капли, этого — три в еду. Если есть отказывается, то в воду. Если пить отказывается, то поить самостоятельно, пока не оживёт. Оставить в покое и не трогать, помимо кормёжки и лекарств. В комнате с клеткой не должно быть сквозняков, температура должна быть стабильная, градуса двадцать три, корректируйте заклинанием по необходимости. Только сильно не нагревайте, вредно это. За неделю должно помочь, а если нет...
А если нет — Стефани уже не слушала. Потому что в её мире вариант возможен был только один, хочет Мордред этого или нет, у неё ещё были планы на этого крыса.
Упаковав покупки и бережно завернув Мордреда, устроив его в кармане (продавец даже помог ей наложить заклинание, хотя Стеф уже была совершеннолетней и, слава Мерлину, могла колдовать вне школы), они с Элаем снова двинулись на улицу. Стеф молчала, чувствуя какой-то странный клубок чувств внутри себя. Сейчас, когда она немного успокоилась по поводу Мордреда, уже получившего первую дозу лекарственных зелий внутрь, она начинала осознавать и мир вокруг, а вместе с этим к ней вернулись эмоции по поводу их небольшого молчаливого момента с Элаем Монтегю. Она была благодарна ему — за всю их вылазку — но что-то внутри отзывалось теплом. Ей было приятно держать его руку, ей было приятно его тепло, его спокойная и крепкая хватка — это успокаивало. Она бросила на него быстрый взгляд, пытаясь остаться незамеченной, однако, прежде чем отправиться обратно, поговорить им всё же придётся. Хотя бы о деле. И сколько бы Стеф не убеждала себя, что ничего такого из ряда вон не произошло, она всё же была одновременно смущена и... заинтригована, что ли?
Выйдя из магазина, она остановилась, воспользовавшись заминкой, чтобы поправить мантию и слегка вернуть на место лихорадочные мысли. Впрочем, получалось очень и очень плохо.
— Спасибо, — тихо произнесла она, чувствуя, что голос начинает подрагивать, а терять лицо — да, даже сейчас, когда терять уже было нечего — она не хотела. Поэтому она поддалась порыву, сделала шаг вперёд и быстро, порывисто обняла Элая, спрятав всё-таки лицо у него в плече и надеясь, что слёзы всё-таки удастся сдержать. Удалось. Нарушать традицию не-рыдания Стеф не хотелось, тогда не похвастаешься, что не ревела двенадцать лет.
— Ладно, надо возвращаться, — она отступила и снова приняла вид боевой Кармайкл, будто и не было ничего. — У нас ещё долгий путь обратно, может, даже сумеем не попасться. Поспорим? На три шоколадных лягушки. Ты как считаешь, уже хватились или нет? Ставлю, что да. Но всё равно не поймают.
Тем более, всегда можно соврать, что были в библиотеке: кому придёт в голову искать там двух семикурсников?