[b]Сентябрь, 1976 года.
Когда Чарльзу стукнуло пятнадцать, в их семье запланировалось очередное пополнение. В этот раз Шейла была беременна вторым мальчиком. Отныне они должны были делить кров, жалкие пожитки и пищу с ещё одним (лишним) ртом. Отец Чарльза зарабатывал гроши на своей городской свалке, они и с единственным ребенком еле-еле сводили концы с концами. С рождением Черити ситуация ухудшилась, Чарльз озлобился на эту паскудную жизнь, которую он влачил в убогом хлеву. С новым ребенком его дела должны стать просто невыносимыми.
Чарльз чертил на пожелтевшем листе лабиринты из черных полос, грязная жженная бумага и ссыхающиеся ручки - это всё, что могла позволить себе его семья. Почти весь гардероб Чарльза состоял из старых, рваных вещей, кои мать находила выброшенными на свалку Бёрбеджей. Каково было Чарльзу приходить в старшую школу в том, от чего его одноклассники избавились буквально на прошлой неделе? Если бы не их страх, и не уверенность Чарльза в том, что он уничтожит любого, кто посмеет сказать о бедственном положении его семьи, дела его обстояли б куда плачевнее...
Но в то время, когда над Черити издевались сверстники и клеймили "вонючей нищебродкой" (запах действительно был невыветриваемым), против Чарльза боялись сказать и слова. Он был тем, от кого за версту веяло чем-то жутким. Наверное, этот запах перебивал невыносимую вонь помойки, и поэтому дети предпочитали обходить его стороной.
В 1976 году у Чарльза были друзья, была какая-то нормальная жизнь. Он планировал поступать, хотел развития, не желал застревать на свалке отца, и готов был идти к своей цели. У Чарльза был стержень. Он хотел сбежать из этой дыры, в идеале - в огромный мегаполис, где мириада мелких тёмных улиц, где шум автомобилей заглушает посторонние крики. Иногда он уходил в этот придуманный идеальный мир, где он разрезал кожу юным девушкам, и все его руки были в горячей крови, где фоновой шум поглощал любые всхлипы и его возбужденное дыхание.
Это началось намного раньше 1976-го, но именно в этот год Чарльз окончательно и точно сформулировал для себя цель, смысл. Только в сентябре, после объявления «У тебя будет брат», Чарльз неожиданно сплёл воедино всё, что испытывал и мечтами о чём предавался.
Больше всего на свете, он хотел вырезать всю свою семью. Распотрошить их, как туши оленей, которые они с отцом притаскивают в сезон охоты на склад; можно прям на том же столе для разделывания. Ему нужно было что-то сделать с этой жаждой, и тогда Чарльз стал всё чаще углубляться в алый мир смерти, насильно представляя себе другие лица и другие тела.
Чарльз не ненавидел свою семью. Он хотел её убить, но разве это связано?
К врачам его не отводили, а на все странные высказывания, которые он выдавал с раннего детства, отмахивались и усмехались. Ему никто не замечал. Его проблем, его борьбы, его вопросов и его жажды никто не видел. Что удивительного, если его родители уже начали планировать пополнение? Пока Чарльз свежевал олениху, его родители вели задушевные беседы о счастливой судьбе. Пока Чарльз вызывал у себя эрекцию, душив одноклассницу, его родители говорили, что «У Бёрбеджей всё прекрасно». Пока он закапывал на свалке соседского пса, мешавшего по ночам своим лаем, его родители улыбались и приговаривали, что он растёт у них самым главным помощником. Наверняка, если бы он разворошил сестру у них на глазах, они всё равно бы ничего не поняли.
Ведь он говорил, что он - не совсем здоров.
А ему никто не верил.

