«Flёur - Лабиринт»
Roderick Nott & Natalie Merigold
Дата: 25.01.1980
Локация: больница Св.Мунго
Знаешь, наверно, мне будет сложно
Понять до конца твою горькую правду
Но раз в этом мире такое возможно -
Я буду любить наше мертвое завтра
[25.01.1980] несётся в бездну мир, сорванный с петель
Сообщений 1 страница 20 из 22
Поделиться12019-01-27 21:41:48
Поделиться22019-02-02 16:50:10
Мысли сбиваются, путаются и теряются, поглощаемые чем-то странным, беснующимся в груди, отчаянно требующего выхода, но словно запертого в клетке из ребер. Наверно, это, в какой-то мере, можно приравнять к шоку. Даже когда ему было всего восемь и он впервые увидел, как угасает в чужих глазах жизнь, даже спустя десять лет, увидев смерть родного деда и узнав о том, что больше никогда не увидит мать, Родерик не терял связь с реальностью. Сейчас же реальность смазывалась, подобно некачественной картине, на которую попала вода и краска местами стала стекать с грязного полотна. В голове все путается настолько, что волшебник даже не понимает, как оказывается в госпитале. Все настолько запуталось и перекрутилось в сознании, что какая-то часть него, которой удалось абстрагироваться и исключительно недоумевать с происходящего, взывает риторическим вопросом, а что он тут вообще делает?
Что-то — возможно злость. Злость ли? Не отчаяние? - услужливо напоминает о цели незапланированного визита в Мунго. Ему нужно найти Натали.
Она задолжала ему ответы на вопросы.
Это немного отдает дежавю…
Воспоминания — сонное томление времени. Бренное пристанище, способное замести пылью душу, сердце обратить в надгробный камень. А ведь так легко, словно утопая в тихом пении сладкой лиры, затеряться в длинных коридорах мыслей, очутиться в холодном концертном зале, одиночеству прочесть ноктюрн с листа. Целый неприступный атман — неразгаданный и сокровенный, нужно лишь в нем не заплутать.
А ведь правда пришел за ответами. Снова. Потому что в прошлый раз разговор как-то не заладился. Пошел совсем не той тропе, на которую рассчитывал Нотт. А после и вовсе напомнил о том, что, как ему казалось, осталось давно уже в прошлом. Всколыхнулось со дна того, что, наверно, принято считать душой, мутным осадком и требовалось время, чтобы оно улеглось назад, вновь затерявшись в темноте глубин, словно и не тронутое никем и ничем. Но вопрос остался открытым, нерешенным, а подобное Родерик не любил. В его жизни и так хватает неопределенности, чтобы позволять себе еще одну, нависшую над головой, судя по ощущениям, как какое-то отсроченное проклятье, способное сразить его в любую минуту.
Чувство дежавю усилилось, когда дверь ему, как и в прошлый раз, открывает престарелая женщина, чье имя Рик не знал, а может не запомнил, а быть может выжег со страниц собственной памяти, как некогда все, что казалось этого дома и того, кто в нем жил. Она не рада ему. Вновь. Кривит губы, смотрит неодобрительно и это злит. Чем он заслужил, чтобы на него так смотрела какая-то маггла! Да и близость полнолуния раскачивала эмоции, словно маятник, заставляя подумать о том, что ему ничего не стоит убить ее. Секундное дело. Всего одно заклинание — и неодобрение в ее глазах навечно сменится уже знакомой ему пустотой.
Он не успевает сказать и слова. Наверно, сказал бы тоже, что и в прошлый раз, слово в слово, словно пытаясь переиграть дежурную сцену в спектакле, которая ему не понравилась и требовала корректировки, вот только саркастичный вопрос «что, отцовские чувства проснулись?» заставляет с вполне искренним недоумением вскинуть бровь. Кажется, этот с одной стороны надменный жест, разбивает что-то внутри собеседницы, выплескивая на него поток плохо усваиваемой информации. Что-то о том, что он уже испортил жизнь ее внучке и она не позволит повторить тот же номер с ее правнучкой. Наверно, сказала и еще что-то… Родерик плохо помнит этот момент. В памяти осело только то, как выхватывает палочку из рукава мантии, направляя ее на женщину. Нет, не чтобы убить. Пусть легилименция не его конек, но способность к ментальной в магии в его крови. И нужно разобраться в этом фарсе, уличить во лжи. Чужие воспоминания врываются в собственный разум калейдоскопом, но большинство из них его не волнуют. Отыскивает иные, четырехлетней давности. И теряет контроль, опуская палочку. Старушка отстраняется от него, возможно, испуганно, возможно, возмущенно, может даже хочет запустить в него чем-то тяжелым, вот только ему плевать. Ему все равно на нее. Она верит в то, что сказала правду. В то, что он… отец той рыжеволосой девчушки?
Бред!
Но несложные математические вычисления заставляют сомневаться.
Но нет… Это абсурдно… Или?
Нет!
На разобраться надо. Он же не любит неопределенность. Так? А правду знает только один человек.
Натали.
А если ее нет дома значит на работе. Простая цепочка, приведшая его в эти белые стены.
Вид всклоченный, достаточно безумный, что волшебница у информационной стойки смотрит настороженно, явно размышляя о том, а не позвать ли авроров. Даже пытается сказать, что ему нельзя в то крыло, в которое он держал путь. Смешно. Как будто это может его остановить. Родерик нарочно медленно поворачивается, с каким-то воистину волчьим блеском глядя на невысокую девушку, называет свою фамилию и ровным тоном напоминает о том, что его отец, кажется, вкладывает такие деньги в спонсорство больницы, что он имеет полное право, чисто в ознакомительных целях, для себя, узреть, на что уходит часть семейного состояния. В правдивости собственного заявления Рик сам сомневается, он знал, что как и полагается, благотворительность входит в число забот главы рода, но не знал, входит ли Мунго в число активов его отца, однако девушка замирает. Колеблется. Этого хватает, чтобы уверенно толкнуть дверь, а спустя минуту отыскать знакомый полыхающий огнем оттенок волос.
- Ты идешь со мной, - ему все равно, чем она занималась, пусть даже спасала больного на грани смерти. Не обращая ни на что внимания, он весьма грубо хватает Натали за руку и тащит за собой. Она сопротивляется? Даже если и так, этого Нотт попросту не чувствует. Все силы уходят на контроль. Точнее, на его остатки.
А ведь полнолуние близко…
Находит пустую палату, толкая дверь так, что та жалобно ударяется о стенку и заводит туда Мэригольд, только после этого опустив ее руку.
Не сломал ли?
- Ничего не хочешь мне рассказать?
Поделиться32019-02-03 14:39:20
Руки привычными движениями заплетают косу. Глаза закрываются и кажется еще немного и Натали заснет стоя. Кассиопея сегодня плохо спала, Мэригольд просидела с ней почти всю ночь и в общей сложности в лучшем случае поспала часа три. Девушка бросает на себя взгляд в зеркало и едва вздыхает при виде кругов под глазами. Снова будто только родила, у ребенка колики, а часовые сны разделить не с чем.
- Натали, ты разлюбила его? – рыжеволосая вздрагивает и бросает взгляд через зеркало на бабушку. Она, как всегда, подкрадывается тихо и бьет своей прямолинейностью.
- Я справилась со своими чувствами и двинулась дальше… Ты же знаешь, что у меня и свидания были и…
- Натали! Хоть меня не смеши, эти твои номинальные свидания любой адекватный человек никак не воспримет, - рыжеволосая открывает рот, чтобы перебить, но ей не дают возможности и слова вставить, - Я беспокоюсь за тебя. Один раз ты себя заново собрала, а сможешь сделать это во второй? И если ты себя не жалеешь, то подумай о Касси. Ты мать и ты должна в первую очередь думать о своем ребенке. Что хорошего он принесет в ее жизнь? А между тем девочке нужен отец… Посмотри, как она тянется к нему…. – Озвучиваются все тайные мысли Натали, даже те в которых она боялась признаться сама себе. Горизонт сознания Касси расширяется и ныне не ограничивается одной лишь матерью, ей интересны люди и в первую очередь отец, - А тебе муж. Я была счастлива с твоим дедом и я желаю тебе испытать это счастье. Когда есть к кому возвращаться домой, когда есть возможность совместного решения и когда есть на чье плечо опереться. Ты еще слишком молода, чтобы хоронить себя заживо… Попробуй построить крепкую семью.
- Учения закончены, я могу идти на работу? – С тихим не обидчивым смешком обращается Натали. Не кажется ли немного поздновато учить девочку? И будто бы она сама выбрала обман в жизни. Ей как и всем хотелось сказки, «долго и счастливо» на всю жизнь, но к сожалению, судьба не всем благоволит – не все предназначены для тихой жизни и совместного пути.
- Это мысли. Твой невоспитанный зачастил к нам, а ты и без меня знаешь, что если подпустишь его ближе, то обратишь свою жизнь в ад. Снова.
Бабушка также тихо отходит от двери и растворяется в темноте, рыжеволосая тяжело выдыхает и с туалетного столика подхватывает резинку. В чем-то бабушка права, но с подземным царством Мэригольд хорошо знакома сама.
Если ад по Данте и существует, то девятым кругом будет месть. Ненависть, сопровождающая акт насилия всегда разрушает. Она обращает в пепел все, что некогда человек раньше любил. Куда проще тихо-молча переболеть: без упреков, обид и гнева, ведь так легче будет продолжить жить. Быстрее забудешь, а забытье помогает двигаться дальше по выжженной земле.
На восьмом кругу – пустая надежда. Глупая вера в то, чего больше нет или никогда не было. Человек может сказать: «важно, где бы ты не был разглядеть во тьме свет, поверить в свои силы и распустить крылья за спиной», возможно так оно и есть, но если он окажется на этом круге, то все будет зря. И в лучшем случае их отрежут и в качестве трофея прибьют к стене. Человек пойдет дальше по земле несмело, однажды отпустит прошлое, но он больше никогда не взлетит. Лишь мысль, что твое от тебя не уйдет будет подстрекать двигаться вперед.
Седьмой круг – это чувство вины. В случившемся и в упущенном. Здесь все сами выступают для себя палачами и судьями, корят за не сделанное и тут уже не ждешь ничьих решений –слишком измучен.
А шестым кругом ада будет гнев. Тот, что способен разрушить к чертям самую идеально выстроенную жизнь, отнять смысл и поломать судьбы громкими опрометчивыми словами. Страшно, когда человек над ним не имеет контроля – ведь однажды он завладеет и телом и духом, а потом и вовсе сломает.
Пятый круг ада – прошлое. Главный урок усвоен: бежать вперед не оглядываясь и не сожалея, не ломиться в те двери, где не ждут и не любят, где все счастье – фальшь и клевета. Прошлое Натали – болото, где легко утонуть и пропасть навсегда. И вместо бега отсюда, она построила мост и не боится переходить болото вброд. Глупая девочка, что однажды утонет.
На четвертом покоится отчаяние. Выть раненным зверем, чего-то ждать, сбивать руки в кровь и вновь выть на луну? Отчаяние стопорит, когда нужно взять себя в руки и заставить на пепелище в сердце росткам пустить цветы. Вместо этого человек сходит с ума.
А на третьем живет ненависть. Яд, медленно разъедающий душу и обращающий все в пепел. Над мстителем враг всегда будет иметь власть, сколько бы времени не прошло. Но люди таковы, что когда их убивают, они в ответят не щадят.
Если ад по Данте существует, то вторым кругом будет любовь. Чувство, что разрушает ничуть не хуже, чем ненависть. Если будет существовать даже возможность, что Натали сможет вновь полюбить, то это ее настолько ужаснет, что она спрячется как в детстве. Убежит так далеко, что это чувство собьётся с пути. Конец у этих сказок весьма печален. Мэригольд знает об этом как никто другой. Она добровольно заковала сердце в железную клетку и выкинула все ключи и отмычки. Эта клетка не откроется никогда.
А ее первый круг по Данте – это Рик. Он был и раем, и адом. Другом, любовником, палачом и судьей. Казался надежным и стрелял в упор, вроде бы протягивал руку, желая помочь сойти с края и не сорваться в бездну, а потом словно побоявшись и потупив пол глаза отпускал руку. Читал ее как книгу и понимал все, она тоже пыталась прочитать его, но так и не сумела понять.
Мэригольд прошла по всем кругам ада. Сейчас уже не жалеет ни о чем, не просит о помощи, однако до сих пор иногда задается вопросом: как же вышло, что вместо счастья она прошла через все круги?
Но сейчас девочка выросла, флер наивности и невинности давно улетучился. Бабушка может быть спокойна – в прошлое Натали больше ни за что и никогда. И это даже не намерение, это уже давно принятое решение. Ровно как то, когда Натали решила стать лекарем. Об этом решении она никогда не жалела. Ее призвание и к тому же эта деятельность помогает выбросить все лишние мысли из головы. Благо работы всегда хватает и в больнице думаешь исключительно о пациенте. Но с головой погрузиться в работу девушке не дали.
И надо же, какая ирония, сделать этого не дал предмет ее утренних мыслей. Рик хватает за руку рыжеволосую и вытягивает из помещения. Естественно, подобного обращения с лекарями больница не позволяла. Натали успевает сказать напарнице, что все хорошо, получить скептический взгляд и попросить заняться ее пациентом, однако больше ничего не успевает добавить – Рик не приемлет промедления и как на таране тащит вперед. Устраивать сцены в больнице Мэригольд не хотела, но все же оказалась участницей. Девушка послушно следует, сдерживая на языке все возмущения. Едва они оказываются вне зоны слышимости девушка воскликнет.
- Родерик Нотт! – Выходит достаточно сердито, но тихо, чтобы не привлекалось к ним лишнее внимание, - Немедленно отпусти меня!
