Mathieu Bertrand Sebastien Grimaldi Себастьен держится спокойно и приветливо, как того требуют правила поведения, привитые с самого детства. Всех детей в замке с ранних лет учат как говорить, как себя вести, как одеваться и что делать, чтобы соответствовать статусу. К счастью, за последние два поколения многие политики пересмотрели и жить стало проще. Во многом это заслуга бабушки Себастьена, которая настойчиво продвигала более современные взгляды вопреки всем, кто был против. new year's miracle 22.04 После долгого затишья возвращаемся красивыми и с шикарным видео от Ифы. Узнать, где выразить благодарность дизайнерам и погрузиться в потрясающую атмосферу видео можно тут
19.05 Новый сюжетный персонаж и видео читать далее
07.04 Не пропустите, идет запись в мафию. Будет весело!
08.03 Милые дамы, небольшая лотерея в честь вашего праздника! Каждую ждет букет и кое-что еще :)
19.02 Не забыли, какой сегодня день? Да-да, нам три года!
19.11 Давненько мы не меняли внешний облик, правда? И мы так считаем. Помимо нового дизайна, вас ждет еще много интересного
Frankaoifebellatrix май — июнь 1980 года

Daily Prophet: Fear of the Dark

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Daily Prophet: Fear of the Dark » DAILY PROPHET » [07.03.1974] we use the pain


[07.03.1974] we use the pain

Сообщений 1 страница 9 из 9

1

«we need some pain to find the right way»
https://i.imgur.com/o6cavLB.jpg
RABASTAN LESTRANGE, BELLATRIX LESTRANGE
Локация: Норфолк, Лестрейндж-Холл, подвалы.

То, чем мы занимаемся с твоей женой наедине, не твое дело, дорогой брат.
Или история о том, как муж объелся груш.

+3

2

Кто-то не любит дождливое английское лето, кто-то дождливую осень, а кто-то (сами понимаете какую) зиму.
Рабастан терпеть не мог весну. Буквально. Ему было абсолютно наплевать на дождь и грязь под ногами, но ощущения которые он испытывал наверное были похожи на невротическое расстройство у магглов, только симптомы несколько отличались.
С наступлением весны он начинал плохо спать, становился раздражительным и еще более острым на язык, и старался лишний раз не выходить из дома. Потому что дома он мог позволить себе разное и после некоторых практик не стоило показываться в приличном обществе пока не сойдут следы.
Потеря была невелика - от приличного общества его по весне тошнило еще сильнее чем все остальное время.
В этом году весеннее обострение пробило дно.
Возможно, находись он подальше от родной земли, все проходило бы легче, но он был в Норфолке и бежать было уже поздно.
Он попробовал курить бинди, запас которых недавно пополнил, пробовал марихуану и гашиш, надеясь, что это поможет ему расслабиться и отвлечься от навязчивых мыслей. Когда не помогло ни первое, ни второе, ни третье, Рабастан почти рискнул прибегнуть к помощи порошков и зелий Родольфа, к которым не возвращался с того самого их памятного падения на скалы. Тогда все происходило только в его голове (или нет?) и у него получилось справится, но он все равно не горел желанием повторять этот бесценный опыт.
К несчастью (или нет?) в Холле он брата не застал - тот отсутствовал и не оставил никакой информации о том, когда соизволит вернуться. Судя по тому как смотрел на Рабастана домовик, вид у него был паршивый, как у наркомана во время ломки. Впрочем, это было не так уж далеко от правды.
Он остался в кабинете Родольфуса, потому что дорогой брат так и не соизволил обновить чары на двери, запирающие ее ото всех кроме взрослых мужчин рода. Усевшись в то самое кресло, на котором застал Родольфа, когда секрет (который, прямо скажем, и секретом то не был) всплыл на поверхность.
Все необходимое лежало перед ним на столе. Шкатулка тоже и в этот раз порошок в ней был вполне традиционного цвета.
Рабастан уже дважды открывал ее и закрывал нова, так и не решаясь пойти в трип без опытного провожатого. Зная себя, он не зря беспокоился о том, что может попросту не вернуться и Родольф, вернувшись, обнаружит его тут пускающим слюни и рассматривающим узор на ковре.
Его взгляд упал на нож для писем, примостившийся на самом краю стола. Рукоятка была сделана из отполированной кости - четыре грани неприятно врезались в ладонь, стоило сжать ее сильнее, чем требовалось.
Он держал нож в правой руке, ведя лезвием вдоль чернильных линий, оплетающих предплечье. Кожа под лезвием казалась твердой как камень - на ней не оставалось даже царапин, а когда Рабастан надавил сильнее, лезвие просто соскользнуло вниз, едва не ткнувшись в столешницу.
Не то чтобы это его остановило. Не то чтоб его вообще хоть что-то могло остановить.
Все получилось только когда он дошел до кисти и проткнул кожу на ладони. Капля крови, набухнув, выступила в начале линии жизни и скатилась по ней как по желобу кровостока. Рабастан поймал ее на язык прежде чем она сорвалась с края ладони и испачкала что-нибудь, отпечатавшись и выдавая его присутствие.
От привкуса железа на языке тошнота ненадолго отступила, но он понимал что этого будет мало. И еще, что сам он не справится.
Нужен был кто-то еще. Кто-то кому он может доверять так же как брату.
"Беллатрикс, - подумал он, поднимаясь и прижимая руку к груди, оставляя на белой ткани пятна. - Она должна согласится".
Рабастан не был уверен, что может довериться миссис Лестрейндж в полной мере. Или рассказать ей все начистоту. Но за неимением другого кандидата - приходилось довольствоваться тем, кто был под рукой.
Они не были так уж хорошо знакомы, но Рабастан знал: ей нравится причинять людям боль. Так почему бы им не сделать кое-что друг для друга? Они ведь, в конце-концов, семья, разве не так?
- Где жена моего брата? - спросил он и домовики, переглянувшись разок, опасливо указали на лестницу. не ту, что вела в личные комнаты, нет. Эта лестница вела в подвал. Рабастан не был там с тех пор, как закончил школу и кажется пришло время устроить себе небольшую экскурсию.