Февраль, 1981 года.
- Привет, девчонки, может, вас подбросить? - светловолосый парень широко улыбнулся через открытое окно. Две девушки переглянулись и захихикали. Они учились в его университете, первокурсницы, которые переехали сюда из Джорджии. Чарльз навел о них справки и узнал всё, что ему могло только понадобиться. Он не идиот. Учась на факультете психологии, Чарльз хорошо изучил серийных убийц, маньяков, психопатов, изучил их ошибки и проколы. Его идолом какое-то время был Зодиак, он даже начал разгадывать его загадку, ему казалось, что он почти что нашел ответ на его шифр... Тайна Зодиака была единственным, что отвлекало его от навязчивого жужжания в голове. Если он прислушивался к нему, оно облицовывалось в нарастающий шепот, слово, требование, крик: «Убей. Убей. Убей.»
Чтобы избавиться от потребности прикончить собственную семью, Чарльз перебрался в ближайший крупный город как только окончил школу. Здесь он был уже больше двух лет, и пока что никто его не нашел.
Руки - красные по локоть. Никто не догадался.
Жесткий стояк - на чужие страдания. Никому нет дела.
Девчонки переговорили, перемигнулись и сели в машину: одна рядом с водителем, вторая на заднее сидение. Даже если бы он сказал сейчас, что собирается топить одну из них, пока трахает, и заставить вторую смотреть, - никто бы ему не поверил. Вот что Чарльз понял наверняка: в этой стране, в этом штате, всем плевать, чем ты занимаешься, пока исправно платишь налоги и штрафы за неправильную стоянку.
Он сделал то, что хотел. У него до этого никогда не было сразу двоих. Он сделал то, что его возбуждало, что заставляло чувствовать себя живым. Ведь именно это важно для каждого человека. Разве любой из нас не делает то, что доставляет ему удовольствие? Почему курение, выпивка, порча городского имущества, являлась нормой, а убийства - нет? В какие-то моменты Чарльзу хотелось сдаться. Явиться в участок и объявить о том, что ему нравится трахать почти что мёртвых шлюх. А ещё, что он до сих пор не избавился от мысли прикончить своих родных.
Но всегда наваждение проходило.