Но ее кажется не слышат или не хотят слышать, Рик отпускает ее руку только когда они остаются наедине. Девушка раздраженно потирает пальцами руку, хоть и не чувствует боли. Вскидывает голову и на пару секунд удивляется лихорадочному виду парня. Глаза таинственно мерцают, тело поджатое, словно готовится к нападению и прыжку, губы, сжатые в одну линию. Вид не слишком раздраженный, но судя по его упрямству и силе, с которой он тащил ее – с ним все в порядке. Поэтому собственное недоумение выходит на первый план.
- Если ты так себя ведешь и в высшем обществе, то я понимаю почему столько времени ты проводишь в моем доме. Твои манеры оставляют желать лучшего! – Стоит хотя бы поинтересоваться может отлучиться лекарь или нет. А если бы она работала с серьезным проклятием? В их отделе нет особо легких случаев, однако порой к ним попадают с такими недугами, что даже опытные лекари удивляются. К тому же не стоит забывать, что в обществе не принято тащить девушек силой куда-то. – Что на тебя нашло? Замечу, что я на работе и на твои выходки и гадания у меня нет времени. О чем я должна тебе рассказать? Об инциденте с тобой никто не знает, я не говорила ни одной живой душе. Если это все, что тебя волнует, то отойди в сторону и дай мне вернуться к своей работе. Советую подумать о своем поведении тем временем, если тебя выгнали из этого святого и высочайшего общества, то дело явно не в отблеске желтизны в глазах, а в твоих манерах. Вернее, в их отсутствии.
Поделиться42019-02-17 19:08:28
Злость напоминала горный поток, еще не пробившийся к своему устью, но уже с шумящим яростным потоком сметающий все на своем пути — все робкие мысли, попытки здравого смысла вернуть контроль, все оттенки иных, более благоразумных, чувств. Все разбивалось, тонуло, утягивалось на дно этим беспощадным потоком, бурлящим по венам, словно лава, выжигая их изнутри, обжигая, приводя каждое нервное окончание, каждое мышечное волокно в состояние полной боевой готовности, но не так, как бывает, когда ожидаешь нападения — в этот раз неуемный поток толкал нападать самому, бесновался, кипя внутри излишком энергии, подпитываемой эмоциями, требуя выхода, требуя сделать что-то, чтобы потушить этот незримый пожар внутри, успокоить бесновавшегося внутри зверя — именно зверя, потому что ничего человеческого в этих пылающих чувствах и желаниях не было и быть не могло! - что так жаждал крови. Жаждал до боли, до безумия, словно только чужая боль могла перекрыть собственную. Боль, которую Рик не понимал, настолько, что отрицал сам факт ее существования. Точнее, попросту не понимал, не находил в себе объяснений ее присутствию, не думал даже о том, что должен ее испытывать, сосредотачиваясь на том, что было более понятно и логично.
- Молчи! - слова срываются с уст рычанием, напоминая о тайне, которую, пока что, знали только они вдвоем с рыжеволосой. Каждый сказанный Мэригольд звук, каждое слово, каждая фраза, далека от того, что он хотел услышать, что нужно было ему услышать. Они звучат насмешкой, напоминают о ее обмане и лишний раз дают понять о том, что она даже не собиралась ему говорить! Что если бы треклятая старуха в пылу собственного негодования не проболталась, он бы не узнал, никогда, ни за что, потому что девушка перед ним даже и не думала ничего ему сказать! - Молчи, иначе тебя не спасет даже то, что мы в госпитале, - гортанно, негромко, уверенно, едва ли не скалясь. Контроль, точнее сказать, его подобие, дается с огромным трудом, настолько, что на лбу выступает пот. Сдерживается, словно переступая через себя, отыскивая в мутнеющем сознании причины не сорваться, прокручивая их в голове, как заклятье, что убережет. Его самого и Натали. От него. Получается из рук вон плохо, сдержанность никогда не была его сильной стороной и от того, сколько всего разом приходится держать внутри, словно ко в горле — мешает дышать, царапает. Бесит. Злит еще сильнее. Хотя, казалось бы, куда еще сильнее? Нотт убивал, не раз, научился делать это с холодным равнодушием. Но еще никогда не убивал голыми руками. Он же не зверь какой-то, аристократ! Волшебник! Но сейчас он не чувствовал себя ни магом, ни сыном благородного чистокровного рода. Сам себе больше напоминал животное, яростное, обезумевшее, готовое убивать, жаждущее убийства. Какая волшебная палочка? Внутри что-то бесновалось настолько, что казалось, только теплая кровь на руках может успокоить это гнев, выжигающий, пожирающий изнутри. Нет, эта злость не придавала сил, как любят говорить. Она уничтожала, разрушала изнутри, сводила с ума желанием сделать что угодно, лишь бы только остановить это разрушение. Настолько сильно, что пальцы подергивало, как в лихорадке.
Шипя сквозь зубы, он бьет кулаком по стене. Раз, другой, третий… Сбивая костяшки, сдирая плоть, рисуя по покрывшейся легкими трещинами стене красным цветом собственной крови. Боль, физическая, куда более реальная и ощутимая, отрезвляет. Позволяет жадно заглатывать ртом воздух, борясь с охватившим безумием, помутнением, словно воюя с тем звериным, что жило теперь внутри, за право распоряжаться собственным телом так, как ему хочется, а не так, как велят уже нечеловеческие инстинкты. Ненавидит сам себя за то, что вынужден бороться теперь не только с собственным отцом, но и сам с собой, ненавидит ту блохастую тварь, что сделала это с ним. И ненавидит Натали. За то, что молчала. За то, что не сказала. За что, что знает и за то, что видит его сейчас таким.
За то, что сама довела его до такого состояния.
Переводит на девушку мутный взгляд потемневших глаз и криво улыбается. Скалится.
- Я был у тебя дома. И знаешь, твоя бабушка поведала мне весьма интересную информацию, - говорит медленно, растягивая слова, впиваясь в рыжеволосую взглядом жадным, диким, словно желая выпить каждую эмоцию, что проскользнет на ее лице. Он хочет знать, что она почувствует. Будет ли ей, Мерлин бы всех побрал, хотя бы стыдно за то, что она молчала? - Об отце твоей дочери… Точнее сказать — нашей, - и вновь хочется рычать, сжимает кулаки до боли, до крови, до треска костей. А ведь и подумать не мог, что она… такая. Запрещал себе вспоминать, но ведь помнил, помнил ее, как что-то самое светлое, лучшее в своей жизни. Святое. Знал, что все люди врут и предают, но никогда не думал так о ней… Зря. Вот как оно обернулось. Ничем не лучше, ничем не краше. Все врут. Но некоторые своей ложью причиняют просто больше вреда, чем другие. - Ты вообще собиралась мне сказать? Или так и продолжила бы строить из себя святую невинность, умалчивая? - все-таки срывается, едва ли не кричит. И хочется схватить ее за тонкие плечи, до боли, оставляя на нежной коже синяки, приподнять над землей и встряхнуть. Вот только знает, что если сейчас к ней прикоснется — не сможет остановится. Оступится, потеряется в себе еще сильнее, чем потерян сейчас, одичает сильнее, чем сейчас, нервно сжимающий челюсть так, что скрипит, болит, словно собственные зубы хочет стереть в порошок.
Лучше так, чем поддаться и почувствовать на них привкус крови.
Поделиться52019-02-18 20:02:04
Злость всегда закручивает в причудливый вихрь, мотает по разные стороны и обивает тело обо все острые углы, покуда вместо человека не останется месиво. Натали знала насколько опасно это чувство, оно абсолютно темное и полностью разрушающее. Погрузившись в него человеку, будет возможно проще пережить потерю, но велика вероятность и себя потерять в этом урагане.
И Рик теряется в нем. Отдает свое тело во власть бушующих чувств. Кажется, его черты лица заострились, глаза загорелись ярким предвестником опасности, а из горла вырывается нечто похожее на рык. Он теряет контроль. Натали хмурится, разглядывая его облик. И ей бы сделать шаг назад, наконец взяться за палочку и вырваться из этого места. Инстинкт самосохранения должен работать у всех существ. Вырабатывается же у волшебников привычка держать руку возле палочки, выкидывать в случае опасности щиты и всегда защищать себя. Даже в более приземистом плане – бытовом, жизнь многих учит искать в ближнем предателя и видеть гнилую ложь за клятвами и зароками. Люди привыкают отвечать на удары и сжимать под одеждой клинок ожидая нападения со спины. Рефлексы рано или поздно, но вырабатываются у всех и это уже доказано не раз. Но вместо тысяч правильных действий сердце рыжеволосой словно тисками обхватывает какое-то непонятное чувство. И даже громких слов не хочется кричать, вместо этого хочется обхватить его за плечи и прошептать что-то банально глупое. С самой собой было выиграно множество битв. Но оборона пала все равно.
Рыжеволосая хмурится, еще больше наблюдая за тем, как калечит себя Рик. Собственная злость давно улетучилась и не оставила о себе и намека. Внутри разворачивается нечто совершенно иное и это чертовски не нравится Натали. Задуматься об этом он не успевает. Из горла вырывается тихое: - Рик…
Что ты творишь?
Мир сужается в квадрат белых стен, которые становятся отчаянно тесными. Как лекарь Мэригольд понимает последствия укуса. Такое никогда не проходит бесследно, на память всегда что-то остается. Меньшее – это повышенная вспыльчивость, но то, что предстает перед ее глазами гораздо больше злости. Это настоящая ярость, которой парень пытается управлять, но которая вырывается на свободу. И у этого состояния должны быть причины. Время несется суетным галопом, но замедляет свой ход, когда Рик начинает говорить. Толща информации смешивается в одну и внутри посреди бесконечной зимы разгорается пламя. Натали только и может, что удивленно вглядываться в звериные черты лица и абсолютно ничего не понять. Девушка встряхивает головой, словно прогоняя с себя морок. Еще раз и еще, покуда в ушах слегка не зазвенело. Кто-то из них определенно близко познакомился с безумием, познал все его грани и радостно принял в себя.
Пальцы непроизвольно поглаживают древо палочки и рыжеволосая еще раз выдыхает. Если что-то она и понимает, так это то, что мир никогда не представляет собой только ту форму, к которой человек привык. Он постоянно расширяется, в него входят другие формы и легкий ветерок развеивает все, но порой он такой силы, что помогает распять и скинуть все маски, обнажив настоящую суть. До последней капли, до тишины, заменившей молитвы. И в такие моменты из памяти легко стирается прежняя жизнь и темнота, а на этом месте образуется новые формы и баррикады. И в этом всегда замешена магия. Порой сложно понять ее суть, порой сила выходит за грани понимания, но все имеет свою причину и логическое обоснование.
Судя по лихорадочному взгляду и взметнувшимся над льдом снопом искр, Рик действительно верит в то, что говорит. В голове крутится сотня различных версий, лекарь внутри подсказывает, что возможно здесь не обошлось и без заклинания. А может быть проклятия… По хорошему парня надо бы осмотреть, но кажется даже за один шаг в его сторону и тем более прикосновение он накинется подобно зверю и разорвет. Сейчас он больше всего напоминает раненного зверя, которого к тому же загнали в угол и методично лишают свободы и кислорода. Прежде чем что-то предлагать необходимо успокоить, но вряд ли он готов выслушать… Его фразы срываются с рыком, они надорваны и отчеканены. Сомнений не остается – он очень зол, однако все еще хочет услышать ответы на гложущие его вопросы. Но по крайней мере пытается себя контролировать. Мэригольд отпускает палочку и не сводя взгляда с парня напротив спрашивает: - Ты ничего не помнишь вообще?
Принципиально значимый и важный вопрос. Хотя правильней было бы спросить на чем обрываются его воспоминания. На первой ночи? На споре? И он ни слова не помнит из тех резких и обидных слов, что выжгли на ее душе огромный шрам? Правда в таком состоянии он вряд ли согласится отвечать на ее вопросы и посчитает их не больше, чем издевкой.
- Я не святая и не невинная, - она уже набила оскомину постоянно говоря об этом. Она всего лишь человек со своими слабостями и силами. Ничуть не лучше, но и не хуже других. У нее есть тысячи недостатков и пороков, святой ей не быть, правда она и не стремится к этому. Натали хочет быть счастливой, не больше. И живет она по своему жизненному кодексу, — Но я тебе говорила. О беременности ты узнал первым, - насколько странно колыхать внутри тлеющие угли. Костер вновь поднимается и захватывает ее сознание. Прошлое предстает перед ее глазами, старая боль вновь больно колит, с ней она так и не сумела расправиться. Натали даже не догадывалась, что однажды придется вспоминать и обсуждать тот страшный день снова с ним. Никогда не представляла, что ей придется делиться с ним своими воспоминаниями. Последние крохи тепла уходят, холод захватывает тело девушки, она зябко ежится и обхватывает свои плечи руками. То ли в попытках защититься от вечной мерзлоты, то ли желая защитить себя от того, что обещала не вспоминать. Пожалуй, есть ироничное в том, что человек причинивший ей столько боли ничего не помнит и обвиняет сейчас ее в определенного рода предательстве. Рыжеволосой мерещится неверие в глазах Рика, она рвано выдыхает и с какой-то горечью добавляет: - Рик! Мне было восемнадцать, я была влюблена и в моей жизни не было ничего, кроме призрачных перспектив. К кому я могла пойти с этой новостью как не к отцу своего ребенка? Мне было страшно и я абсолютно не знала, что делать дальше. Конечно, я мечтала получить поддержку, - грустная улыбка соскальзывает на губы при воспоминаниях. Внутренний холод захватывает сильнее, Натали ежится, и вновь себя проклинает за то, что прошлое все еще имеет столько власти над ней. Все должно было исчезнуть и покрыться пылью, слова не должны так легко всплывать в голове и разворачивать внутри мерзлоту. – Твоя реакция… - Рыжеволосая качает головой и отводит взгляд в сторону, - В реальности не все ожидания оправдываются. Собственно, они и не должны, это моя проблема в том, что я была слишком наивной. Почему ты ничего не помнишь я не знаю. Но предлагаю попытаться выяснить.