***
- Белла? Ты здесь? - в подвале было темно, но он все еще помнил куда нужно наступать, если не хочешь оступиться на выщербленном камне и сломать себе ногу.
Раньше в подвале пахло деревом и вином, которое как не старались, время от времени проливалось из бочек. Теперь к этому запаху добавился запах металла. Он не просто примешивался - он перебивал все остальные.
У противоположной стены, за одной из колонн подпирающих свод потолка, горел свет. Рабастан шел на него отдавая себе полный отчет в том, что его затея несколько самоубийственна.
Беллатрикс, разумеется, была там.
- Снова развлекаешься со своими игрушками пока мой брат не видит?
Сейчас, стоя у нее за спиной, и поигрывая ножом, который незаметной для себя умыкнул во стола, он понимал насколько не хочет признаваться этой женщине в своей слабости. Пусть уж лучше считает что он идиот, который нарывается на неприятности и не имеет инстинкта самосохранения.

Отредактировано Rabastan Lestrange (2019-06-02 11:52:52)

+4

3

Норфолк неприятен и неприютен, вне зависимости от времени года, суток, века и магического наполнения. Равно как и ее родовое гнездо, новое, почти четыре года назад, без нескольких поганых месяцев ставшее то ли ее тюрьмой, то ли пыточной камерой - Беллатрикс казалось, что она одновременно и жертва, и палач, однако сии приятственные занятия, перемежавшиеся с невыносимой головной болью и ломотой в замерзших, малокровных пальцах, были лишь частью привычного, до минуточки выверенного распорядка дня.
Пробуждение в половине восьмого. В особенно ленивые, изнеженные дни леди позволяла себе почивать до восьми, но ни минутой позже, ведь действие чар, пропитывающих одеяло и соскальзывающих с тонких простыней, заканчивалось до рассвета. Собственное же тело сохраняло тепло не слишком долго. Молчаливые, согбенные домовики, зная дурной нрав госпожи, давно уже обучились не являться в спальню для зова. Это было делом принципа. Она привыкнет, Мерлин правый, привыкнет к мрачной прохладе каменных стен.
Беллатрикс всего двадцать два, у нее впереди вся жизнь. И жизнь эта будет накрепко связана с Лестрейндж-Холлом.

Некоторые вещи делали ее пребывание здесь если не славным, но хотя бы сносным.
Горький черный кофе, от которого вяжет язык в немеренном количестве чашек - любезная maman не приемлет сего грубого, мужского напитка, бесконечно портя вкус жирными сливками и сотнями микроскопических кристаллов сахара.
Горький же шоколад, для капризной хозяйки наколотый на аккуратные, мелкие куски, заполняющие блюдце по самую кромку, с горкой, кои можно растягивать до самого вечера, не опасаясь докучливых возгласов о фигуре, цвете лица и "что скажут люди".
Многие крохотные, но значимые детали.
Если не это бонусы раннего брака, то что же?
Брака, привычного для высшего света, магические контракты едва ли не на утро после рождения наследника или, если так не повезло несчастным родителям, дочери, что станет частью чьей-то чужой семьи, чужого Рода, понесет его семя, впечатывая свое имя в роскошные гобелены ровно на одной параллели с чужим же мужчиной, для которого нет ни любви, ни улыбки.
Только долг.

Однако в гробу Белла видала такие долги.
Она не занимала ни у кого, не ставила подписи, не клялась при дрожащих бликах свечей.
Они никому. Ничего. Ни за что. Не должна.
Какое счастье, mon cher, что нареченный имеет столь же отличное от предписанного мнение. Что его белый порошок и ее темные, мелкими рунами испещренные страницы составляют основу их семейного счастия в значительной степени, выделяя наособицу восхитительнейшие вечера в компании лиц, разделяющих особенные взгляды на магическую Британию и роль крови в ее становлении.

В чашке кофе плещется коньяк.
Сказать по совести, горючего напитка в крохотной, на два глотка чашечке, более половины, а сама она растягивает удовольствие, едва касаясь губами края согревающей жидкости, в задумчивости листая занятную книжицу, которую Он щедро одолжил миссис Лестрейндж, дабы спросить с нее усвоенный урок.
Беллатрикс подняла усталые глаза от скачущего по страницам текста, пальцами сжала переносицу.
Коварная мигрень вечно стояла за ее спиной, норовя вгрызться в затылок. Эта коварная особенность преследовала ее со становления девушкою, и не было никакого спасения. Поболе почивать, не переживать, не прикасаться к различным...стимулирующим веществам. Не отличаясь нервической натурой, она, однако, не в точности следовала предписаниям. Иначе жить было бы слишком скучно, не правда ли?

Девушка подняла взгляд на стены. Пересчитала замшелые камни. Как и в прошлый раз, их оказалось тридцать два в ряду на уровне глаз. Здесь не было грязно, но только лишь сыро и промозгло, а домашние рабы не особенно стремились наводить порядок в жутком месте - в особенности в присутствии хозяйки, которой подчас не терпелось опробовать нечто древнее, неназываемое, но неизменно паскудное на живой плоти.
Темная магия давалась ей легко. Почти легко, ведь Белла была еще молода. Почти легко, ведь случая вдоволь потешиться на удобном экспонате могло не представиться неделями. Министерство отчего-то нервничало, случись пропасть кому-то из грязнокровок - или же магглов, весть о которых могла докатиться и до аврората. Или какие еще шавки занимаются всеми этими глупостями.
Казалось, что сама палочка зудела от нетерпения.
Попробовав вкус крови, сладкий звук боли, нелегко отказаться от них.