Июнь, 2002 года.
Сейчас Чарли Бёрбеджу 41 год. И для мужчины, можно сказать, он полон сил. Он стал успешным психотерапевтом, написал даже книгу, превратился почти что в популярную личность (среди узкого круга людей, разумеется), почти что избавился от своего недуга, освободился от навязчивого состояния преследования "жертв", в которое впадал приблизительно двадцать лет назад. Теперь для него это было слишком скучно. По сути, он развился.
Примерно в двадцать четыре года, Чарльз вдруг осознал, что является первопричиной его патологии. И, как и любому своему пациенту, он посоветовал бы себе избавиться от корня проблемы: вырвать его с корнем и сжечь. Его состояния стали усугубляться, ничего не помогало, убийства обычных людей перестало приносить ему какого-то удовлетворения. Чарльз понял, что ему необходимо избавиться от тех, кто занимал все его мысли самыми кровавыми картинами. Он решил убить свою семью.
Малыш Дэвид уже достаточно подрос, а Черити могла бы о нем позаботиться - такая добрая, отзывчивая, непригодная для жизни на свалке Бёрбеджей... Их Чарльз лишь иногда представлял с перерезанными глотками. Посему он и не рассматривал вариант их смерти. Но вот с родителями, с ними всё было иначе... Его выворачивало наизнанку, когда он думал о них. И он хотел, чтобы они почувствовали то же самое.
Убийство отца и матери оказалось на удивление простым и тихим. Чарльз расправился с ними менее, чем за полчаса, и испытал, наконец, облегчение. Будто кто-то всю жизнь сдавливал ему грудь и не давал нормально вздохнуть, и вот только теперь у него появилась возможность вдохнуть свежего воздуха свободными лёгкими.
Он скинул трупы родителей на свалку, всё равно вонь оттуда перекрыла трупные запахи любой стадии разложения. Дом перешёл на его имя, но он оставил разбираться с "семейными делами" сестру и брата, а сам уехал в город. Какое-то время наваждение не трогало его. Жизнь Чарльза превратилась в спокойную рутину, чему он был рад. Пока однажды, спустя лет семь или восемь, что-то вдруг вновь не позвало его на закорках его разума. Что-то, спящее глубоко внутри него, начало вновь шевелиться и протягивать руки к его голове. Оно говорило: «Помнишь меня?» и Чарльз отвечал - «Да».
Когда Чарльз снова принялся убивать, ему это не приносило уже былой радости, того же возбуждения. Он делал это с расчетливостью хирурга, с холодностью гробовщика. Он делал это потому, что умел. Ведь каждый старается делать и преуспевать в том, что умеет, не так ли?
В 39-ть Чарльз вернулся в Дьявольскую Рощу. Черити уехала, а Свалка осталась на Дэвиде. Развлечения ради, Чарльз стал копаться в мозгах младшего брата, чтобы понять, безумен ли он, как и сам Чарльз или этот недуг коснулся только его? А когда Чарльзу надоело, он купил старый дом на выезде из Рощи и принялся его ремонтировать. Два года ушло на то, чтобы сделать из этой хибары достойное жилище, точнее - достойную камеру. Простые убийства больше его не устраивали, душа поэта требовала большего!
Для всех Чарльз был обычным врачом, он умело обыгрывал свои странности, легко заметал следы, и всегда успешно выходил из-под каких-либо подозрений. Чарльз Бёрбедж вёл, казалось бы, самый банальный образ жизни: у него была работа, он проводил лекции в местном университете, и тут, к сорока, ему вдруг захотелось вернуться туда, где были его корни - в убогое и жутковатое поселение с кошмарным названием, в Дьявольскую Рощу. Для многих был резонным вопрос о его семейном положении: на протяжении сорока лет, Чарльз Бёрбедж не был женат, а его бывшие подружки были немногословны касательно их взаимоотношений. Один из студентов в университете даже пустил слух о том, что Чарльз на самом деле гей. И если бы это не помогло ему втираться легче в доверие глупых студенточек, он бы живьем снял с "болтуна" кожу.
Несмотря на всю браваду и умелую игру на публику, Чарльз уже забыл о том, в последний раз чувствовал себя нормальным. Он никогда не ощущал себя уравновешеннее, чем когда его руки были по локоть в крови. Он никогда не ощущал себя спокойнее, чем когда проникал лезвием чужую плоть. Но всего этого ему уже было недостаточно. Правда, Чарльз всё ещё не представлял, чего именно он хочет. Конкретика скрывалась где-то в тёмных закоулках его разума, поэтому он должен был начать искать ответы сам.
Положив взгляд на двух студенток с факультета психологии, Чарльз выждал момент - идеальный момент, который способен выждать только самый страшный хищник, - чтобы сделать первый ход. Он долго ждал, трепетно готовился, и в конце учебного года, в июне, у него выпал этот шанс. Чарльз выехал на дорогу и какое-то время проследил за девушками, пока они не завернули на безлюдную улицу. Он остановил свою машину у обочины, открыл окно и улыбнулся им отцовской улыбкой:
- Вечер холодный, может, вас подбросить? - девушки переглянулись. Даже голос в голове Чарльза затих от напряжения от ожидания. Рыжеволосая студентка пожала плечами и прыгнула на заднее сидение, капкан захлопнулся со звуком закрывающейся дверцы. Чарльз посмотрел на вторую и потянулся открыть ей пассажирскую дверцу рядом с собой.

-Хизер, перестань, ты мне шею сейчас сломаешь, - Аманда пыталась вырваться из горячих объятий старшей сестры. Тщетно. Хизер хоть и была тонкой, как тростинка, обладала настоящей богатырской силой, и объятья её были словно стальные тиски. Разжала Хизер эти тиски, только услышав жалобный хруст костей Мэнди.

- Может, ты останешься с нами, Эми? В этом году даже Эрин приедет!  – жалобно просила Хизер, умоляюще заглядывая в глаза Мэнди. Её большие серые глаза казались еще больше через призму накатившихся слёз. Аманда старалась не смотреть в них, и старательно отводила взгляд в сторону. Ей было стыдно перед семьей. Рождество – семейный праздник, говорят, хоть и та тонкая нить, соединяющая Мэнди с семьей, с каждым годом становилась всё тоньше и тоньше. Но вообще, какой подросток упустит возможность провести каникулы со школьными друзьями? Мысли о поездке грели её душу, отгоняя мрачные мысли о своём неуважении к семейным традициям, и прочему.