Заклятия, проклятия и недуги от них привычная тема, а значит абсолютно безопасная. Уж лучше разгадывать эту загадку, чем вспоминать болезненное прошлое, которое наоборот следует похоронить.
Поделиться62019-02-24 13:52:10
Каждый вдох резкий, рваный, как попытка заполнить пустоту внутри хотя бы кислородом, который, отчего-то с этой задачей не справляется. Лишь раздувает пустоты изнутри, словно воздушный шарик, пока та не достигает такого размера, что начинает давить на ребра изнутри. Так, что будь в ней чуть больше силы, она бы их сломала, словно щепки. И быть может, случилось оно так, было бы проще, была бы поставлена точка, которая положила бы конец саморазрушающему безумию, царствующему внутри, вот только в жизни, этой безумной реальной жизни, не бывает ничего просто. Она не упустит возможности вывернуть тебя наизнанку, опустошая, забирая все, до чего только способна дотянуться, оставив, в случае собственного милосердия, лишь испитую, иссушенную оболочку, как раздробленный на сотни и тысячи кусочков паззл собственного «я», который потом, медленно, словно пациент на реабилитации, ты будешь восстанавливать, заново склеивать, фрагмент за фрагментом, чтобы потом, в момент исцеления, уже позволив себе забыть, сокрушающая волна реальности вновь смела тебя.
- О да, ты видишь сейчас лицо самого осведомленного человека в мире! - яда в голосе волшебника столько, что хватило бы на умерщвление василиска, гиппогрифа и парочки безобидных нюхлеров. В пылу собственных эмоций, затягивающих сознание подобно туманной пелене, от смотрит на рыжеволосую взглядом невидящим — или ненавидящим? - поражаясь тому, что слышит. Хороша актриса, ничего не сказать! И впору у самого себя с насмешкой спросить, мол, ну что, идиот, думал, что знал ее? А быть может просто, словно маленький наивный мальчишка, в раз лишенный всего хорошего, что было в его жизни, просто хотел верить, что это хорошее есть где-то еще? Искал, придумывал, составил сам себе идеализированный образ, который с ума сводил, подпитанный тоской, которым грезил, бредил, едва ли не как больной? Что ж, иллюзии хороши только до того момента, пока не соприкасаются с реальности. Теперь смотри, маленький глупый мальчик, как эта реальность длинными когтями с остервенеем срывает флер иллюзией, отрывая правду, которая как всегда непрезентабельна и уродлива. Поэтому ее и прячут обычно, ибо мало кого воодушевит подобное зрелище. Ее скрывают, маскируют, прячут… Обман, в который легко верить, в который хочется верить, до тех пор, пока он не осыпается на землю розовыми осколками миража, после чего вновь поверить становится сложно, невыносимо, невозможно.
Он смотрит на Натали, чувствуя, как сказанное ею слово впивается в раскаленные добела нервы острым шипом. Рик даже не пытается в них вслушиваться — хватит с него обмана. И так слишком долго прожил в нем, как дурак, болван… Так, словно, на ее взгляд, оказался недостоин знать правды! Словно он еще хуже, чем собственный отец…
Челюсть сводило от сдерживаемой злости, от болезненного, полного раздражения, крика внутри. И выплеснуть бы ярость, да сдерживается. Потому что если отпустить этот тонкий поводок контроля, легче не станет. Он человек, человек — повторяет себе, как мантру, как проклятье, как слова молитвы, как единственное, что могло сдержать от тех последствий, от того разрушения, к которому так рвалась истерзанная, озлобленная, как раненный зверь, душа.
Но ведь он не зверь. Пока еще не он.
Так ведь?
Балансировать на грани опасно, но куда опаснее ее переступить. Особенно, когда в глубине сознания понимаешь, что не хочешь.
Но этот голос здравомыслия слишком тих, едва различим, призрачен на фоне бури эмоций.
- Замечательная теория, - нет, будь он поспокойнее, то, наверно, непременно восхитился бы тому, как Натали пытается выкрутиться, обыграть, представить все так, что это он виноват! Вот только от спокойствия он далек, отчего столь вопиющий обман, попытка выставить крайним его, лишь подпитывает злобное чудовище внутри, заставляя нервно, с силой, до оцепенения мышц, сжимать кулаки. - Вот только знаешь что, Мэри, - озлобленно, с шипением, с едва сдерживаемой ненавистью и яростью, так, словно никогда раньше не произносил это имя с тихим благоговением и несвойственной себе нежностью, - Я легилимент и, наверное, заметил бы, если бы мне правили память, - едко чеканит, бросая с вызовом, как зверь, загоняющий жертву в тупик и с тихим ликованием триумфатора собирающийся насладиться ее последними метаниями, знающий, что та никуда не сбежит, но желающий понаблюдать, как она будет пытаться спастись. Нет, Нотт не верил ни одному сказанному Натали слову — больше не верил. Он, конечно, был не мастером защищать сознание от абсолютно всех проникновений, но весьма сомнительно, чтобы какому-нибудь сильному ментальному магу, уровня Темного Лорда, вдруг понадобилось рыться в его голове и стирать воспоминания, связанные с какой-то обычной магглорожденной волшебницей. Слишком абсурдно, слишком бредово, бессмысленно и глупо. Отчаянная и нелепая попытка оправдаться со стороны рыжей. Попытка, что лишь сильнее толкала его в лапы нарастающего бешенства. Бешенства такой силы, что хотелось в один шаг преодолеть расстояние, разделяющее их, схватить за худые девичьи плечи и сломать ее, словно куклу, обманчивую в своей невинности и простоте.
Поделиться72019-02-25 19:54:40
Такое привычное и в то же время далекое «Мэри» больно режет по сознанию. Всего одно слово, но оно поднимает внутри ворох того, что так старательно и долго уничтожалось. Казалось, все это давно выгорело и ныне не осталось ничего. Однако стоит его губам с ядом, почти с издевкой и насмешкой прошептать «Мэри» и пепелище взметается вверх. Короткое имя, но оно как удав обхватывает шею, мешая дышать, что-то соскальзывает под кожу и больно впивается в кадык. Уже губы рыжеволосой втягивают воздух в легкие с остервенением, на языке не вертится ни одного слова, никакого постскриптума и крика. Воспоминания подобны кошмару, грубо режут сознания, вытаскивая на поверхность не померкшие картины прошлого. И кажется в ушах звучат их давние тихие признания, они продолжают вертеться в голове как бы Натали не убегала от звука. Она еще раз глубоко выдыхает, пытаясь вернуть контроль и не поскользнуться, не оступиться и не рухнуть вниз на острые шипы.
В огонь можно бросить все, заставить взвиться пламя до облаков, чтоб гарью выело и дорогу, и все, что человек так любил когда-то. Но эшафот почему-то не уничтожить, а может быть он просто здесь очень к месту. Иди и думай, что выбрал сам наконец исход. Даже такой выбор большая роскошь и не у каждого она есть.
Пальцы легко подрагивают, когда Мэри их поднимает к виску, чтобы отвести прядь рыжих волос. Отсюда хочется сбежать. Как маленькой девочке бежать так далеко, покуда легкие не загорят огнем и горло не пересохнет, пока ноги не заплетутся и не упадешь на теплую землю в поле. Рухнешь как подкошенный и вглядываясь в голубизну неба поймешь – свобода чувствуется и ощущается именно так. Когда дышится легко и просто, а сотни тысяч «надо» остались где-то позади. Но Натали уже давно не девочка, то, что было приемлемо в пять абсолютно недопустимо в двадцать.
Но в этом возрасте есть и своя очаровательная прелесть. Человек, особенно волшебник, должен больше понимать суть явлений. Понимать хотя бы что, к чему и откуда берется. Девушка недоуменно хмурится и переводит взгляд на руки парня. Костяшки сбиты, на светлый пол срываются алые капли и совсем некстати приходит мысль, что раны стоило бы обработать. Но дальнейшие слова Рика заставляют поднять взгляд на него. Губы кривятся в какой-то грустной и ироничной улыбке. Еще одна несвоевременная мысль: хорошие отношения, ничего не скажешь, она даже не знала в чем он талантлив, что лучше ему удается и как он вообще учился в школе. Никаких особых биографических сведений, о чем говорить, если даже его фамилию она узнала случайно, как-то глупо и только спустя две с половиной недели знакомства. О его семье она больше слышала из сплетен и разговоров, нежели от него. Ее же знания простилались в другой области, она знает какими яркими становятся его глаза, когда он счастлив или чем-то доволен, они напоминают летнее море. Такое же безмятежное и притягательное. Имеет представление о его музыкальных предпочтениях и совсем недавно слышала, как он играет на пианино. Есть еще сотня незначительных и бытовых мелочей, как, то вкусовые пристрастия и с какой стороны он обычно спит. Но никакой действительно серьезной и значимой информации. Рыжеволосая легко встряхивает головой, прогоняя флер воспоминаний и заставляя подумать себя о другом, сейчас куда более значимом.
- Наверное… Но и я ведь помню, как оно было на самом деле, - хотя хотелось бы забыть. Собрать все эти воспоминания в один комок, направить волшебную палочку к собственному виску и прошептать коротко «Обливиэйт». Так жилось бы гораздо легче. Когда сердце не тоскует, а разум не пожирает за совершенную ошибку. Не задумываться как я был настолько глуп, что посмел поверить в счастливое будущее. Что вообще поверил в него. Но подобная мера говорит о слабости и мелочности, нужно принимать решения, быть ответственными за них и не заниматься самообманом. Чтобы двигаться дальше надо принимать ошибки. Но порой, как сейчас, прошлое стучится в дверь и играет новыми бликами. В голове проигрываются возможные варианты, но они постепенно блекнут под гнетом правды, - Ты мне не веришь.
Ни грамма. Ни на одно чертово слово. Все ее фразы летят мимо него, от каждого он отмахивается с завидным упрямством и продолжает верить в собственную правоту. И тут бы оскорбиться, да уйти. Обманщиком в их отношениях выступала не она. Ни единого чертового раза Натали не солгала ему. Порой была даже слишком откровенна, что тоже не складывалось благотворным образом, но ему она не врала.
Рыжеволосая вскидывает голову и медленно, словно тщательно контролируя себя и каждое слово заявляет: - С чего бы мне врать? Я не сделала ничего, за что могла бы испытывать стыд и тем более, что захотела бы скрыть. В конце концов, это не я была тем, кто заявил о несоответствии высоким требованиям аристократии.
Их диалог напоминает разговор слепого и глухого. Один не слышит, другой не видит, но они пытаются поговорить, однако их коммуникация остается на нуле. Рыжеволосая хмурится еще сильнее не понимая ровным счетом ничего. Как такое может быть? Ее память тоже вряд ли бы тронули. Кому она нужна, чтобы подтирать такого рода информацию. Только на лицо разница показаний – у него своя правда, а у нее своя. Так не бывает, если в дело не вмешалась магия. И кто-то из них определенно заблуждается.
Мэри натыкается на холодный взгляд голубых глаз. Застывший лед на солнце, в котором замерла такая ненависть и злость, что Натали делает шаг назад. Сколько всего она видела в них – удовольствие, веселье, умиротворение, даже презрение, но ненависть никогда. И от этого взгляда хочется убежать, а может быть хочется убежать от разбушевавшихся внутри чувств, которые топят ее корабль спокойствия. Рыжеволосая еще раз обводит его взглядом и делает шаг, но уже вперед.
- Знаешь… Из этого диалога ничего не выйдет. Ты не хочешь слушать меня и веришь в свою правду, мы поговорим, когда ты успокоишься и будешь готов думать, а не вываливать на меня ушат необоснованных обвинений, - а в том, что они поговорят сомневаться, не приходилось. Им есть что обсудить и о чем подумать. Однако, сомнительно, что этот разговор вообще выйдет из головы. Все во что Натали верила трещит по швам и рвется. Столь разным взглядам на прошлое объяснения нет, но для собственного спокойствия его необходимо найти. Можно было предложить ему считать ее образ в памяти, но Мэригольд устала от недоверия. Может быть излишне эмоционально и еще более глупо, но почему ей во всем приходиться доказывать свою непричастность и честность? Когда выходила его, он не верил в то, что девушка это сделала просто так и ожидал подвоха. Теперь вот снова. Неужели каждое свое действие она должна доказывать магией? Но Натали не сделала ничего, чтобы разнести доверие и не заслужить хотя бы банального разговора. Сейчас же он ее слушает, но не слышит. Рик вынес приговор, обжаловать и сомневаться в нем он не намерен. А покуда человек так настроен, то хоть бейся головой об стену, хоть срывай голос в крике, но он не услышит тебя.
Натали делает еще пару шагов, пока не останавливается на расстоянии вытянутой руки от Рика. Чтобы выйти необходимо обойти его, тесниться между ним и дверью не хочется ибо это приведет к физическому контакту, а вот этого рыжеволосая хочет избежать и потому заявляет, - Отойди, пожалуйста, мне нужно вернуться к работе.
Поделиться82019-03-03 20:35:56
- О, так может тебе проверить свою память? - с неподдельным сарказмом предлагает Родерик. Ирония и колкости его извечное оружие там, где кулаки и палочка бессильны. И сам не знает почему. Ведь неспроста. Так? Глупости. Повторяет себе, что аристократ, джентльмен, а поэтому не поднимет руку на даму. По крайней мере, осознанно. Что бы эта самая дама не сделала и как бы не выводила из себя. А палочка… Наверно, причина та же. Притянуто за уши, сам себе не верит, потому что помнит, знает, что уже убивал — и женщин в том числе. И рука не дрожала, и сомнений не было, ни на мгновение — для них не было причин. И самому странно, дико, непонятно что сейчас дает сбой. Ведь даже, как и тогда, сомнений нет. Просто знает, что не сделает этого. И обрубает мысль, подсознательно не желая разбираться. Потому что сложно все это, запутанно. Так, словно погрязаешь в трясине или зыбучих песках — чем сильнее дергаешься, тем только глубже увязаешь. И, кажется, что если сейчас попытаешься понять, то только сильнее запутаешься, потеряешься — и что самое страшное, потеряешься в себе. Поэтому и остается, что забыть про привычные методы нападения, и подобно змее, использовать оставшееся доступное оружие — яд. Пропитывающий каждое слово, оттеняющий изнутри темным глаза, сочащимся словно из каждой поры, отравляя не только его изнутри, но и воздух вокруг.