- Рабастан, - холодно кивнула Беллатрикс.
Сказать, что присутствие деверя раздражало ее - сказать слишком мало. Она не задавала вопросов, кои не пристало озвучивать благовоспитанной леди, однако в некоторые моменты совместного, семейного бытия высокородной волшебнице хотелось орать, будто какой-то уличной девке, вопрошая у судьбы и супруга, какого черта здесь творится и почему этот ублюдок, лишь по недоразумению разделивший с Родольфусом утробу, еще здесь.
Но, конечно же, девушка сдержалась. Лишь прищурилась едва заметно, что можно было бы, опять же, списать на хаотичный отсвет свечей, пламя которых заметалось от привнесенного незваным гостем сквозняка.
- Отчего же такие выводы? - уклончиво поинтересовалась она, в упор уставившись на точку меж бровей Рабастана - смотреть ему в глаза было противно. Было в них что-то такое гадливое, омерзительное, чему пока не удавалось подобрать описания и свойства. - Быть может, мне просто нравится удалиться в тихое, безлюдное место.
В котором ее все равно нашли, потревожили, разбудили мало не зубовный скрежет, но тугую, жаркую волну злобы, которую волшебница привычно сдержала, не позволяя нутряной тьме ринуться наружу.
Разве что в зрачках промелькнуло нечто особенное.

Аккуратно, без шума и пыли, Белла закрыла фолиант. С книгами, учил дражайший папенька, стоит обращаться нежнее, чем с супругом, чем с малолетним наследником, ведь человеческая плоть сильнее и выносливее, чем кажется, а хрупкие страницы не заслужили такой участи.
- Неужто я зачиталась и пропустила ужин? Как опрометчиво.
Девушка поднялась со своего места, с сожалением оставляя на узком столике недопитый кофе. Вежливость. Нормы. Приличия. Следовала придерживаться приличий.
Беллатрикс легким движением кистей оправила юбку и подхватила книгу, бережно баюкая у груди. Это был своеобразный щит, клетка, только не для Рабастана - для нее самой.

+3

4

Рабастану не нужно быть провидцем или легелиментом, чтобы понять как относится к нему Беллатрикс. Честно говоря, для этого даже не нужно быть семи пядей во лбу. Новоиспеченная миссис Лестрейндж цедит слова по чайной ложке, смотрит мимо него и ни одна из ее вежливых улыбок, очевидно выученных еще под присмотром матери, не убеждает его.
Когда ты больше половины жизни проводишь бок о бок с человеком, чье лицо по большей части не выражает ничего, учишься понимать даже камни.
В картине мира Беллатрикс он, возможно, стоит даже ниже домового эльфа, вот только она в Холле не хозяйка Для этого дома, какие бы узы не скрепляли ее с Родольфусом, Беллатрикс - Блэк.  И останется Блэком даже когда ее мертвое тело запечатают в склепе. Рядом с мужем или без него.

— С того, — отвечает Рабастан, — что ты опять забилась в эту нору и если думаешь, что никто из нас не знает чем ты здесь занимаешься, то ты точно не в себе. Все Блэки трогаются умом так или ты особенная?
Он нарочно повторяет это "Блэк", напоминая ей о прошлом. Он нарочно говорит "мы" о себе и Родольфе, словно подчеркивая, что у них гораздо больше всего было разделено на двоих, чем когда-нибудь будет у нее, даже проживи она с Родо в браке лет триста. Потому что они с ним близнецы, а она - всего лишь жена, вся ценность которой заключается только в том, чтобы дать жизнь будущему наследнику рода Лестрейндж.
Он знает, что ее это бесит. А еще больше ее бесит только когда ее трогают без разрешения. Так что он, конечно, делает и то и другое.
Беллатрикс двадцать два, Рабастану меньше чем через два месяца исполнится двадцать четыре (если он, конечно же доживет) но это совсем не мешает им вести себя как школьники, которые дерутся за чужое внимание.
Школьники, у каждого из которых на руке метка Пожирателя смерти.
Рабастан останавливает ее без особенных нежностей удержав за плечо. Он не думает о том останутся ли на белой коже, спрятанной под слоями ткани, синяки от его пальцев. Беллатрикс кажется хрупкой как фарфоровая фигурка, но Рабастан знает, что это всего лишь видимость.
Еще одно движение, подсмотренное на индийском базаре и повторенное столько раз, что стало получаться само собой и книга, которую она прижимала к груди оказывается у него в руках. Он перелистывает страницы небрежно, на секунду засматривается на один из изображенных на развороте пентаклей для проведения ритуала. Такие книги в их доме, пожирающем своих хозяев год за годом, лучше не хранить. Тем более здесь, внизу.

— За это тебя следовало бы оставить без ужина. Или проучить по другому, но я не твой муж.
Рабастан понятия не имеет как Родольфа угораздило жениться на ней. Тому всегда больше нравились девушки совсем иного толка — ну не приворожила же она его?!
Беллатрикс Блэк и приворотное зелье несовместимые вещи. Куда лучше у нее получаются непростительные — впечатляющая воля, которой впору опасаться. Стальная спица протянутая сквозь хребет.
Рабастан не боится ее, хотя видел на что она способна.
— Ты сидишь здесь закопавшись в книги и тряпки, вместо того чтобы трахаться с Родольфом пока он не сделает тебе ребенка, — говорит он ей, указывая на затянутый в корсаж живот ножом. — Если дело пойдет так и дальше, он найдет себе кого-то еще. Может в койке под ним она даже не будет думать об Англии.
Он не считает так на самом деле. Он прекрасно видит как его брат смотрит на свою молодую жену. Желания в этих взглядах меньше чем огня во вчерашних углях, хотя они женаты сколько — второй год? Третий?
Но кое-что в нем есть.
Его не было рядом, когда брат вдруг решил что пора жениться и первое время Рабастану казалось, что к браку того подтолкнул отец. Это было бы легко принять, особенно после смерти последнего и их непростого примирения, если бы Родольф относился к жене как к трофею, к вещи.
Но нет, брат считает ее равной и сейчас, глядя ей в глаза, Рабастан, пожалуй, понимает почему.
Он не хочет делать ей больно, на самом деле. Но если это единственный способ. который ему доступен, он найдет самое тонкое место в которое нужно вогнать еще одну булавку, чтобы она забыла о своей мнимой сдержанности.
Чтобы ее боль перековалась в злость и ярость, а после захлестнула его с головой, как океанская волна.
О том что она убьет его или покалечит он даже не думает.
Как бы он не относился к Беллатрикс, она далеко не дура, а только полная дура решит что может портить то, что считает своей собственностью Родольфус Лестрейндж.