Она окинула взглядом посадочную платформу. Толпы людей сновали туда-сюда, расталкивая друг друга огромными чемоданами, и стремились поскорее занять свои места в отбывавших в скором времени поездах. Другие же наоборот, только-только сошли и рассеяно оглядывали вокзальную платформу, пытаясь разобраться, где они, куда пришли. Таких замечаешь сразу. Неудивительно, как разного рода извозчики и экскурсоводы стремглав подскакивают к ним, пытаясь завлечь к себе.

Хизер все еще выжидающе смотрела на Мэнди, держа её за руки. За ней стоял Джереми, сохранявший железное спокойствие. Отца с ними не было, у того Рождество началось еще пару недель назад. А мама в это время беззаботно тараторила о чем-то с обернутой в яркие платки цыганкой. Мэнди лишь закатила глаза. Она определенно не удивиться, если в следующем письме кто-нибудь из домашних напишет о веселых автостопных приключениях, случившихся из-за того, что мама каким-то невероятным образом опять потеряла кошелек. Некоторых людей жизнь ничему не учит.

Часы уже пробили без пяти девять, и Мэнди, обнявшись с братом и сестрой и помахав на прощанье матери, вскочила в вагон. Сверившись с билетом, девушка быстро отыскала своё место и села, откинувшись на спинку и подложив дорожную сумку себе под голову. Путь предстоял неблизкий, а Мэнди, из-за ночных сборов, уже клевала носом. Поезд тронулся с места, и начал набирать ход. А колеса распевались в своей железной песне, показавшейся Аманде самой нежной колыбельной.

Тихие голоса где-то неподалеку заставляют тебя вздрогнуть и прижаться к стене, боясь даже сделать вдох. Ты не знаешь, что тебе делать. Это... так сложно, даже просто невыносимо. Это не может так продолжаться. Они снова кричали друг на друга, снова грозились убить друг друга. Это не может так больше продолжаться. Сползя по стене спиной ты зажмуриваешься на секунду, прикусив костяшки сжатых в кулак пальцев только чтобы не закричать, только чтобы не выдать своего присутствия, а иначе начнется что-то невообразимое. Было страшно, жутко и хотелось плакать от своей беспомощности. Где-то в глубине дома спала малышка Ми - так ты ласково всегда называла свою сестру. И хвала небесам, что она не слышала этих ночных кошмаров и ругани. Для неё ваша семья была всегда образцово-показательной. Перестав прокусывать руку, ты с силой сжала кулаки и встала. Нужно было что-то делать. Срочно. Например... Сбежать? Глупо. На негнущихся ногах ты решаешь все снова отложить "на завтра" и снова попытаться завести разговор с матерью. А теперь тебе предстоит очередная бессонная ночь и оправдания перед сестрой за синяки под глазами. А дальше всё. Снова темнота комнаты, слабые лунные лучики, пытающиеся пробиться сквозь плотную ткань тяжелых штор, бутылка чего-то горячительного с сигаретами на закуску и дикое желание выпрыгнуть из окна, от того, что внутри всё разрывается на мелкие кусочки...