- А должен? - сам поражается тому, что удается почти не рычать, хотя внутри, казалось, все клокочет, как кипящее зелье на огне, которое ко всему прочему незадачливый студент накрыл крышкой, что в итоге еще немного и оно взорвется. С какой радости он должен ей верить? Он верил. Верил когда-то раньше, давно, верил безоговорочно, отчаянно, как слепой верит тому, кто ведет его под руку через дорогу с оживленным движением, вслушиваясь в его ровный, успокаивающий голос, рассказывающий о том, сколь чудесен, ярок и прекрасен мир вокруг, послушно пытаясь представить себе это обилие красок в своем собственном мире, полном гнетущей темноты. В этой же темноте он похоронил все воспоминания, связанные с ней, но все равно, даже спустя время, верил, не опасаясь за свою жизнь, потому что она была рядом. Верил — и как оказалось зря. Здравый смысл подсказывал ему, что стоит переживать о том, как бы рыжеволосая не рассказала в будущем о том, что случилось тем вечером, когда на него напал оборотень, а оказалось, что переживать стоило о будущем, потому что если его и предали, то случилось это не год и не два назад. Еще тогда, когда не запрещал себе верить, когда помнил и с трудом учился забывать.
- Ничего? По-твоему, скрыть такое это ничего? Просто решить, что лучше игнорировать, чем рассказать, черкануть хоть пару строк, это ничего? - от сдерживаемого внутри напряжения, невыносимого внутреннего давления, расшатывающего внутри, как физически, так и морально, лопаются несколько капилляров в глазах, рисуя красным по белому, делая взгляд еще более безумным. Часть него сама удивляется, поражается, даже не верит в то, что он до сих пор не сорвался. А ведь Натали словно издевается, словно нарочно толкает его к той грани, от которой он, как может, насколько хватает сил, отстраняется, чтобы не переступить. Зачем она это делает? За что так с ним? Неужели часть какого-то изощренного плана мести? За что только — этого Нотт решительно не понимал. До того, как она вычеркнула его из своей жизни, не сказав ни слова, все казалось идеальным, даже слишком идеальным, по меркам его жизни, ведь моменты спокойствия и беспечности казались чем-то запредельным. Они смеялись, целовались, он носил ее на руках… А она, узнав что беременна, решила, что он не достоин того, чтобы знать своего ребенка — или что он настолько ужасен, чтобы ребенок знал его! - так еще и отрицала это, пытаясь выкрутить, переврать…
Безумие!
Вновь в бессильной ярости бьет по стенке, так, что боль ледяными тисками сжимает все предплечье, заставляя шумно выдохнуть. Втягивать сквозь гневно раздутые ноздри воздух, урывками, как тонущий во время шторма, отчаянно пытающийся совладать со стихиями и не потонуть, сокрушенный волной. Вот только стихия заочно сильнее, и что-то, будь то жизнь, или надежда, или вера во что-то лучшее, остатки которой несмело блестели в покрывшейся тиной душей, капля за каплей покидало тело, оставляя совершенно бессильным, измученным. Уставшим.
- Послушал бы я твои «необоснованные» обвинения, окажись ты на моем месте! Не я счел тебя настолько отвратительным родителем, чтобы даже не рассказывать о существовании ребенка!
Выплевывает слова, как сбрасывает камни, что тяготили душу, вот только легче не становится. Цедит сквозь зубы, чувствуя бурлящую по венам кровь, пока что-то звериное рисует в воображении кровавыми красками картины того, как его руки хватают ее, выворачивают, ломают, причиняя лишь десятую часть той боли, что причинила ему она. Темная сторона души взывает к мести, страшной, кровавой. Немедленное и необходимой.
Но которая не принесет облегчения. Потому что легче уже не станет. Историю не перепишешь, из биографии собственной жизни не вычеркнешь ни разочарования, ни предательства, оно останется, исказит, сломает изнутри все, что еще лишь чудом осталось не сломанным, и будет вечно всплывать в памяти, как только мелькнет безумная мысль поверить — во что-то или кого-то.
Глупая, глупая мысль. Ничего хорошего в этой жизни нет. Пора давно бы перестать на что-то надеяться.
- Попробуй, - усмехается нехорошо, недобро, даже не думая двигаться с места. Не только потому, что со своей стороны считал разговор незавершенным, но и от того, что сделать шаг, в любую сторону, приравнивалось бы падению в пропасть.
А он и так с трудом сохраняет равновесие.
Отредактировано Roderick Nott (2019-03-03 20:36:22)
Поделиться92019-03-04 20:37:44
Прежде Натали думала, что худшая реакция на известие о беременности получить в ответ «Это твоя проблема, ребенок не мой». Но нет. Оказывается отвержение не страшно, к нему можно привыкнуть, разобрать слова по полочкам и сделать свои выводы. При разочаровании довольно легко двигаться дальше. Иронично, но люди действительно лучше разбираются в жизни, когда все плохо и все привычное стало напоминать руины – рисуют маршруты с картами обходов и выхода из этих мест, придумывают как сократить путь и идут. А вот отрицание… Хуже только, когда в ответ звучат обвинительные слова. Обидные фразы как нож, входящий в тело по самую рукоять. И невозможно двигаться как прежде и даже дышать. В тишине можно пытаться захватить губами столь необходимый кислород, но попытки окажутся четными. Постепенно это становится неважным и человек все осознает и привыкает к новым условиям. Молчание давит, но скажи хоть слово и кажется, словно удары начнут саднить с прежней силой, поэтому самое главное старательно закапывается, а после вновь вырывается. Сейчас от правды бежать глупо. Да и невозможно. Рик словно закрывает собой все пути отступления и не дает даже мизерного шанса на спасение. Его слова жалят не хуже змеиного яда и от этого хочется сбежать еще быстрее. Таким Нотта она не видела никогда. Конечно, они были знакомы мало, но все же достаточно, чтобы сделать хоть какие-то минимальные выводы. В голове вновь прокручиваются слова парня и она вздрагивает, уловив то, что раньше не могла понять за тонной сарказма. Горечь. За его словами скрывается какая-то боль и что-то еще… То, что как не пытайся уловить, а понять в полной мере невозможно. Натали хмурится, обдумывая каждую фразу. Затем обводит Рика взглядом и даже прикусывает губу сдерживая неуместный поток слов. Так не реагируют те, кому все равно и чье эго просто задели. Каким бы человек холериком не был, но он не будет срываться, просто уверовав в свою правду.
- Успокойся, Рик, - довольно тихо произносит Мэригольд. Легко вскидывает голову и также негромко продолжает, - Я не вру. И ты можешь проверить это достаточно легко и просто, - с магией большинство вещей упрощается в разы. Можно не доверяться просто на честное слово, а скреплять договор магией и не бояться нарушения условий. Также достаточно легко делиться воспоминаниями и не пытаться объяснить увиденное банальными словами. Не говоря уже о бытовых заклинаниях позволяющие в значительной степени сократить время на реализацию необходимых вещей.
- Но ты не используешь магию. Ровно, как и отказываешься слышать меня, продолжая настаивать на своей версии. Складывается впечатление будто ты хочешь верить именно в свои слова, а правда тебе безразлична. Будто тебе легче верить в эту версию, - Натали легко качает головой в неверии, - Определись кто я по твоей версии: хищница, видящая даже в спасении людей прибыль или же садист с задатками мазохиста, - в первом случае женщина обязательно бы воспользовалась беременностью, чтобы выкачать как можно больше денег из отца своего ребенка. А во втором не стала бы спасать Рика. Иронично, ей приписали столько ролей, хотя сама бы себя Натали определила как «простую девушку». В ней никогда не было ничего особо выдающегося, пожалуй, за исключением ярких волос. Спокойный нрав, послушность, некое стремление к перфекционизму, и как следствие, хорошая обучаемость. В учебе она выделялась, но не потому, что ей не приходилось напрягаться, а потому, что она прикладывала усилия. И таких было много. А теперь даже без старений с ее стороны Мэригольд приписали несколько роковых ролей.
- Я говорю в последний раз и надеюсь сейчас ты меня услышишь: я тебе говорила о беременности, - глаза в глаза, девушка не прячет взор. Спокойно встречает злость, которая граничит с бешенством и отвечает на нее абсолютной непоколебимостью в своих словах. Ей скрывать нечего. Стесняться тоже. Сейчас все перевернулось с ног на голову и она уже не знает как все было на самом деле, но в себе рыжеволосая уверена по-прежнему. По крайней мере в том, что касается предательства. – Почему наши версии так различаются… Я не знаю, - короткий взгляд на его окровавленные руки, девушка не сдерживает вздоха сожаления и вновь переводит возвращает взгляд к его глазам, - Если хочешь знать, то в моей версии предателем выступаешь ты. Ведь именно ты в тот день открыл глаза на наши отношения, вернее на их невозможность с грязнокровкой, а после отправил меня избавляться от «проблемы» под названием нежеланный и незапланированный ребенок. Но я, пожалуй, впервые не стала руководствоваться твоим мнением и родила дочь.
Мэригольд говорит сухо, почти безэмоционально, но в некоторых словах прослеживается горечь. Ей все еще не все равно, эта рана болит и ноет. И в любой другой ситуации она бы отложила это так далеко как могла, но сейчас им нужно разобраться в причине абсолютно противоположных версий прошлого. Не бывает такого просто так. Играть же Рику смысла нет, да и так невозможно сыграть. Эти эмоции не подделать.
Еще один повод для иронии. Натали всегда верит Рику, во всех ситуациях цепляется за его слова, перекраивает свой мир мгновенно, в то время как он, наоборот. Рыжеволосая ловит себя на этой мысли и горечь еще больше расплескивается внутри. Одной будет тяжело разобраться с этой ситуацией, но разве у нее есть выбор? Это слишком важно и касается сразу троих, чтобы можно было закинуть на дальнюю полочку и не вспоминать, дабы не напрягаться лишний раз, а также не трогать старые раны.
Отредактировано Natalie Merigold (2019-03-04 20:38:06)
Поделиться102019-03-09 17:48:11
В жизни довольно часто бывает такое, что ваши пути с человеком по какой-то причине расходятся, не важно по какой, вас может разделить расстояние, мелкая ссора или большой скандал, но вот он — конец. Вы больше не вместе. А время идёт, ты встречаешь других людей, обжигаешься, перестаёшь доверять, снова проходит какое-то время, снова встречаешь, потом снова обжигаешься или просто человек не тот, не для жизни, не дышит с тобой одним воздухом, вот не хочешь ты к нему возвращаться после работы, слышать его голос, доверять ему собственные мысли, страхи, переживания. И вроде он хороший, но что-то не то, не цепляет он тебя. Не хватает того фирменного словечка. Ты не смеёшься с ним, как с тем, не получаешь того внимания, как с тем и целует он тебя не так, как тот и больше не надо ничего объяснять.
У каждого из нас есть не совсем забытый человек, тот человек, которого ты будешь рад слышать, видеть, ощущать всегда, даже самой поздней ночью, и рукам которого ты будешь позволять всё.
И в глубине души ты понимаешь, если появится шанс встречи с ним, ты бросишься в омут с головой, даже ради одной ночи, чтобы снова почувствовать воздух. Чтобы снова начать дышать.
Родерик понимает это слишком поздно, лишь в момент, когда, как под гипнозом, словно оглушенный магией, подчиняясь тембру голоса рыжеволосой терзающая буря внутри замирает, на мгновение, другое, прежде чем возвращается к своим разрушающим действиям, но уже куда с меньшей силой, ослабляя свое безумное давление изнутри. И если б задумался, то сам наверно испугался от того, сколько власти над ним имеет эта худенькая, с виду совершенно безобидная девушка напротив. Подобное не может не пугать.
- Я не знаю, кто ты, - хрипло, глухо. Потерянно. Не знает. Не понимает. Запутался. В край, до последнего, до желания надраться в ближайшем баре так, чтобы не управлять собственным телом, споткнуться где-то, удариться головой и выбить из нее все воспоминания. Не только этого дня, но и прошлых. Потому что, невольно, вспоминается, потому что приходится вытаскивать его из под всех замков и баррикад это прошлое, которое казалось проще забыть. Потому что помнил, до сих пор, слишком ярко, все разочарование, злость и досаду от того, что она отвернулась. Потому что горько было от осознания того, что так, наверно, было правильно. Потому что помнил, как в голове постоянно вертелось «как ты там без меня? Счастлива ли?» - вопросы, которые волновали сильнее, чем он готов был себе признаться. Об этом нельзя было не думать. Потому что она была его — его! - но судьба, видно, повернулась иначе. Тогда еще легко было невольно вспоминать ее слова, которые рисовали на его лице легкую улыбку, в после, при вспоминании о том, как все сложилось, пробуждали злость. Она была такой светлой, ласковой, милой… Он ждал от нее ответного письма еще долго, наверно, в силу юношеского максимализма и наивности, надеясь когда-то увидеть среди пухлых конвертов один, подписанный ее рукой. Ждал, в то время, когда она уже забыла о нем. Называл себя идиотом. И понял, что помнить — слишком трудно. Куда проще жить без этого бремени, запрятать все в себе, как тайну, которой не достоин никто, в первую очередь он сам. И все ради чего? Чтобы в один момент, годы спустя, узнать, что ошибался?