Рабастан смотрит на Беллатрикс, словно пытается разглядеть в ней хоть что-то стоящее. Кровь из пореза на руке расползается неровным оттиском на коже книжного переплета, пятнает обрез и наверное красит страницы в красный.
От желания почувствовать поскорее хоть что-то у него зудит под кожей, а сердце разгоняется так, что вот-вот разобьется о ребра. Она еще не сделала ничего, ни единого выпада, а адреналин уже щекочет ему нервы.
Рука с ножом так приглашающе расслаблена, что ничего не стоит выхватить его из чужих пальцев, а потом вогнать в плечо, полоснуть по груди или рассечь щеку, так чтобы кровь оказалась не только на книге, но и на полу.
— Как думаешь, если у вас так ничего и не получится, он вернет тебя матери или решит что лучше тебя так не позорить и стать вдовцом? Сама знаешь, к трауру ему не привыкать.

Отредактировано Rabastan Lestrange (2019-10-06 19:33:09)

+3

5

Когда достопочтенный папенька расписывал юной Белле все прелести и долженствования договорного брака с наследником Лестрейндж-Холла, многое прозвучало в тот вечер наедине у камина, - всё еще школьнице, которой едва исполнилось семнадцать, по такому случаю преподнесли бокал тягучего, крепленого вина - но мистер Блэк, единоличный глава поместья, не обмолвился ни единым словом о том, что второй будет претендовать на место в Доме и жизни.
Разные слухи ходили об этой семье. Если верить хотя бы половине, становилось жутковато, но это была особенная, сладкая жуть, предвещавшая много интересного.

Ее воспитывали в почтении к Роду, но меньше всего ледяные нотации и - порой - ледяная же пряжка аккуратного ремешка, что подпоясывал юбки матери, располагали к безусловной любви и отчаянному стремлению защищать честь, доброе имя и всех членов этого самого рода по отдельности. Разумеется, на людях Беллатрикс никому не позволила бы даже заикнуться, но здесь, в укромной тишине мужниного гнезда, резко слетали с благовоспитанной леди все маски приличия, вся надменная структура речи, от которой вязало язык не хуже, чем от полынной настойки. От напитка приходило приятное чувство опьянения, от выученных канцеляризмов же только сухой, песочный привкус на языке.
- У всех свои хобби, - слегка пожимает плечами девушка. - Откуда в тебе столько осуждения к чужим слабостям, дорогой деверь, если твоя собственная биография прямо-таки кричит о них?
Белла знает, ну или же догадывается, чем заклятые друзья Родольфус и Рабастан занимаются за закрытыми дверями кабинета. Ей нет до этого дела до тех пор, пока они не вознамерятся явиться пред светлые осуждающие очи высшего общества в состоянии разнузданном и нездоровом чуть более, чем обычно.
Забавно смотреть, как он нарывается, словно бы эмоции ледяной статуи имеют драгоценное значение. Эти братские игры, никогда их не понимала. Нарцисса, белокурый кусачий ангелочек, уже выросла и не нуждается более в опеке старшей сестры, равно как и в беседах с нею. И это тягостное обязательство было скинуто с плеч так же легко, как промокший под норфолкским дождем плащ. Андромеда же...что ж, она давно потеряла право считаться одной из Блэков.

Ногти слегка царапнули по корешку книги. Беллатрикс хладнокровно сцепила их в замок, не мешая вновь обретенному родственнику развлекаться. Если в нем пробудилась, наконец, тяга к древним текстам, а не зверям - что ж, быть посему.
- Да, Рабастан. Ты не мой муж, - развеселилась волшебница, ощущая на тонком пальце тяжесть обручального кольца.
Всё сложилось как нельзя лучше.
Редко кому выпадает такая удача - обрести в супруге союзника и перестать играть в так называемую семью, становясь братьями по оружию.
Она рассмеялась. У Беллатрикс на удивление красивый смех, мало подходящий к образу равнодушной, пресыщенной жизнью к своим двадцати с хвостиком годам леди. Мелодичный, и это звучит особенно жутко в подземельях, когда эхо подхватывает голос и гулко разносит по темным углам.
- О, мой друг. Право слово, тебя так волнует, с кем же твой брат...трахается, - девушка пробует глагол на вкус и находит вульгарщину подходящей случаю. - Что кто-то мог бы решить, что ты не прочь разделить с ним это занятие.

О специфическим вкусах молодого лорда шептались в кулуарах. Тихо-тихо, на грани слышимости, как поступали за спиной у каждого, кому довелось оставить на миг наполненную людьми комнату. Неоднозначная мораль высшего света предлагала двоякие трактования дозволенного для внутреннего круга, с особой жестокостью требуя соблюдения сонма противоречивых догм. от прочих.
Что дозволено Юпитеру...
Белла чуть склоняет голову к плечу, едва-едва демонстрируя любопытство.
- Ты ищешь ссоры? Ссоры не будет.
Она не до конца понимает, что творится в голове у Рабастана, вот только не этому человеку обвинять ее в безумии. Разве признак сумасшествия искреннее желание искоренить, выжечь из их мира заразу, что принесли на своих подошвах волшебники, допустившие связь с магглами? Разве грешно хотеть очистить свои улицы, дома и древние памятники, нежно любимые и веками хранимые для потомков, от ничтожеств, лишь по недоразумению получивших магический дар?
Это рачительность, а не навязчивая идея. Искренняя любовь, а не жажда смерти.
Хотя, конечно же, эта жажда сейчас вгрызается в вены, жжет их изнутри, стискивает глотку болезненными спазмами. Это обожание самой идеи смерти наполняет резную древесину волшебной палочки тяжестью запретной магии, обладание которой сравни плотскому наслаждению.
Кому в принципе нужна бессмысленная возня на простынях, если есть нечто большее? Нечто совершенное и свершаемое.