Рывком сев в холодной поту и по привычке сжимая в руке рукоятку ножа, убрав волосы с лица, она все еще пытается отойти от очередного ночного кошмара. Каждую ночь одно и тоже, только в разных ракурсах, но всегда один и тот же сон. В последнее время они стали слишком частые. Убрав влажные от пота волосы с лица и сделав небольшой глоток воды из бутылки, что лежала неподалеку, она перевела дыхание. Привстать на локтях, глубоко вдохнуть и опять чуть не упасть обратно. От полного отсутствия хоть каких-то сил голова, да и все тело казалось каменным. Но нужно двигаться дальше. Движение - жизнь. Нужно дать себе запрет не думать, не вспоминать. Жизнь прошлым - самая худшая из всех идей. Особенно сейчас. Дотянуться до рюкзака оказалось безумно сложной задачей, но через несколько минут все же вышло. Страх, еще не отступивший после на удивление долгого сна, еще не отпускал. Наружу появилась потрепанная пачка сигарет; щелчок доживающей свое старенькой "зиппы" и длинная затяжка. Кто придумал курить на голодный желудок? Уайтселл издала что-то наподобие хриплого смешка, снова затягиваясь. "Тебя убьют либо зомби, либо твоя грёбаная привычка снова начал издеваться внутренний голосок.
Когда это начало волновать? Как ни странно, но утро – время чудес и пусть не рассказывают сказки те, кто верит что только ночь время чудес. Даже такое серое, облачное и промозглое еще не отступившим туманом. Хотя мир сейчас и так перевернутый с ног на голову и рассуждать о чудесах достаточно глупо, банально и вообще нет времени, но порой так хочется! Можно просто проснуться утром и понять, что именно сегодня именно во время лихорадочных поисков пистолета в недрах спального мешка (ибо ночью снова снились кошмары о прошлом или о фантазиях и ты сотню раз перевернулась), именно сегодня твоя жизнь поменяется! "Безнадежная оптимистка или просто дура", дал моральный подзатыльник внутренний голосок. Последние недели именно он играл роль ее верного напарника, союзника и хорошего собеседника. Как на таком фоне не сойти с ума? Она, конечно, не заморачивалась.
Злость. На место страху, отрешенности и апатии пришла злость. Она внутри. Скребется там, где-то под ребрами, словно демон, и нетерпеливо хочет выбраться наружу. Она там была всегда, только порой её душили переполняющие за края эмоции боли, печали и одиночества, но она всегда брала в итоге верх, залезала на свой импровизированный Олимп и брала поводья разума, заставляя вновь мыслить здраво, холодно и расчетливо. И вот результат - силы на месте, они питаются яростью и тем огнем, что она разжигает под ребрами.
По телу пробежала волна мурашек - как своеобразный щелчок пальцами над ухом, выводя из ступора, заставляя поднять свою задницу, запихнуть пистолет за пояс рваных джинс, быстро собрать свое "лежбище", все необходимое засунуть в рюкзак и вылететь из ночлега навстречу "чертовому новому дню".

Откопав из-под груды веток, которые служили ночной маскировкой от незваных (вдруг?) гостей найденный в соседнем городе мотоцикл, надев вторую лямку рюкзака, она легко толкнула кик-стартер и отправилась на поиски припасов. Нужно было двигаться дальше, стараться не задерживаться ни в одном городе дольше необходимого времени и ехать, ехать, ехать...
Порой в голову лезли не очень радужные картины будущего, долбаное хорошее воображение постоянно подкидывало не самые радужные картинки ближайших месяцев. Хотя почему нужно было заморачиваться над тем, что будет завтра? Ведь можно не пережить еще сегодня, улетев в кювет например. Ну или быть случайно пристреленным кем-то... Достаточно мило и радужно думать о смерти утром. Девушка хмыкнула, сворачивая с главной дороги, в какой-то небольшой городок. Знака на въезде не стояло - он лежал неподалеку, на нем уютно устроилось упавшее дерево, а под ним живой труп не слишком разложившегося вида - видимо беднягу угораздило так нелепо погибнуть совсем не давно. Притормозим неподалеку, не глуша мотор на всякий случай, блондинка осторожно осматриваясь по сторонам спустилась по небольшому склону с бедняге на знаке. Он тут же с противным бульканьем потянул к ней руки. Диллан, поморщившись, взяла валявшийся рядом обломок ветки и, присев на корточки, вонзила трупу в голову, избавляя его от этой скверной участи. Ботинки оказались слишком велики, чтоб забрать их себе, а никаких больше вещей рядом не оказалось. Встав и подтянув сползающие с пояса джинсы, девушка вернулась к мотоциклу и продолжила путь.