- Не знаю, кому ты там говорила, но это точно был не я! - весь успокаивающий и гипнотический эффект ее голоса сходит на нет, стоит только ему вновь услышать ее слова. То ли обвинения, то ли попытка оправдаться. Безумная. Грязная. Он не был хорошим человеком. Нотт не питал никаких иллюзий на этот счет, прекрасно понимая, что в его жизни слишком много ошибок, слишком много неправильных решений, много боли, собственной и чужой, так же, как и крови… Он не хороший человек. Но такими не рождаются, а становятся, и когда-то, может, он был совершенно нормальным, обычным, незапятнанным. Но он не был таким, когда встретил Натали. На его руках уже тогда была и кровь, и смерть, и чужие боль и страдания. Не так, как сейчас, но были. Он встретил ее тогда, когда его уже легко могли приговорить к заключению в Азкабане и никто бы не обжаловал приговор, а сама Мэригольд, знай, что он на самом деле из себя представляет, обошла бы стороной, и была бы права. Он сам бы держался от себе подобных как можно дальше, если была б возможность. Потому что он нехороший человек, от таких ничего путного не жди. Но даже сейчас, не то что пять лет назад, Родерик бы не опустился до предложения об убийстве ребенка. Тем более, своего ребенка. И подобное обвинение со стороны Натали возрождала красную пелену ярости перед глазами, пробуждая желание разобраться все клинику вокруг по камушкам, лишь бы хоть как-то унять эмоции.
- У меня, Мерлин бы тебя побрал, не было ни одной причины так говорить! - кулаки сжимаются столь сильно, что костяшки простреливает болью. Безумие какое-то! Да, он знал о ее статусе, но тогда это уже казалось неважным. У него у самого не идеальное чистокровное семейное древо раз на то пошло, тогда у него еще был шанс переступить через то, чему учил его отец. Конечно, ребенок в девятнадцать это далеко не самое своевременное и подходящее по времени событие, но они бы что-нибудь придумали. Справились. Вместе. Если бы только Натали сказала. Но вместо этого, он узнает о собственной дочери лишь спустя пять лет, и то случайно, словно по воле насмешливой судьбы, и получает к тому же поток необоснованных обвинений, от которых хочется рычать.
Поделиться112019-03-10 18:28:53
В голосе Рика звучала потерянность ребенка, заплутавшего в цветастых палатках и не знающего как выбраться из этого пестрого лабиринта и найти своих родителей. Натали знакома эта растерянность. Она возникает, когда уходит даже надежда и от прежних амбиций не остается и следа, а каким курсом идти как построить верный маршрут нет ни малейшей идеи. Во что верить, как забыть и что делать – вопросы, наиболее преследующие сознание. Но рыжеволосой повезло, если, конечно, это можно считать удачей, ей не оставили ни малейшего сомнения будто она неверно интерпретировала его слова и на самом деле все по-другому. У нее не было ни малейшей зацепки, только причина жить дальше. Причем пытаться жить полной жизнью, ребенку нужна жизнерадостная мать, а не некто депрессивный, утративший даже возможность улыбаться. У Рика же нет того за что можно зацепиться, но у него есть иная возможность – узнать правду, когда возник вопрос.
Его с трудом обретенное спокойствие покрывается мелкими трещинами, покуда не лопается и злость не вырывается на поверхность. Уже не ярость, что разрушает все на своем пути, скорее злость, продиктованная раздражающей фразой. Натали поддается вперед, кладет ладонь на его грудь и тихо произносит: - Успокойся, Рик. Я тебе верю.
Иронично, Мэригольд и не думала, что однажды ее губы произнесут последнее роковое слово. Если честно, то она уже и не думала об этом, уж слишком иллюзорной казалась даже сама возможность. А теперь они разговаривают и Натали с удивлением понимает – верит. Действительно верит его словам. Даже актеры не смогут так сыграть, а ему даже незачем пытаться. Он ничего не выиграет от этой ситуации. Его сердце бьется в ладонь и кажется только сейчас рыжеволосая осознает свое прикосновение, которое рождает массу воспоминаний. О том, как после тяжелого рабочего дня Натали укладывала голову на его грудь, они тихо перешептывались о разных мелочах и под его низкий голос она засыпала. Даже о танцах и прогулках, казалось бы, со случайными прикосновениями. Натали смотрит на свою ладонь как на чужую, словно не ей она принадлежит. Поднимает взгляд на Рика, но где-то в районе его шеи опускает, резко отнимает ладонь и отходит на пару шагов назад. Подобные действия неуместны сразу по нескольким причинам. Начиная с более приземистой – безопасности, от людей в гневе стоит держаться подальше, а она не то, чтобы не чувствует угрозы, а даже нарушает личное пространство, что тоже чревато. И заканчивая более личной – это пробуждает слишком давно похороненные эмоции. К тому же, прикосновения в их случае абсолютно неуместны. Натали прячет руки за спину, словно не может на них смотреть. Странная реакция для человека, который считает, что отпустил. И Мэригольд это понимает. Она отпускала уже. Родителей. И это не далось ей легко, но благодаря этому она знает – отпускает всегда неожиданно. Человек продолжает идти, даже не замечая, что его желанная мечта осуществилась. Просто однажды останавливается и понимает, где болело – уже не болит. А то, что болело – прохлада глубин. Возможно, однажды аромат свежей выпечки или сирени напомнит о чем-то и со дна всплывут воспоминания. Вздрогнет, конечно, вздохнет и остановится на миг, но потом человек пойдет дальше и однажды даже эти моменты исчезнут. Просто появляются другие люди, иные проблемы, начинаешь шагать вперед и однажды проходишь это. С Риком она думала будет также, но нет. Болит. Все еще горит. То ли дело в ее воспоминания, в которых было много счастливых моментов, то ли все еще запутанней и сложнее. Но разбираться в этом сейчас рыжеволосая не хочет, встряхивает головой, прогоняя лишние мысли и сосредотачивается на главном.
- Но и я не вру. Очевидно, что заблуждаемся мы оба, - бабушка говорила, что в любой ситуации есть три стороны: твоя, его и истина, находящаяся между вами. Но девушка никогда не думала, что эти слова настолько буквальны. – И истинного виновника нам только предстоит найти.
Понятно, что без магии здесь не обошлось. Вопрос уже в другом: что именно было применено и кому это выгодно? Просто так такие планы не создаются и тем более не осуществляются в жизнь, здесь должна быть своя логика и весьма значимый мотив для кого-то. Натали заправляет прядь за ухо, а после с решительностью вскидывает голову: - Можно было бы с большей вероятностью предполагать, что произошло имей мы хотя бы несколько вариантов тех, кому наш разрыв был бы выгоден, - хотя бы чисто в силу умственных способностей, поведенческих установок, магических навыков и банальной финансовой возможности. Вариантов и так не слишком много, но такие параметры помогут отринуть еще больше, - Но если честно, то я не представляю кому бы мы были интересны.
«В особенности я».
Простая девушка, тогда еще без багажа прошлого и какой бы там ни было карьеры. И Рик был таким же молодым и амбициозным, но… Натали чуть хмурит лоб, уловив новую мысль. Но ведь уже тогда он был наследником славного рода. Конечно, вряд ли кто-то из аристократов воспринимал всерьез их как пару, но раздражаться неправильной расстановкой времени старшего Нотта мог. К примеру, невеста, потенциальная невеста, папенька этих принцесс. Звучит несколько фантастично, но разве аристократы не любят решать самостоятельно как жить остальным людям? Цепляться надо за любые версии, даже самые сказочные, раз самая реалистичная обернулась пеплом и осела легкой пылью на руках.
Поделиться122019-03-18 20:22:25
Наверно, самый действенный способ отвлечь человека от какой-то определенной эмоции, это удивление. Несмотря на то, что это самая кратковременная эмоция в спектре человеческого восприятия, именно то, что не вписывается в границы ожидаемого или привычного способно вызвать ступор, некий эмоциональный вакуум, паузу в системе, что заглушит даже самые яркие и сильные переживания. И гнев не исключение. Мощной волной разрушающей стихии, под которой, зачастую, гибнут не сколько окружающие, сколько ее носитель, он рвется вперед, но натыкается на невидимую стену недоумения, построенную удивлением. Разбивается, опадает к ногам, заставляя в ступоре взирать, оглядываться, пытаясь понять, что произошло.
Что происходит?
Простая, короткая мысль витает в голове, стоит только опустить взгляд, разглядывая хрупкую женскую руку на своей груди как нечто невозможное, нереальное. Кажется, появись в комнате сам Темный Лорд в розовой балетной пачке с соплохвостом на гламурном, украшеном стазами, поводке, Родерик удивился бы меньше. С подобным абсурдом, внезапно ставшим реальностью, еще кое как, но можно было бы примириться. Но вот руку, тепло от которой, казалось, он чувствовал даже через слои одежды, выходила слишком далеко за грани восприятия, даже несмотря на то, что отдавало приятным налетом старательного забытого дежавю.
И мыслей в голове как-то в раз не остается. Злость не проходит, нет, она беснуется, но ощущается слабо, приглушенно, как звуки, что доносятся из соседней комнаты. Рик опускает голову, разглядывая хорошо знакомую ладонь, тонкие пальцы, едва виднеющиеся на светлой коже полоски вен, сам не зная, озадачен, удивлен или заворожен ли он.
И разобраться — не успевает. Рыжеволосая, словно обжегшись, отскакивает от него, разделяя их пустотой нескольких метров, но Нотт, все так же, не поднимая головы, смотрит на место, где лежала рука, все еще эфемерно ощущая на себе ее прикосновение.
И слушает ее — невнимательно. Отрывками. Отдельными словами, которые, тем не менее, навязчиво цепляются за сознание, как сорняк прилипает к одежде, заставляя, пусть и не сразу, но обратить на себя внимание. Встряхнув головой, словно сбрасывая с себя этот неясный ступор, туманное наваждение, волшебник вскидывает голову, глядя на девушку пристально, внимательно.
Она сказала, что верит ему.
А верит ли он ей?
Родерик не знал. Запутался. Доверие к людям вопрос довольно сложный, когда самый близкий для тебя человек умирает от другого довольно близкого, особенно в рамках генетики, человека. Все врут. Все лицемерят. Все хотят лучше для себя. Все довольно просто и исключений нет, потому что эгоизм заложен в самой сути человеческой природе, из него и растет инстинкт выживания.
Но он помнил, как верил ей. Как тянулся, как к единственному источнику света в собственной жизни.
Ошибался ли он тогда? Или ошибается сейчас?
Сложно. Непонятно.
Выпить бы, да нечего. Давно пора носить с собой флягу, а не уповать на возможность чуть что сбежать в бар. Потому что не всегда такая возможность есть.
- Это глупо, - в конце-концов, только и может что сказать Нотт, чуть покачивая головой. Зачем кому-то вмешиваться в их отношения? Особенно учитывая, что, как ему казалось, о них знали не много… По крайней мере, никому из своей семьи Рик не говорил, памятуя о том, что сделал отец с его матерью только за то, что лишь часть крови в ее венах не была чистой. Чтобы он сделал с Натали и думать не хотелось. Но, вспоминая об отце, волшебник так же припоминает, что в командировку в Норвегию тогда пристроил его именно он… Слишком быструю, поспешную, что не было даже времени не то, что вещи собрать, не говоря уже о том, чтобы попрощаться с кем-то. А что, если это была не случайность?
Сложно как-то опять. Непонятно.
Но в отличии от собственных эмоций, в которых разобраться было невозможно, в данном случае внутри ничего не вызывало отторжения. Напротив, мысли о том, что все было не случайно, казалось последовательной, логичной. Как наконец оправдавшееся тайное опасение.
- Какой, по-твоему, была наша последняя встреча? Что тогда сказал… я? - наверно, все-таки в какой-то мере он ей верит, раз думает, предполагет и понимает, что их воспоминания о последнем вечере друг с другом весьма разнятся. Или быть может он настолько хорошо знает своего отца, чтобы столь легко поверить в то, что он мог, руководствуясь своими благородными целями, разорвать отношения сына, которые ему были не выгодны? Окажись это правдой, Родерик бы не удивился. Ни на йоту, ни на мгновение. Он знал, что отец не одобрит. Но тогда это казалось чем-то неважным, он не думал о одобрении… Вплоть до того момента, пока заботливый родитель не взял его с собой «на охоту» на магглов. Быть может не спроста и в этом был намек? Тонкая игра, искусные намеки, которые он, по молодости, юности да глупости, не замечал, не понимал… Дурак был. Да и, наверное, дураком остался. Потому что как и тогда, так и сейчас, все еще окутан этой паутиной, в которую, справедливости ради, когда то сам и ввязался. Впрочем, наверно, вспоминая не столь давнюю встречу с братом, все-таки об этом решении он не жалеет. Все-таки что-то в своей жизни он смог сделать правильно. По крайней мере, Рику хочется в это верить.
Поделиться132019-03-30 16:18:46
Глупо. Сложно. Ирреально.
Все это Натали прекрасно понимает и сама. Кому нужна пара, едва сошедшая со школьной скамьи и ныне пытающаяся найти свое место в этом холодном и равнодушном мире, полном предательства и разочарования? Никаких достижений за их плечами нет, если не считать сражения и победы над собой. В глобальном смысле эти выигрыши настолько ничтожны, что для мира не несут никакого значения. И все же… Несмотря на тысячи «но» и очевидное «слишком сложно для нас», все сводилось к одному – кто-то хорошо постарался в воссоздании разных вариантов одного прошлого. Настоящее волной смывает все громкие восклицания «да кому мы нужны?», видимо кому-то были интересны, раз этот некто постарался на славу и задействовал все свои не дюжинные способности. Вот только этот гений не настолько уж и умный, поскольку не учел одного – фактор случайности. Конечно, кто стал бы допускать даже саму возможность нападения оборотней? Укус, Натали не сумевшую пройти мимо и сразу же принявшую решение помочь во что бы то ни стало? А после и бабушку, не умеющую, да и не желающую скрывать свои мысли? Просто череда случайностей, приведшая к роковым последствиям. Этого никто не мог предусмотреть, однако это произошло и с этим нужно считаться, а не прятать голову в песок подобно страусу с робким «не может быть!» Может, еще как может. Все доказательства на лицо, что называется, прятаться от них означает боязнь правды. А уж этого Мэригольд не боялась никогда. Истина всегда лучше сладкой лжи, даже если не знаешь потом, что делать с этой правдой и как вообще жить дальше. В самообмане возможно и проще жить, однако это получается ложная, чья-то чужая жизнь.