Натянутые струны нервов отзываются пронзительным звоном.
Беллатрикс смотрит, как восхитительная алая кровь пачкает бесценные страницы и кривится от недовольства. Кощунство из тех, что не стоит спускать, но пока она способна держать себя в руках и не играть по его правилам. Не давать Рабастану того, чего он хочет - разве что еще не до конца понимает, чего конкретно.
Провокация, в этом весь младший брат.
Презрение правил, и любой другой, хороший муж, мог бы вызвать наглеца на дуэль лишь за то, что стремится осквернить своими касаниями тело супруги. пусть даже пальцы и соскальзывают по плотной ткани закрытого наряда.
Но Родольфус, Родольфус лишь развеселится, самую малость, и это будет пик его эмоциональных способностей.
- Отдай, пожалуйста, мне пора, - говорит она, на какую-то долю секунды выдавая голосом напряжение.
Звоном на периферии.
Белла протягивает руку к книге, стараясь не смотреть на нож.
Хотя блики на его гранях безумно красивы.

+2

6

- А ты так уверена, что я никогда не делал этого?
Они с Родольфом вместе куда дольше, чем он женат на Беллатрикс Блэк. И куда больше знают друг о друге - из тех вещей, что многие предпочитают держать в секрете. Дело даже не в порошках, которыми увлекся его брат и не в особом табаке, который Рабастан принес ему однажды с одно занимательной прогулки. Не в девках из борделя, принадлежащего Родольфу, с которыми никто из них ни разу не развлекался - потому что они всегда знали, что могут позволить себе куда большее.
Он никак не комментирует ее слова о том, будто бы его слабости давно стали предметом досужих сплетен. Они на то и сплетни, что в них совсем не обязательно должна быть хоть одна крупица истины. Некоторым людям не нужно даже давать повода чтоб они зацепились языками и принялись перемывать кому-нибудь кости. В самом деле, высшему Лондонскому обществу доступен такой список развлечений, что им можно было бы несколько раз обернуть земной шар, но они предпочитают обсуждать с одними своими друзьями других своих друзей у вторых за спиной. От перемены мест слагаемых итоговая сумма не меняется.
И что бы там не говорили о нем - это всего лишь чьи-то фантазии и честно говоря Рабастан не хотел бы знать чьи именно.
"А ты думаешь, что так много обо мне знаешь, да, Беллатрикс? Или просто повторяешь за этими старыми замшелыми козлами?" - думает он, не отступая с ее пути ни на шаг.
Он слушает как она смеется и как вторит ей раскатистое эхо, которым так легко обмануться. Кажется, что в подвале за каждой колонной прячется по Беллатрикс, но они одни. Не только в подвале - во всем доме.
А это значит, что бежать некуда. Разве что к матери под юбку - туда Рабастан, пожалуй, не полезет, даже если от желания сделать с собой что-то у него помутится рассудок.
Рассудок в их нестройном дуэте, несомненно Родольф. А он сам - сердце, глупое, беспокойное и отчаянно желающее чувствовать.
Беллатрикс никогда не понять, сколько бы родных сестер и кузенов у нее не было, каково это каждый день смотреть на себя в человека напротив, а не в зеркало. Каково это, чувствовать себя одним человеком по какой-то дурацкой причине разделенным напополам.
Если бы они с Родольфусом были одним человеком, то наверное с легкостью достигли бы всего, чего только могли пожелать. Или свихнулись бы еще до того как окончили Хогвартс, потому что с такими неразрешимыми внутренними противоречиями оставаться в своем уме долго просто невозможно.
Впрочем, будучи двумя разными людьми, договориться не становится легче. И то что они делают друг с другом за закрытыми дверями кабинета не касается не только Беллатрикс, но и никого из живущих. Это только их с Родольфом дела, а еще дела тех из их рода, кто уже оставил после себя только белые кости.
То что Рабастан делает сейчас, только малая толика того что он на самом деле может себе позволить. Он уверен в брате, тот вряд ли сочтет подобное оскорблением чести своей супруги, ведь она не одна из тех девиц, что падают в обморок от одного неосторожно брошенного слова.
Наверное, она могла бы изобразить подобное, но в свои двадцать два она еще недостаточно хорошая актриса: в ее арсенале всего пара-тройка ролей и ни одна из них не подходит для этого представления.
Придется показать себя настоящую.
Ее голос звучит холодно, когда она упрекает его в попытках вывести ее из себя. И чуточку обиженно, когда она просит вернуть ей книгу.
- Ссора? Что за чушь. Нет, моя милая, я не собираюсь с тобой ссориться, - говорит он, пролистывая страницы. Там где на пергамент попала его кровь чернила расплываются и из под выписанных чьей-то уверенной рукой букв с острыми решительными углами проступают другие. Торопливые и неровные, пляшущие словно вкруг костра, завивающиеся в спираль и утягивающие взгляд куда-то в глубину, как воронка урагана. Рабастан захлопывает книгу и смаргивает, пытаясь сфокусировать взгляд на каменной кладке или лезвии ножа или лице Беллатрикс, но перед взглядом все еще скачут буквы.
Кривляются словно пикси.
Он возвращает книгу Беллатрикс - почти сует ее в белые холодные ладони, а потом делает еще один шаг вперед, сокращая расстояние между ними практически до ничего. Оставляя единственной преградой, злосчастную книгу - увидит ли Белла то, что он видел или для этого нужно сначала поделиться с этой тварью своей кровью? А может и не важно своей или чужой.
- Я не собираюсь с тобой ссорится, - повторяет он, легонько похлопывая плоскостью лезвия по ее плечу: Беллатрикс ниже ростом и ему приятно смотреть на нее сверху вниз. Точно так же ему будет приятно смотреть на нее снизу вверх, но пока она упрямится и строит из себя благовоспитанную замужнюю леди - ничего не получится. - Я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделала.
Вторая рука ложится ей на щеку, размазывая кровь теперь уже не только по книжному переплету, палец перепачканный в кармине скользит по губам, добавляя им цвета. Беллатрикс это даже идет.
Рабастан знает, что она из тех женщин, которым нельзя класть в рот палец (и все остальное тоже), если конечно вам не жаль его потерять. Еще он знает, что при желании челюсть всегда можно зафиксировать и он умеет это делать: при работе с животными ты либо быстро осваиваешь этот полезный навык, либо у тебя заканчиваются пальцы на руках. У него их пока что оставалось десять из десяти.