Городок оказался не особо большим и без огромного количества зомби - что не могло ни радовать. Или они ушли еще зимой, когда стало нечего есть, или их что-то привлекло в другом месте. В любом случае - отсутствие полчищ трупов на улицах играло на руку.
Звук работающего мотора приятно радовал уши, пока она осматривала ближайшие дома, проезжая мимо и прикидывала варианты где можно найти припасы. Резкий звук, явно отличавшийся от работы системы выхлопа раздался совсем рядом. "Выстрел? Так вот что привлекло всех этих тварей" - пронеслось в голове девушки. Первым желанием было поехать и разобраться в чем дело - не все еще добрые намерения убил апокалипсис. Ну или если там уже некого спасать, то хоть хабар собрать можно будет. "Меркантильная сучка", снова начал внутренний голосок, но Дилл быстро его урезонила, прислушиваясь и сворачивая то на одну улицу, то на другую. Больше выстрелов не последовало - было два варианта: или съели или сбежали.
За очередным поворотом она чуть ли не слетела с мотоцикла от неожиданности дернув руль на себя, переезжая живой труп, принятый по началу просто за чью-то брошенную куртку и притормозив неподалеку от нескольких зомби девушка вытащила из-за пояса пистолет, прицеливаясь. Патронов было чертовски мало. Вдруг за грудой металлолома бывшими когда-то несколькими машинами замаячила голова девушки. Одна она была или где-то еще есть ее товарищи - задумываться не хотелось. Судя по лицу - та неплохо влипла и надо было её выручить (а почему бы и нет?) ну или если попробует что-то выкинуть, то просто можно будет её пристрелить. Решив это все буквально за пару секунд, Уайтселл выстрелила в подошедших слишком близко зомби, попав одному в плечо, а во второго промазав, она резко крутанула ручку газа и через пару мгновений оказалась недалеко от сидящей на земле девчонки, оставляя за собой высокий звук визжащих по асфальту шин.
- Прыгай бегом! - перекрикивая рев мотора и делая еще два выстрела в оживившихся зомби, прокричала Диллан. Думать о последствиях в данной ситуации было как-то не время, - или помереть тут хочешь? - снова рявкнула Ди и нетерпеливо несколько раз прибавила газу, заставляя мотор несколько раз рыкнуть от напряжения.
Дождавшись, пока будущая напарница буквально запрыгнет на изрядно просевший под весом двоих девушек обшарпанный мотоцикл, Дил крутанула ручку газа, увозя их от голодных трупов подальше.
Держать руль с зажатым в руке пистолетом было крайне неудобно, рука то и дело срывалась, но сейчас это было не сильно важно - важнее то, что бензина осталось максимум на пару километров. Смачно выругавшись, блондинка свернула в очередной проулок, где в конце которого виднелся какой-то магазин. Там можно было пересидеть, передохнуть и обсудить дальнейший план действий.
Заглушив мотор, не доехав до цели каких-то пару десятков метров, девушка остановилась и повернулась на спутницу. Та выглядела помятой и ошарашенной.
- Ну рассказывай, как ты так вляпалась, - с нотками сарказма проговорила Уайтселл, переводя дыхание, - только давай сразу не стрелять в упор, ладно? - с ноткой надежды в голосе закончила девушка.
"Не хотелось как-то прощаться с жизнью, только что сделав доброе дело. Нет, ну а что? Ты вот берешь, спасаешь человека, понятно, что он тебя об этом не просил, но все же. А он берет и убивает тебя? Нет, ну где это видано." Хмыкнув своим мыслям, девушка рассматривала свою горе-спутницу. Что-то похожее на ощущение подставы закрадывается в глубину души, но она его старается отогнать - не хочется все же верить в самое плохое в людях, пусть даже на дворе и зомби апокалипсис, должны были остаться адекватные люди, которые умеют не сначала стрелять, а потом говорить. Очень хотелось в это верить. "Настоящая дура", проворчал голосок, но она отмахнулась от него как от назойливой мухи. Хотя, может быть, он того и стоит, ну что же,  эта игра покажет свой конец. А конец ещё очень далеко, нужно хотя бы надеяться на это. Ибо сценарий "и умерли они в это день" не очень хочется притворять в жизнь. Поживем увидим, нет? Нет, выживем – увидим.