Вопрос Рика заставляет вздрогнуть и отвести взгляд в сторону.
Больше всего Натали хотела забыть тот день. Вычеркнуть из памяти холодный взгляд, жестокие слова подобные ударам хлыста и губы, изгибающиеся в легкой насмешке и презрении. Иронично, ровно настолько же как хотела забыть она помнила. Короткий вздох, рыжеволосая складывает пальцы в замок и упирается взглядом в них. Так проще и легче.
- Стояла хорошая погода… - что уже необычно для этих территорий. Иронично, мир рыжеволосой раскололся надвое, в то время как внешний мир продолжил быть неизбежно прекрасным и радовать прогуливающихся яркими солнечными лучами. - Я спешила к тебе на встречу, правда абсолютно не знала, как начать разговор. Догадки подтвердились, я была беременна и тогда это очень здорово напугало меня. Мы никогда не говорили о детях, да и будущем как таковом, жили настоящим, но жизнь уже зародилась и что делать дальше я не представляла… - рыжеволосая осекается, легко качает головой, словно отгоняя себя от эмоциональную составляющую и сосредотачиваясь на самой встречи, - В моей версии событий ты сказал, что у тебя не может быть ребенка от меня, предложил финансовую помощь для избавления от нежелательных последствий связи, щедро поделился условиями спора и тем как противно было выполнять их для безоговорочной победы. Было очень много… грязи, - кратко, сухо и абсолютно безжизненно. Свой голос Натали словно бы слышала издалека, но не узнавала его - слишком уж чуждый. – Что не удивительно, ведь я грязнокровка, - звучит с самоиронией и легкой попыткой перевести все в плоскость юмора. Выходит не слишком удачно, зато действительно отвлекает от тяжелого груза прошлого. - После мы не виделись ни разу, до той… ночи. Конечно, слухи доносились до меня и я знала в общих чертах про твою жизнь – должность, помолвка, работа. Но не искала встреч, памятуя о прошлом разговоре.
Натали замолкает, не зная о чем еще сказать, да и стоит ли? Задумчиво прикусывает губу, кровь сразу брызгает и Мэригольд сразу же вытирает алые капли. Часто в минуты задумчивости девушка кусала губу до крови, порой это служило отрезвляющим действием, а порой просто заглушало хоть на секунду душевные терзания. Метод так себе, зато работает.
Рыжеволосая зябко ежится, ощущая внутри такой холод, что на секунду даже теряется – возможно температура воздуха в комнате резко понизилась? Но спустя пару секунд понимает, что мороз идет изнутри. Так часто бывает, когда она вспоминает что-то причиняющее боль. Что-то, что хочется забыть и больше не вспоминать, но что невозможно отпустить в силу тысячи причин. И в первую очередь потому, что у них есть общая дочь. Можно развестись, можно даже не жениться, можно вычеркнуть друг друга из жизни, но люди, имеющие общего ребенка всегда будут связаны, даже если у них появятся другие спутники жизни и еще дети. В это можно не верить, но тем не менее это так. Связь будет всегда. А во вторую очередь потому, что невозможно забыть что-то оставляющее такой след в душе. Можно отпустить, продолжить двигаться дальше, но забыть человек не сможет. Когда-то настанет тот момент и вспоминать можно будет что-то даже с робкой улыбкой, эти воспоминания уже не будут причинять боль. Они просто будут существовать где-то на подкорке сознания и все. Надо только дождаться этого момента. Даже смешно оттого, насколько сильно это веет самовнушением, но ведь не зря говорят, что жизнь — это череда решений и установок мозга. Сам человек определяет по кому страдать и сколько продолжать эту агонию. По крайней мере, в это хочется верить.
Отредактировано Natalie Merigold (2019-03-30 16:19:08)
Поделиться142019-04-06 18:04:31
Твоя жизнь тебе не принадлежит.
Родерик уже не был толком уверен, действительно ли слышал холод и колючую истину этих слов, направленных в свой адрес, или же они же сам, бессознательно, выбил их, словно ножом по камню, в своем сознании с каждым разом безоговорочным подчинением отцу, с каждым новым криком своей жертвы, с каждым подставленным человеком, кого угодно было видеть за решеткой или же новой смертью. Слова жили в нем давно, казалось, еще задолго до того, как пришлось с головой окунуться в отцовскую жизнь, разделить его идеалы, даже куда раньше, чем в далеком детстве он услышал пресловутое «должен», опирающееся на то, что он пусть и не единственный сын, но старший, а значит — наследник. Слишком много ожиданий было связано еще до его рождения и порой Нотту казалась, что всю его жизнь, в той или иной степени, отец расписал заочно давным-давно, а сейчас лишь следовал намеченным некогда плану. В детстве это несказанно злило, в юности, когда плескался подростковый максимализм в крови, вызывало бурный протест, сейчас же… было все равно. Правду говорят, что человек ко всему может привыкнуть. Особенно если под нежеланные обстоятельства он прогнулся сам, по собственному желанию, с верой, что так будет лучше, если не на для него, то для близких людей.
Твоя жизнь тебе не принадлежит.
Родерик привык к этому. Не спорил, не отрицал, не возражал. Принимал. Может, раньше и хватило бы дурости оспорить, отстоять независимость, вот только, благо, не сделал этого — жить спокойно с последствиями этого выбора, которые отразились бы не только на нем, но и на сестре с братом, не смог бы. Семья. Отец никогда не включался у него в это понятие полноценно, скорее номинально, формально. Семьей для него была мать, сестра и брат. А ныне осталась и того только Лив, отчего-то еще считавшая, что несет за них всех ответственность. Единственный человек, который сражался за него. Человек, за которого безоговорочно стал бы сражаться сам Родерик. И все же, хранил свои тайны, не рассказывая их даже старшей сестре.
А сейчас смотрит, опустив голову, на избегающую его взгляда девушку, немного жалея о том, что нет рядом того, кто взглянул бы трезвым взглядом со стороны, помог разобраться и сказал бы, что делать. Смотрит, скользя взглядом по слегка взлохмоченным рыжим волосам, ярко выделяющимся и блестящем даже в тускло освещенной палате, по тонкой бледной шее, связки на которой порой проступали выпирающими линиями по мере того, как говорила девушка.
Твоя жизнь не принадлежит тебе.
Родерик знал это и в очередной раз убедился. Но сейчас со странным глухим чувством смотрел на ту, что когда-то считал своей. И не надо было жизни, казалось, Натали была единственно ценным, что только могло у него быть. Но, находясь в чужой власти, разве можешь рассчитывать на что-то свое, разве имеешь право на что-то сокровенное, личное?
Глупо было надеяться, что да. Хотя, откровенно говоря, тогда он даже не надеялся. Не думал. Просто… жил? Странно. Слово тягучее, непривычное, настолько, что Рик даже не уверен, может ли использовать его в собственных мыслях. Потому что вот вышел уже за рамки очерченных и дозволенных возможностей — и пострадал не только он. И Натали и ты мелкая рыжеволосая девчушка могла бы пострадать, не будь кукловод столь занят, только потому, что своей жизни у Нотта не было, но когда-то он посмел ее желать.
- Это был не я, - холодно отзывается Родерик, пожалуй даже излишне спокойно, как для человека, что еще несколько минут назад готов был голыми руками вырывать сердца и глотки, лишь бы только злобное чудовище внутри почувствовало успокаивающую теплоту чужой липкой крови на собственной коже. Но даже чудовище понимало, что злилось — не на того. Относительного ж истинного виноватого давно была построена внутри сдерживаемая плотина, которая сейчас шла глубокими трещинами. И не злость, и не разочарование, и не обида. И все вместе — и ничего из этого. Усталость. Отрешенность. Как переосмысление, еще только вежливо постучавшееся в сознание, но уже поставившее там все вверх дном. - Меня тогда даже не было в стране, - неясно зачем добавляет, ведь вряд ли Натали интересны подробности. Наверно, говорит больше для себя, чтобы заглушить мысли. Слишком сильно вдаваться сейчас в это не хочется, потому что даже и без всех подробностей, лишь оперируя поверхностными фактами, Рик понимает — не простит. Смерть матери. Изгнание брата. Не самое счастливое замужество сестры. Собственная неволя. Он мог закрыть глаза на многое. Закрывал. Терпел. Потому что были причины, потому что иначе было бы хуже. Но вспоминая маленькую детскую руку, уверенно и доверчиво обхватывающую его ладонь, уводящую вслед за собой к старому фортепиано, он понимает, что не простит. Не это. И к черту все последствия и все причины, что сдерживали раньше.
- Она знает?
Странно, но даже не находит в себе сил назвать ее по имени, однако уверен, что Мэригольд поймет, о ком речь. Дочь… его дочь… Пересматривает каждую секунду, проведенную в доме Натали, каждый взгляд, каждое слово, вспоминая все, словно эти жалкие крупицы воспоминаний и обрубленных мгновений могли заполнить минувшие годы. И сам не знал толком, стоит ли их заполнять. Какой из него отец? С тем примером, что у него перед глазами, ни на что путное и хорошее надеяться не стоит. И, кажется, малышка прекрасно живет и без его бренной фигуры в своей жизни. Но ведь… дочь. Его. Странно. Сбивчиво. Он сам еще толком не понимает, что чувствует по этому поводу, не знает, как к этому относится, но ответ на вырвавшийся из уст вопрос кажется неимоверно важным услышать.
Поделиться152019-04-07 20:39:13
Возможно, кому-то это покажется странным, но она верит. В каждое прозвучавшее слово, во взгляд в котором затаилась злость и боль. Она верит Рику. Иронично, учитывая, что еще пару минут назад все обстояло иначе. Или же Натали хотелось верить в это. Сейчас сложно сказать, все слишком переплетено и запутанно. Возможно, она как истинный взрослый человек разрисовала картину реальности в своем представлении и боялась уходить от нее. Настоящий бич современности – так бояться казаться назойливой, что слыть равнодушной. А всего-то требовалось вновь поговорить. Короткие ногти впиваются в ладонь, рыжеволосая отстраненно переводит взгляд на свою руку и медленно разжимает кулак. Человек слишком сильно бережет себя. Получив один раз рану он больше не хочет этого и как может огораживает себя от этого, порой даже себе во вред. Меняет маршруты, выкидывает подушки, хранящие уже ненавистный запах, и запрещает себе вспоминать. Даже, казалось бы, незначительные мелочи. Какой кофе он любит и с чего начинает свое утро. Обжёгшись человек не пойдет выяснить правда ли его хотели ранить, а будет заниматься лечением. Натали не выдерживает и вскидывает голову тут же сталкиваясь взглядом с Риком. На губах и кажется в самих глазах застывает вопрос: тогда почему меня не искал ты?
Мысль обжигает словно яд. Девушка глотает заставший вопрос и пытается заставить себя переключиться на другое - не получается. Мэригольд уже давно не восемнадцать, невинность и наивность погребены под реальностью, все правила давно изучены и есть понимание гораздо большего, чем даже хотелось бы. Вряд ли бы у них что-то сложилось и без вмешательства. Наследник достаточно известной фамилии и девушка даже отделено не приближенная к «священным двадцати восьми». Но все это было бы гораздо позже, в те минуты они жили настоящим без мыслей о долге. И пусть их разделяли страны, возможно часовые пояса, но тогда еще Рик мог найти ее и спросить о произошедшем. Просто узнать почему не выходит на связь и что произошло, четыре года назад он мог бы это сделать, но по своим причинам он оставил все как есть. Сейчас же интересоваться мотивами абсолютно бессмысленно.
Странное чувство, Натали ощущает себя побитой. Словно одна из тех кукол, что всегда поднимаются после удара. Но вся проблема в том, что из-за этого глупых игрушек бьют еще сильнее. И все же несмотря на это она продолжает вставать. Раз за разом.
Натали заправляет прядь рыжих волос за ухо, раздумывая над словами Рика. Она. Не дочь, не Кассиопея, не Касси и не девочка. Абстрактное местоимение и все же Мэригольд понимает кого имеет ввиду Нотт. Слово не бьет по сознанию, оно просто свидетельствует о том раздрае, что творится в душе Рика. Рыжеволосая это понимает, отдаленно правда. Понять, как чувствует себя человек, долгое время пребывающий в своих иллюзиях и которому только что их насильно развеяли она может. А вот как ощущает себя человек, только недавно узнавший, что у него есть дочь… Уже нет. Для Натали ребенок существовал уже давно. Еще до рождения она поглаживала ладонью свой живот, тихо разговорила с дочерью и представляла себе ее. У Рика же не было даже возможности примириться с мыслью, что скоро он станет отцом. Ни одного шанса.
- Нет, - и если говорить откровенно, то Мэригольд вряд ли бы открыла когда-нибудь всю правду дочери. Одно дело жить с мыслью, что ты не знаешь отца просто потому, что его больше нет и совсем другое с мыслью о собственной незначимости для одного из самых близких людей. Именно родители оставляют в душе невидимые следы, с которыми человек пройдет через всю свою жизнь. Причем даже в том случае, если не задались отношения. Натали знает это на своем примере. Сколько раз она смотрела в зеркало и пыталась понять, что же с ней не так? Почему ее не любят? Долго размышляла, а после шла и перемывала руками всю посуду, чистила ковер и начищала полы, но почему-то это не влияло на отношение к ней. Тогда девочка шла и помогала на кухне, но зарабатывала только новую порцию раздражения и злости со стороны родителей. После уже Натали осознала, что любовь не имеет вид товарно-денежных отношений. Человек безвозмездно дарит частичку тепла и участия. И как не старайся, но нельзя заставить полюбить. Таких душевных метаний своему ребенку рыжеволосая не хотела. – Я никому не говорила, - зачем-то добавляет Мэригольд, будто это что-то пояснит или объяснит. Она никогда не называла его имя, да и в целом не рассказывала про их отношения, считая это чем-то личным и касающимся только двоих. Конечно, близкие люди предполагали кто отец ребенка. Но та же Алиса никогда не требовала разъяснений, она просто принимала настоящее положение дел и не стремилась влезть в душу. С бабушкой все обстояло еще проще – она не входит в мир магической Британии и ей достаточно пространственных объяснений. Вот только Натали другая. Она чуть хмурит лоб, когда наконец ловит себя на мыслях, которые роем кружились в голове и не давали спокойствия, но при этом и не улавливались.