Отредактировано Rabastan Lestrange (2019-06-09 09:42:23)

+3

7

- Мне это неинтересно, - голос ее звучит скучно и бесцветно.
И в этот момент понимает, что ей действительно всё равно.
Вот эта постельная возня, романтические интриги, адюльтеры - или что там еще входит в базовый комплект семейной жизни, как и общественной. Маленькие леди рано узнают, откуда берётся потомство, из физиологии не делают тайны, но нет здесь и сокровенного. Механический процесс. Ты знаешь, зачем это нужно.
То, чем занимается супруг, - хоть вместе с братом, хоть с нежно любимыми тем зверями, шлюхами, маленькими детьми - всего лишь способ скрасить время и вечную скуку затянутого в тиски существования. Может быть, у неё возникли бы некоторые вопросы касательно детей, это несколько мерзко всё-таки, но отнюдь не трагедия.
Для орущих комков плоти есть куда более любопытные варианты применения. Как, например, на странице за десяток до той, что жадно всасывает кровь с израненной руки деверя.

Снизу вверх.
Очень раздражающий фактор.
Если она не поднимет взгляда, ей останется только рассматривать подбородок Рабастана, в столь кощунственной близи демонстрирующий и крохотные поры на коже, и едва заметные под нею начисто срезанные бритвой волоски. Высокородные лорды соскребают растительность на лице точно так же, как и магловские отребья по ту сторону от идеального, волшебного мира.
Беллатрикс едва заметно морщится - то ли от головной боли, то ли от брезгливости. Животный запах бьёт в нос - даже если деверь начисто, до скрипа отмыт, звериный дух как будто идёт за ним по пятам. Это может быть лишь иллюзией, памятью, но отвратительная вонь так крепко связана с его образом и так идёт ему, что любые одеколоны покажутся чуждыми, неправильными, лишними.
- Тогда зачем ты здесь? - ей стоит некоторых усилий не обращать внимание на лезвие в непосредственной близости от пульсирующей артерии. Та кажется синеватой. - Весьма...необычное высказывание.
Девушка позволяет себе усмешку.
Неужели?
Человек, с которым они не понравились друг другу если не с первой минуты, то точно со второй, представляется последним индивидом магической Британии, что придёт к ней за помощью, что бы это ни значило. Впрочем, к миссис Лестрейндж и так не стоит очереди из жаждущих, она ведь не министерство.

Это прикосновение на миг ошеломляет её.
Даже муж, с которым она связана ритуальными клятвами, не позволял себе трогать Беллатрикс без разрешения. Всё, что было между ними - унизительная, старательно не упоминаемая консумация брака, дальше которой дело так и не пошло, да вежливо подставленный локоток; впрочем, благодаря общественной морали, между тёплыми телами два слоя тканого материала. Такая тонкая, но такая непреодолимая защита, благословенный барьер.
Рабастан стоит так близко, что наверняка может увидеть, как у неё расширяются зрачки. Однако выдыхает Белла всё так же медленно и неглубоко, оберегая тепло тела от промозглости подземелья.
Даже не вульгарщина - святотатство. Но на его голову не падут громы и молнии. Ему вообще ничего не будет, даже если она в слезах прибежит к Родольфусу жаловаться на несправедливую обиду. Во-первых, если она и сумеет выдавить из себя хоть одну слезинку, закапает в глаза такой модный, но такой ядовитый белладонновый состав, лорд Норфолка просто не поверит в эту вопиющую фикцию. Во-вторых, кажется, она убьёт Рабастана сама. И пусть всё нутро поместья содрогнется и обрушится.
В конце концов, тогда перестанет мучительно сдавливать виски.
- Рабастан, - Беллатрикс умудряется все согласные в этом имени сделать шипящими.
Expelliarmus, - выдохом. Она делает жест, словно отмахивается от назойливой мухи. Палочка, лежащая вдоль предплечья под узким, жестким рукавом, отзывается на формулу, не произнесенную вслух.

Клинок дробно дребезжит по исхоженным десятками поколений камням. Волшебная палочка катится и катится, стуча на стыках.
- Incarcerous
Заклинание, словно признание в любви, она произносит в считанных миллиметрах от его губ.
Ей достаточно связанных рук. Веревки змеятся по запястьям, врезаясь в них до синевы, до кровавых борозд. Веревки оплетают высокую балку, вздергивая тело в кощунственном подобии распятия - только за спиной младшего из Лестрейнджей нет креста. Беллатрикс смотрит на эту композицию оценивающе - и заставляет путы подтянуться еще. Так, чтобы мужчина касался пола лишь носками.
Неторопливо подбирает раскатившееся по полу оружие. И выходит из подземелья прочь, так и не посмотрев на Рабастана.

Вернувшись в комнату, она первым делом велит подать себе воды для умывания. Успевшая подсохнуть, но всё еще алая кровь похожа на мазок масляной краски. Соприкоснувшись с ледяной водой, она течет по подбородку и, сорвавшись каплей вниз, оставляет следы на корсаже. О, если бы на черном была видна кровь.
В зеркало Беллатрикс глядит долго. И никак не может понять, нравится ей эта картина или нет.
Хочется избавиться от этих прикосновений, от липкого взгляда, от лживых речей чужого человека.
Но тугая шнуровка, конечно же, не поддается. Тугая шнуровка, как и положено в нарядах высокородных, не позволяет распустить ее самостоятельно, как бы ни тянулись кисти за спину. Белла с ненавистью режет ее заклятьем и вздрагивает от холода, когда платье с шелестом сползает вниз.

Она зачем-то надевает белое. Молочное, если быть точным.
Надевает несколько часов спустя, устав кутаться в плед, ощущая тошноту от бесконечных чашек кофе, выпитых вместо обеда. Драгоценная maman не одобрила бы - ни жгучего напитка, ни материала платья; ты слишком бледна, mon cher, тебе не к лицу. Беллатрикс с некоторым злорадством расправляет завернувшийся вовнутрь уголок воротничка.
И всё же спускается вниз, придерживая тяжелые юбки, что волочатся вслед за ней по скользким от времени ступеням, вытертым ногами сотен палачей.
- Ты этого хотел? - привалившись к дверному косяку, с любопытством спрашивает у Рабастана.

+1

8

О, если бы она спросила у него раньше, до тех нескольких незабываемых часов проведенных наедине с книгой, он бы ответил "нет". Нет, нет и еще раз нет! Потому что все что она сделала было слишком медленной пыткой, слишком слабой для того, кто хотел урвать у жизни еще немного чувств, еще немного диких ударов сердца, заставляющих кровь кипеть и дарящих это восхитительное ощущение того, что ты жив.
И нет ничего страшного что жизнь твоя заперта в этой каменной могиле, имя которой Лестрейндж Холл.
Рабастан слышал удаляющиеся шаги Беллатрикс - острое цоканье каблуков по каменным ступеням, отсчитывающими первые секунды его наказания.
Время тянулось, сцеживаясь как яд по крохотной капле, такой что и не заметишь что все твое тело насквозь пропитано им до тех пор пока оно не перестанет тебе служить. Пока не упадешь на пол, как тряпичная кукла набитая мясом и потрохами, слишком тяжелая для того чтобы дергаться на прогнивших нитях собственных сухожилий.
Никто никогда не оставлял его запертым в его комнате. Не ставил в угол, запрещая играть, даже когда он был маленьким мальчиком, а игры его были совершенно безобидны на взрослый взгляд. Только один раз Рабастан оказался пойманным. Связанным. И вынужденным наблюдать за тем как умирает время, а вместе с ним и он сам, тратя кровь на то чтобы поливать ей земляной пол в глубокой яме, ставшей ему тюрьмой.
Никогда по своей воле он бы не позволил вернуть себя в те дни.
Но Беллатрикс плевать на то, чего он хочет - он ей не муж. Впрочем, может быть и на желания Рудольфуса ей тоже плевать, разве что в меньшей степени.

Рабастан не пытается освободится целых полчаса: он не любит, но умеет ждать и эти полчаса он всерьез надеется, что Беллатрикс возьмется за ум и вернется. Шутка удалась, представление окончено.
Она не возвращается, ни еще через четверть часа, ни через час.
Книга небрежно оброненная на пол лежит в какой-то паре шагов - слишком далеко, чтобы распятый на невидимом кресте человек мог до нее дотянутся и захлопнуть.
Рабастан хорошо помнит - Беллатрикс оставила ее на столе прежде чем уйти, забрав вместе с собой нож и его палочку.
Рабастан хорошо помнит, что всего одно движение ресниц - когда он смаргивал древесную пыль, посыпавшуюся с балки от трения - отделило тот момент когда книга была там и вдруг оказалась на полу. Она была распахнута на той самой странице. Переплет был перевернут, но пятно крови и пляшущие вокруг буквы он видел отчетливо, словно читал через карманное зеркало.
Бесполезно было отводить взгляд.
В словах, что были написаны в ней не было ничего нового. Просто кто-то переиначил старую сказку на новый лад. Добавил к тому, что раньше творилось благодаря чутью немного научных тезисов и красиво выведенных формул.
Словно прикрыл старую дикую магию требовавшую крови (твоей или чужой, не все ли равно?) красивой кованной решеткой. Вот только от этого решительно ничего не изменилось.
Рабастан слышит нарастающий гул крови в ушах, слышит как сердце начинает стучать сильнее и громче, разгоняясь как от быстрого бега. Чувствует как пальцам, еще недавно замерзавшим от недостаточного кровообращения становится обжигающе горячо, а следом и ему самому становится жарко в холодном сыром подземелье.
Дыхание, вырывающееся из его рта еще не огонь, и верно никогда им не станет, но пар. И этот пар застит глаза, собирается щекотными каплями на лице, словно бы он сгорает в лихорадке. Стереть их хочется невыносимо и только волшебные веревки мешают ему это сделать.
Справится с этим всего лишь вопрос времени, а этого добра Беллатрикс ему оставила с лихвой.
Рисунки покрывающие его руки не способны защитить от магии, но от того чтобы веревки не резали кожу и не пережимали мышцы слишком сильно - вполне. Остальное дело техники и неприятного, но весьма полезного умения выбивать себе пальцы из сустава. Достаточно освободить одно запястье, чтобы натяжение ослабло.

Когда Беллатрикс все-таки возвращается вниз, Рабастан успевает самую малость остыть. Этому изрядно способствует наполовину опустевший кувшин вина, закинутые на стол ноги и (самое главное) книга, которая так настойчиво звала его еще хоть разочек заглянуть на ее страницы. Теперь она наконец-то заткнулась, удобно подсунутая под ножку накренившегося стула. Рабастан давит на нее всем весом своего тела, но не уверен что этого достаточно. Недостает самой малости.
Рабастан оборачивается через плечо на ее голос. Лицо его искажено глубокими тенями, так что кажется маской, еще более гротескной чем обычно.
Кто угодно может говорить, что Беллатрикс не идет белое, но Рабастану кажется таким символичным, то что она пришла к нему так. Почти что невестой.
Он улыбается, так что на секунду становится видно клыки и миролюбиво машет молодой миссис Лестрейндж рукой, а потом хлопает себя по колену, будто приглашая присесть.
- Нет. Но если ты подойдешь, я расскажу. Ну же, Беллатрикс. Я не кусаюсь.
Его взгляд говорит другое, но с порога это вряд ли можно рассмотреть, разве что она будет смотреть очень внимательно.
Если, конечно, она найдет на это время, потому что каменные ступени и пол за ее спиной и у нее под ногами начинают дрожать и вставать на дыбы как взбесившиеся лошади, подталкивая ее вперед шаг за шагом.
- Выпьешь со мной?