- Ты кажешься спокойным, словно знаешь кто все это организовал, - озвучивает свои наблюдения. Знать виновника хотелось бы и Мэригольд. Надо знать того, кто разрушил несколько жизней и чуть не разрушил жизнь маленького ребенка. Кому нужно сказать спасибо и от кого держать подальше Касси.
Поделиться162019-04-13 16:50:25
Он даже не знал, какой ответ хотел получить. И хотел ли вообще узнать ответ. Казалось, на этот вопрос, словно непроизвольно сорвавшийся с уст, нет того ответа, что не причинил бы боль, не разрушил нечто эфемерное, едва выстроившееся в душе, оставив только холод и пустоту. И не ясно, что оказалось бы более разрушающим, жестокое «нет» или более короткое и хлесткое «да». Он сталкивается только с последствиями первого ответа, который в один миг, казалось, убивает что-то внутри — забавно, словно в нем еще осталось что-то живое, что можно было бы убить! Но, видно, какие-то осколки давно разбитой надежды остались, потому как во рту отчетливо чувствуется горечь, что словно яду разливается по венам, охватывая весь организм, поражая, заражая. Неся гибель.
Нет.
Надо же сколько всего в этом простом слове. Сколько силы, сколько власти, сколько жестокости. Как легко она может сокрушить, сломать, разрушить. Побить и победить одним коротким словом, тремя простыми буквами, сложенными в нужной последовательности.
Нет.
Он не знал о дочери, а она не знала его. И, неясно почему, но задевает это сильнее, чем он мог бы представить. Казалось бы, все не так страшно, ведь было бы хуже, знай девочка ту версию, которую рыжеволосая считала правдивой, но… Родерик знал, что такое плохой, можно даже сказать отвратительный отец. У него был прекрасный пример перед глазами. Но он и не думал, что может оказаться хуже собственного родителя, что окажется отцом, о котором ребенку лучше не знать. Тот, о котором не говорят. Тот, о котором проще соврать, что он уехал или даже умер, чем раскрыть его имя.
Кулаки вновь сжимаются в бессильной ярости. Трещат кости, ногти впиваются, до крови, до мяса, в плоть, словно боль могла стать отрезвляющим якорем в затопившем сознание океаном злобы. Вот только на кого? На Натали? На отца? На себя? Тут Нотт не знал.
Смотрит, словно со стороны, на свой сжатый кулак, на отчетливо прорисовавшиеся под натянутой до предела кожей проступающие вены и сухожилия. Наверно, можно понять Мэригольд. Он не тот отец, о котором можно рассказать. Не тот, о котором стоит знать.
Но почему мысли об этом так злят? Бесят неистово, до слепого желания бить кулаком в стену, до изнеможения, до смертельной усталости, лишь бы не чувствовать этой чертовой горечи, стягивающей грудь железными обручами, не думать о том, как так сложилось, не думать о том, что оказался хуже того, кто испортил жизнь ему.
Он считал своего отца ужасным. За то, как он поступил с матерью, за то, как в раз расколол их семью. Но сам оказался хуже него.
Иронично. Рассмеялся бы, да только не особо-то и смешно.
Тошно. Гадко. Настолько, что сам себе в раз становится отвратителен, неприятен, что хочется сильнее впиться ногтями, что словно когти, в кожу, содрать ее, как мерзкую личину, в которой в раз стало душно, да только не деться никуда из собственной шкуры, не убежать, не сменить на вариант получше.
Слова Натали кажутся насмешкой. Спокойный? Чего-чего, а спокойствия Нотт точно не чувствовал. Пустоту, разлад, потерянность, может даже отчаяние, но точно не спокойствие. Кажется, он вообще забыл, что такое спокойствие.
- Кандидатур не так уж много, - усмешка выходит кривой, словно неровный, плохо заживший рваный шрам. - В этом мире только один человек обладает должной мотивацией и возможностями, чтобы обыграть подобный сценарий, - и ведь наверняка считал, что поступает правильно, делает как можно лучше. На благо семьи. Ради наследия. Чертовой репутации, из-за которой он когда-то убил тестя и собственную жену. Словно чертово наследие давало ему право решать за других, играть ими, комбинировать, переставлять, как переставляют фигуры на шахматной доске. Родерик прекрасно понимал, что всего-лишь пешка, но сейчас, впервые за долгое время, добровольно принятая роль вызывала ненависть и отвращение. Он позволял решать за него многое. Но не мог простить того, чего отец его лишил, руководствуясь своими целями. - Мой отец, - что не слово — то словно скрип зубами, которыми охотно бы впился в шею «любимому» родственнику, словно и не оборотень частично, а вампир какой-то. Даже жаль немного, что к последним не имеет никакого отношения — выпил бы всю кровь, столько, сколько в свое время он выпил из него. Вот только желания мимолетны, вспыхивают, как вспышка заклинания, и гаснут. Потому что разочарование сильнее злости и обиды. Потому что правда, уродливая и неприятная, тяжелое бремя, не даром говорят, что ее порой лучше не знать. Правда меняет, выжигает, выворачивает. Оставляет тебя одного, опустошенного, посреди мира, которой казался знакомым, и в котором теперь ты понятия не имеешь, как жить. Теперь Рик понимал, почему порой эту самую правду предпочитают не знать. Потому что она меняет. Бесповоротно, нещадно, неотвратимо. Как не старайся — не забудешь, а притворяться долго, словно ничего не знаешь — не сможешь. А если и сможешь, то счастливо и как раньше не будет, потому что эта самая правда, как червяк, будет грызть твою тщательно стараемую сохранить иллюзию изнутри, пока не выгрызет, не доведет до отчаяния.
Поделиться172019-04-14 19:52:35
Удивленный короткий вздох доносится из приоткрытых губ. Рыжеволосая рвано, как-то изумленно воззриться на стоящего перед ней парня. Хотя о каком удивлении может идти речь, если Натали не знала семью Рика? Помимо очевидных вещей, о которых осведомлена вся часть магической Британии. И не сказать, что это задевало тогда и хоть как-то трогает сейчас. Мэригольд не нужно было изысканных ужинов, глупейших и банальных клятв об иллюзорной вечности. Куда ценнее и дороже присутствие рядом – когда нет ни моральных сил, ни позитивного настроения. Молчание куда искреннее любых слов, присутствие гораздо красноречивей любых клятв. И не нужны знакомства с родней до седьмого колена, их письменное одобрение и красивые заголовки в газете. Или, о чем там еще мечтают некоторые представительницы известных фамилий? Рику просто нужно было быть рядом, когда все рушится, лежать рядом до самого утра и не отдавать в руки немой и безжалостной бессонницы. Обнимать так крепко, чтобы все холодные лица сливались в одно пятно и забывались, помогать выспаться, просто разрешив по-детски носом уткнуться в ключицы. Так мало и в тоже время слишком много. Но для Натали важна внутренняя гармония, а не внешние факторы. Какая разница, о чем будут говорить волшебники? Но видимо в созидании и полном погружении в их отношения девушка упустила из виду что-то важное. Вернее кого-то.
Конечно, наивно и глупо было даже предполагать, что их союз одобрит его семья. В силу тысячи причин, сотни негласных правил и несколько десятков предубеждений аристократов. Но одно дело просто не одобрять и быть категорично против и совсем другое проворачивать целую операцию. Какой же силы должна быть ненависть к незнакомому человеку просто из-за его чистоты крови? Натали зябко передергивает плечами и на секунду в ней возникает сожаление о собственном вопросе, но это чувство быстро придавливается логикой. Надо знать, кто, играясь разрушил сразу несколько жизней. Самонадеянно предполагать будто Джеймс Нотт помнит о существовании некой девушки по имени Натали Мэригольд и уж тем более сомнительно, что он хоть как-то проявит себя в настоящем. Свое черное дело он сделал, результат почти совпал с его ожиданием, смысл что-то делать еще? Возможно, он успокоил себя мыслью, будто отношения сына были всего лишь ничего не значащей интрижкой. Правда тогда бы он сам себе противоречил – считай он именно так, то не стал бы ничего предпринимать. Смысл, если эту проблему разрешило бы время? Кажется, горечь можно даже ощутить на кончике языка. Натали пытается проглотить это чувство, но ничего не выходит. Тяжело понимать, что их жизнь разрушила чужая умело разыгранная партия, а они оказались не больше, чем послушными пешками. Мэригольд перехватывает взгляд Нотта. То, что она читает в его глазах заставляет невольно податься вперед и обхватить его ладонь своей. Простой человеческий жест, в мире магглов означающий поддержку и участие. Возможно, в этом приеме больше психологического – так человек с мыслей переключается на физиологические ощущения. Что этим прикосновением выражает Натали она и сама не понимает. Ровно, как и не знает, что нужно говорить. Да и стоит ли? Что утешающего или настраивающего на позитивный лад можно сказать? В отце-монстре плюсов нет. В такие секунды понимаешь, что лучше вообще не знать родителя. Гораздо проще придумать его образ в голове, наделить героическими способностями и восхищаться душевными порывами. Возможно, Джеймс Нотт руководствовался своим понятием заботы о сыне, но разве полное принятие решений за него оказывает хорошую услугу? Можно выразить мнение, ребенок все равно прислушивается к родителям, но полностью огораживать от принятие собственных решений нельзя.
- Мне жаль, - говорит и чуть сжимает его ладонь, при этом не понятно про кого или чего ведет речь Натали. Может быть жаль их. Они ведь даже не попытались побороться за свои отношения, покорно склонили головы и разошлись по разным сторонам. Возможно дочь, которая не ведала отцовской заботы. А может быть Рика, у которого отобрали возможность смотреть как Касси делает первые шаги, с каким любопытством начинала исследовать мир и услышать ее первое слово. Конечно, четыре года назад и сам Рик мог быть не готов взять на себя ответственность за ребенка. Но у него должен был быть выбор – остаться или раствориться в предрассветном сумраке. Это было его правом.
- Всех. И даже твоего отца, - чуть качает головой и с коротким выдохом поясняет, - У него ограниченный кругозор и фанатичные идеалы. Он пытается, правда у него и получается все контролировать, но он одинок. И однажды, когда цепи, которыми он всех обмотал, скинутся - его покинут, не оглядываясь все близкие, о которых он заботился в своей манере.
Люди тяготеют к свободе. Долго терпят, еще дольше страдают, но однажды глотать обиду и запивать боль, как принимаются таблетки по часам, надоедает. Осточертеет жить завтрашним днем и идей свободы где-то за горизонтом. Хочется верить, любить и ошибаться сейчас. Позволить себе бежать по берегу, который причудливым желтым узором хранит бесконечные чьи-то следы. Хочется подставлять лицо солнцу и улыбаться в ответ, принимать решения и отвечать за них. Однажды просто начинаешь хотеть жить.
Поделиться182019-04-21 22:26:49
И победы не приносят радости, отдавая поражением, и достигнутая цель кажется, возможно, самым худшим, что только могло случиться. Дети радуются, когда, преодолев трудности и сложности, находят разгадку. Вот только взрослые понимают, что порой разгадка может нести строго противоположные эмоции, что невольно начинаешь задумываться, а стоило ли оно того? Стоило ли тратить силы, копаться в прошлом, распутывать этот клубок? Что это дало тебе, кроме чертового знания, которое вовсе не было козырем в руке, которое ни разу не помогло, не облегчило жизнь, а, напротив, разрушило ее, основательно, под самый корень. Все иллюзии, рано или поздно, разбиваются, такова их природа, но порой, лишаясь их, ты особо остро понимаешь, почему люди за них так страстно и отчаянно цепляются. Потому что правда — неприглядна, уродлива, ужасна. Потому что не знаешь, что с ней делать, когда же иллюзии привычны.
А что делать?
Жить…
Непонятно как, но… В оглушающей внутренней пустоте Родерик понимает одно — он не вернется домой. Не вернется туда, где родился и вырос. Где провел, должно быть, большую часть своей жизни, где стены хранили слишком много воспоминаний, где в одночасье жизнь разделилась на до и после. Те стены хранили в себе историю, историю его семьи, со своими тайнами, ужасами, скелетами в шкафу… Но он не хотел туда возвращаться. Не хотел больше быть частью этой семьи.
В сознании, шепотом, едва различимо, но в тоже время довольно отчетливо, билось одно слово.
Хватит.
Хватит с него всех этих интриг, ссор, обязательств. Хватит манипуляций, чужих решений, ошибок, которые приходится покрывать и исправлять. Хватит чужой жизни, чужого сценария, чужих приказов.
Ему все это никогда не было нужно.
А то, чего он хотел, то давно потерял.
Наверно сейчас, он, как никогда, понимал брата, сбежавшего из дома пять лет назад, хотя никогда полноценно не понимал мотивов его поступков.
Знал бы Рик тогда, как обернется жизнь, то сбежал бы вместе с ним.
Чужое прикосновение вытаскивает из глубины мрачных мыслей, заставляя замереть, подобно каменному изваянию, разглядывая то ли оторопело, то ли недоверчиво, то ли критично чужую узкую ладонь, обхватившую его собственную. Что это значит? И как это понимать? С эмпатическим взаимодействием у Нотта всегда были проблемы — как можно разбираться в чужих чувствах, когда сам способен испытывать весьма ограниченный диапазон эмоций? - и это вызывало недоумение. Весьма с всколыхнувшимися где-то глубоко воспоминаниями о том, какого это, чувствовать ее рядом с собой, чувствовать ее прикосновение на своей коже, улавливать ее едва различимое теплое дыхание.
Он смотрит на соприкосновение их рук, как лишившейся ноги, которому, спустя годы, показывают его оторванную конечность. То ли дразнят, то ли издеваются, то ли предлагают пришить назад и посмотреть, что будет.
Зачем она это делает?
Рыжеволосая прячет взгляд, а он как-то слишком отчаянно пытается заглянуть в ее глаза, словно это поможет ему разобраться, понять ее, ее действия, ее слова. Ее. Глупо, наверно. Он не понял ее тогда, когда тянулся к ней, отчаянно нуждался, когда она была рядом, смешно надеяться, что сможет сделать сейчас, когда их разделяет пять лет заблуждений, обид и уже нет ничего общего.
Кроме одного.
Странным образом Родерик отчетливо понимал, что не вернется к своей семье, не после того, что сделал отец, но не думал о том, что делать с дочерью. Словно боялся даже мысленно предпринимать какой-либо шаг в отношении нее.
Он ничего не знает о детях. Ничего не знает о своей дочери. И не уверен, что она хочет знать что-то о нем.
Наверно, он все-таки не тот отец, которым гордятся и которого рисуют неуверенной детской рукой на своих рисунках дети.
- Ты говоришь о том, чего не знаешь, - рассеянно отзывается на слова Натали волшебник, все так же с непонятными чувствами глядя на ее руку. Ее представления слишком… идеалистичны. Даже максималистичны. Односторонни. Это для него Джеймс выступил не самым лучшим отцом, брат тоже не в восторге от родителя, когда же, Рик знал, что сестра любит отца. Нет, старший Нотт последний человек, который нуждался в жалости — он никогда не будет один и всегда все в итоге оборачивается так, как он хочет. От одной мысли, что его кто-то может жалеть, он лишь бы холодно усмехнулся. Родерик хорошо представлял себе эту усмешку, что не раз видел на лице отца.
Людям, у которых есть власть и влияние, нет дела до чужой жалости.
- Мне, наверно, лучше уйти, - говорит, лишь бы только сказать хоть что-то, не оставляя их двоих в объятиях тишины, пробуждающей слишком много мыслей в сознании, которым было не место здесь и сейчас. Вот только в разрез собственным словам — стоит, не двигается. Словно не может. Словно не знает, имеет ли право. Потому что над головой, как домокловый меч, висит неразрешенный вопрос.
А что делать с дочерью?
Узнать то узнал, но вот что делать с этим знанием — не знает. Странно жить привычной жизнью и в один момент узнать, что ты отец. Странно и пугающе в какой-то мере. И вроде мозг заученно, воспринимая на уровне социальных норм, понимает, что надо что-то делать, не оставаться в стороне, но… есть ли у него на это право? Будет ли так лучше?
Поделиться192019-05-02 20:40:45
Мнение Рика рыжеволосая принимает с легким кивком головы.
Возможно. Даже не так. Она не понимает. Проблемы аристократов, их свод бесконечных правил, понятие о чести рода и семьи, ради которых приходится класть себя на жертвенный алтарь... В голове не может уложиться как можно жить, следуя навязанным правилам главы рода? Выходить замуж или жениться на том, кого указали, ложиться в одну постель и рожать детей, чтобы они в будущем точно также не познали счастья. О свободе выбора в таких семьях не идет и речи. Хотя, возможно, выбрать наряд и украшение к нему аристократы вольны сами. На этом свобода заканчивается. Но такая жизнь их устраивает, чего как раз Натали не понимает больше всего. Впрочем, каждый живет так как хочет и считает правильным. Многие не понимали Мэригольд в желании родить и воспитать ребенка. Одна, без баснословного богатства, молодая и все еще не окончившая обучение. Как рожать в таких условиях? Находились люди, которые не забывали напоминать об истинном печальном положении дел. Некоторые добавляли, что с ребенком Натали никому не будет нужна, к чему такой груз за плечами? Но этот факт как раз меньше всего волновал рыжеволосую. Когда внутри осталась выжженная земля и пустота, то не думаешь о будущем счастье с другим. Просто живешь и все действия совершаешь по инерции просто потому, что так нужно. В те минуты, кажется, словно больше ты никогда не полюбишь. Будто способность утрачена навеки. Проходит время и человек привыкает к этой пустыне, даже появляются свои причины для радости. Он начинает жить в других условиях. Может быть и аристократы также, приноравливаются к другим условиям. В любом случае у каждого своя ноша, неприемлемое и точка невозврата.
Слова Рика доносятся словно бы издалека. Девушка переводит взгляд на свою ладонь, все еще сжимающую его, медленно разжимает пальцы и делает шаг назад. Затем еще один, а после два покуда не упирается спиною в стену.
- Да, конечно, - невольно вспоминается другое прощание. Гораздо более болезненнее. Тогда звучали слова, от которых хотелось завывать подобно волку, запереться и зарыдать. То, от чего дрожали руки и пульсировало тело. В тот момент пришло понимание, что чем сильней прижимаешь человека к сердцу – тем болезненней и сложнее его отпустить. После можно каждую ночь, бесчисленное количество раз повторять: «я не сломана, мне есть ради чего жить и держаться», но перевернуть страницу и пойти дальше гораздо сложнее. Когда раны уже зарастут, на память останутся шрамы и новое понимание – не привыкай – никто не сможет задеть, не люби – не сломаешься. Впустив кого-то в сердце, можно получить парочку приятных воспоминаний, а в конце заработать невроз и боль от прощальных фраз. Стоят ли минуты счастья часов озноба по коже и дрожащих пальцев? Жизнь показывает, что боль в груди – зачастую то единственное, что остается в результате. Почему-то самые нужные и важные уходят. Уезжают в другие города или умирают. Порой возвращаются, когда человек пошел дальше и вновь вносят сумбур. И вновь память о них оживает, пульсацией зарубцевавшихся ран.
И все же… Сейчас проще. Может быть потому, что сейчас она не удерживает? Принимает истинное положение дел и не надеется переписать прошлое. Начало написано, благодаря чужим и собственным действиям они чужие и это глупо отрицать, между ними пропасть длинною в несколько лет, но что будет в этой главе решат они оба. Потому что их история еще не закончена.
- Рик… - Внезапно тихо окликает рыжеволосая, - Это ни к чему тебя не обязывает. Поменять свою жизнь в одночасье невозможно, да я этого и не прошу. Родить было моим решением, я за него и ответственна, - вот и озвучила то, что было на душе. Обременять человека ребенком, пусть и родным… Веет моральным насилием. У Рика была своя жизнь, планы и мечты, а тут всего лишь один разговор и то, во что он верил и принял покрылось трещинами. Он не только морально может быть не готов стать отцом, но и иметь другие цели. Это нормально, у него уже давно своя жизнь. А быть рядом с ребенком исходя из каких-то глупых моральных убеждений и слова «надо»… Глупо. Дети чувствуют фальшь. Да и такой отец будет портить жизнь себе. В таких случаях оставить все как есть и пойти дальше, словно ничего не случилось. Жертвенность в такого рода вещах просто неприемлема. От нее не будет легче никому. Детей надо просто любить. Это единственная незаменимая вещь в воспитании. Но насильно никто не может заставить полюбить – ни человек, ни кровь. Даже искусно приготовленное приворотное зелье всего лишь вызывает одержимость. Затуманивает разум на короткий промежуток времени, но едва ли это увлечение можно назвать любовью или хотя бы безоговорочной привязанностью. На свете нет такой вещи, которая могла бы привить любовь. Здесь бессильно даже волшебство.
Рыжеволосая закрывает глаза и глубоко выдыхает, уже понимая и принимая собственное решение. Все будет так как захочет Рик. Конечно, для формирования собственных мыслей их необходимо хотя бы уложить в голове, но пройдет время и мысли будут разложены по полочкам. Одно из лучших качеств времени. Захочет забыть все как страшный сон и жить своей жизнью дальше? Хорошо, столько лет Мэригольд хранила молчание и сможет пронести эту тайну дальше. Захочет видеться с дочерью и принимать в ее судьбе какое-то участие? Почему нет? Лишать дочь отца, который хочет с ней быть крайне глупое и безответственное решение.
Свой выбор рыжеволосая сделала донельзя легко. Теперь решение за Риком.
Поделиться202019-05-03 21:10:02
Все казалось каким-то абсурдным, иррациональным. Кто бы мог подумать, что у истории, закончившейся, так и начавшись, пять лет назад, есть продолжение. Что поставленная точка и не точка, а лишь чертова запятая, дурацкая пауза, затянувшаяся столь долго. То ли для выражения, то ли от незнания того, что будет дальше. А ведь оба они, правда, не знали — ни тогда, ни сейчас. С самого начала их знакомства Рик думал, что не чувствовал к ней ничего особенного, кроме обыкновенного мимолетного интереса… Говорить с ней, делить с ней удовольствие было приятно, не более. Ее характер ему нравился: в нем он видел непривычную мягкость, открытость, чистоту… Одним словом, что-то непривычное, притягательное, простое и пленяющее, столь резко врывающееся в сознание, освещающее жизнь, что только благодаря этому понимаешь, что до этого жил в потемках. Как житель города, впервые вдохнувший чистый горный воздух. Он дышал — и не мог надышаться. Было в ней что-то такое… увлекающее. Частые встречи, частые прогулки, невольный яркий взгляд, прикосновения, то видимо нежные и осторожные, то переступающие все грани приличий — многого ли надо, чтобы разбудить таившуюся искру. И в нем она вспыхнула, загорелась, полыхнула. Рик был увлечен этой девушкой, он был околдован ею, вокруг нее был словно как-то волшебный ореол и вступив за его границу он уже не принадлежал себе. Уже не был собой — и тоже время был какой-то более лучшей версией себя. Более… живой. Как спасатель на морском берегу, вытащивший из пучины вод утопающего и вдыхающий в его легкие воздух, каждым поцелуем, нежным касанием, взглядом, улыбкой, задорным смехом она наполняла его жизнью. Она не требовала ни обещаний, ни клятв, но сама словно немо клялась быть рядом, делиться светом всегда, вечно — и они расстались. Точнее даже — их разлучили. А они пошли по расставленным чужой рукой маршрутом, отдалились, забылись. Ведь все забывается, стирается из памяти, как стираются из памяти дурные сны, так? Ты просыпаешься тяжело дыша и обливаясь потом, а через пятнадцать минут не можешь вспомнить, что тебе снилось. Ведь именно так и бывает. Но почему тогда сейчас, именно в тот момент, когда рыжеволосая отходит, разрывая контакт и отступая от него максимально далеко, насколько позволяла тесная палата, Родерик вспоминает, какого это, ощущать острую потребность прикоснуться именно к этой женщине? Он помнил, как эта потребность — ощущать тепло ее кожи — была выше него, заставляя бездумно водить руками по изгибам молодого тела, прикасаться к копне ее густых волос. Он забывал, стирал из памяти каждую родинку на ее теле, каждый изгиб, каждое чувство, что дарило ощущение ее близости — и с каждой секундой находясь с ней рядом вспоминал их вновь.
И это напоминало проклятье, куда серьезнее и страшнее укусов оборотня, заставляя желать выть от бессилия перед этой силой сильнее чем когда либо.
Он проклят. И проклят ею. Взглядом ее глаз, теплом ее тела, мягкость голоса. Проклят, сам того не желая, искать ее в других женщинах и не находить. Проклят той, кто, вопреки всем законам логики и здравого смысла, родила и воспитывала его ребенка.
Его ребенок.
Слова все еще звучали чуждо, отстранено. Воспринимаясь только на уровне холодного факта. Он еще не понимал их полностью и боялся того момента, когда поймет. Потому что тогда придется делать выбор, каким отцом он хочет быть, а, учитывая наследственность и имеющийся наглядный вариант перед глазами, казалось, чтобы бы Родерик не выбрал, это будет худший вариант.
И, похоже, так считал не только он.
- Я понял твой намек, - холодно отзывается Нотт, не зная, а есть ли правильная реакция в подобной ситуации. Натали подчеркивает то, что это ее решение и ответственность, словно проводя границу, словно подчеркивая, что он ей не нужен. Она столько лет воспитывала дочь одна и, очевидно, его присутствие бы только разрушило привычный уклад. Наверно, он мог бы это понять. Логически. Твердил себе, что понимает, но парадоксально не хотел этого принимать.
Странно и глупо.
Запутавшись сам в себе, желать предложить что-то, чего у тебя и нет. Ведь что он может предложить Натали и дочери? Сейчас казалось, что у него толком ничего и нет, кроме хронических проблем и груза ответственности, болтающихся на шее что корабельный якорь, душа и пригибая к земле. Не тот набор, который ждут от родителя. Даже Рик это понимал, хотя в его семье втягивать детей в проблемы и усложнять жизнь, казалось, было неизменной обязательной традицией.
Нервно, рваным движением, проводит рукой по волосам, словно это могло привести мысли в порядок. Как будто это могло помочь. Как будто хоть когда-то помогало… Но от выработанных привычек не избавиться. И с грустью приходит осознание что многое в его жизни не более — чем выработанная привычка. Особенно в том, что казалось семьи. Просто потому, что так было надо. Просто потому, что когда-то сказали, что должен.
Одергивает ворот мантии, так, словно тот давит, душит, хоть понимает, что душит его вовсе не одежда.
Переводит взгляд на Мэригольд, понимая, что для того, чтобы решить, что делать дальше, надо разобраться с настоящим.
Еще не имея точного плана, Родерик понимает, что один пункт в его сегодняшнем списке дел будет обязательным.
Ему слишком многое надо высказать собственному отцу.