Отредактировано Rabastan Lestrange (2019-10-06 19:32:06)

0

9

Взгляд первым делом падает на книгу. Какое кощунство - использовать древний том в таком бытовом действе, но кажется, будто есть в этом что-то символичное. Темная магия, недоступная обычным выпускникам Хогвартса, есть их опора, один из нескольких, один из многих позвонков, на которые нанизано такое слабое, но такое живучее тело, которое даже после остановки сердца останется частью этого мира. Частью Рода - неважно, которого.
Ты женщина, а значит, принадлежишь двум сразу. Пусть бы это рвало на части, отнимало больше сил и времени, больше внимание, что порой рассеивается, стоит глазам заблудиться в мелкой рунической вязи, покрывающей страницы.
Голодный до крови фолиант словно взывает, стонет, тянет нити к разуму, заполняя его по самую кромку, и стоит некоторых усилий сморгнуть это наваждение. И улыбнуться. Натянуть на лицо эту хищную маску - словно по белой шелковой поверхности наотмашь провели опасной бритвой, оставив узкий разрез, и из него могут хлынуть как слова, так и жизнь.

Сейчас, расчерченное тенями, его лицо почти красиво. Красиво настолько, что хочется принести сюда этюдник, развести на девственно-чистой палитре темные краски и широкими мазками набросать образ. Но живопись никогда не была сильной стороной Беллатрикс; она злилась от того, что на поверхности остается совершенно не та картина, что подбрасывает фантазия, а терпения, чтобы оттачивать навыки, ей никогда не хватало.
Чаще всего плотные листы для акварели и натянутые на подрамник холсты оказывались разорваны, сожжены, втоптаны в пол невысокими каблучками. Других матушка не дозволяла, опасаясь изуродовать походку подростка: нет ничего более позорного, чем споткнуться, запутавшись в собственной юбке, даже если на тебя не смотрит весь этот ядовитый клубок змей, что именуется светским обществом.
- Милорду не понравится, как вольно ты обращаешься в его имуществом, не думаешь? - это, в первую очередь, о гримуаре, но, возможно, и о ней. О них всех, кто так бездумно или так уверенно заключил контракт, отпечатавшийся на коже угольными линиями, пронзая ее до костей и нервных окончаний.
Растерянности хватает лишь на секунду; право слово, она не особенно и надеялась, что такой скользкий тип, которым представлялся драгоценный деверь, не сумеет выпутаться из узлов. Быть может, она даже лелеяла мысль, что тот освободится и ускользнет куда-то, занятый одному ему ведомыми делишками, забудет о бессмысленном разговоре, о звенящем между ними двоими воздухе. Ледяном и отрезвляющем.
Беллатрикс плавным движением оправляет складку подола. Линии должны ложиться идеально, а не представлять собой сумбурный ком. Скрывать самые кончики кожаных ботинок, сшитых точно по мерке и туго обхватывающих лодыжку. Если бы маленькие волшебницы росли на тех сказках, что читают детишкам их магловские мамаши, они могли бы провести параллели с историей Золушки - той самой, что втиснулась в хрупкую, неудобную обувь, и все ради чего? Ради мимолетного внимания мужчины, что не потрудился даже запомнить лица девушки, на которой вознамерился жениться.
Нет-нет, длинные списки имен. генеалогические хитросплетения они все, вымуштрованные долгими годами тренировок, могли пересказать даже на зыбкой грани яви и сна, как и вспомнить черты с портретов десятков и сотен ныне живущих и давно почивших чистокровных.

Белла бросила взгляд на какое-то сомнительно-ненадежное колено, прости Мерлин, родственничка. Как будто это была не плоть и кость во обрамлении материи, а утыканное острыми, отравленными шипами сидение - одно из тех приспособлений для пыток, что с удовольствием производили и использовали долгие века что инквизиторы, что стоящие по другую сторону.
- Отчего-то не верится, - с откровенным сомнением произнесла девушка. - Разве твои любимцы не обучили тебя скалить клыки?
Пол, казавшийся таким надежным, подталкивает под пятки. Это так неожиданно и так нелепо, что она на какой-то миг теряет равновесие, неприятно приложившись ладонями о каменную колонну, по чьей-то прихоти торчащую посреди помещения. Этот дом так до конца и не принял ее. И не примет, что бы она ни делала, да и зачем?
Мягко ступая, она обходит по неширокой дуге Рабастана и подпирает спиной стену. Так, чтобы между ними оставалось не менее двух локтей расстояния - хотя ему, с отточенной реакцией и скоростью, вряд ли составит труда резким выпадом дотянуться до волшебницы.
На столе перед ним она видит только один бокал. Те, кто клянется в вечной дружбе и преданности, пьют из одной чаши, показывая тем самым, что не хотят отравить оппонента; хотя ничего не мешает одному из участников пиршества заранее принять противоядие, чтобы из первых рядом наблюдать за предсмертной агонией и идущей изо рта пеной, подкрашенной алым из прокушенным губ.

Впрочем, иногда ей кажется, что это такой легкий и такой желанный способ внести хоть какое-то разнообразие в размеренное существование.
- Что ж, давай, - требовательно протягивает она руку, глядя деверю в глаза. Впервые за долгое время.

+1

Быстрый ответ

Напишите ваше сообщение и нажмите «Отправить»



Вы здесь » Daily Prophet: Fear of the Dark » DAILY PROPHET » [07.03.1974] we use the pain


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно