Семейный колдомедик утверждал, что девице оставалось еще две недели. Максимум три, если предположить некую неточность в расчетах. В конце концов, драгоценный супруг вряд ли утруждался сопоставлением фаз луны и личных месячных циклов той несчастной, коей судьба уготовила незавидную участь инкубатора.
Зачем она согласилась?!
Не Родольфусова подстилка, конечно. Зачем Белла согласилась? Тот летний разговор отчетливо отдавал душком, и то, что законный муж попался на старую, как мир, уловку с долгом, мало согревало душу волшебницы, последние пару месяцев вынужденной не появляться ни на каких светских сборищах и даже в собственном баре, старательно придерживаясь легенды о якобы тайном ожидании. Матушкины совы возвращались без ответов. Двери Холла были заперты на замки и позволяли войти внутрь только троим его жителям. Иногда - четвертому, гостю, в чьем саквояже на разный лад звякали пузырьки и топорщились некие угрожающе выглядящие инструменты.
К светловолосой суке Беллатрикс не могла применить даже Круциатус.
Могла, разумеется, но тогда всё это было зря. Всё еще могло оказаться зря, появись на свет девочка, и в эти дни женщина испытывала некоторое странное чувство солидарности с Друэллой, трижды мучительно ожидавшей ответа повитухи, каждый из которых жег хуже раскаленного тавра.
Клеймо леди, не сумевшей подарить наследника.

Колесо года снова провернулось, и в свои права вступал Имболк.
В личных комнатах и трапезной зале горели огни. Омерзительная норфолкская погода не давала никаких намеков на грядущую весну, и в этих землях богам приходилось тяжелее всего. Редко какое пламя могло отогнать вечный холод здешних мест.
Она капнула на руку немного гвоздичного масла, растерла меж ладонями и поднесла их к лицу, впрочем, не касаясь кожи. Пламя камина бросало на лицо тени и блики, превращая его в гротескную маску.
Сухие колосья ломались под пальцами. Один из остовов ранил до крови, и Белла мученически поморщилась. Но вот куколка сплетена и уложена в колыбель, и теперь на тонкую нитку одна за другой скользят бусинки. Медитативное занятие, которому ведьма предавалась уже несколько часов - несомненно, воображая, как эти нити передавят чье-нибудь горло. Но, благословленные самим днем, возможно, сделают гибель не столь мучительной.
Волчий месяц действовал на нее странно.
Сил теперь меньше всего, и нужно как-то дожить до весны, выпить ее солнце и разорвать порочный круг тьмы.
Но что делать, если этой самой тьмы больше всего внутри?

Последняя бусина вырвалась из пальцев и покатилась по полу.
Беллатрикс отшвырнула свое плетение и резко поднялась, взметнув соломенную пыль; с подола юбки посыпались редкие пшеничные зерна и ошметки бывших колосьев.
- Я устала ждать, - резко бросила она в пространство.
Прекрасно зная, что Родольфус ее слышит, как бы ни прятался за ледяной маской безразличия.
Она начинала терять терпение, и это было страшнее всего. Каких-то две секунды до взрыва, способного уничтожить все.
Эта мелкая, бледная, вечно зареванная шлюха, что заперта в одной из спален, хотя самое место ей на кухне в обнимку с домовиком - сколько еще терпеть ее в их доме?
- Дюжина дней уже ничего не решит, - будь ее воля, плод из утробы матери давно вырвали бы, вырезали ритуальными ножами, но, увы, рожденные раньше срока дети склонны умирать или обзаводиться такими пороками развития, что наибольшей милостью будет удавить их в собственных пеленках. - Сегодня лучше всего.

Была в этой театральной постановке некая унизительность. Даже если актера всего два, да и зрителя два - Беллатрикс не считала эту девицу за человека, ставя ее на ступень ниже домовика; от уродца в драной наволочке все же была несомненная польза, хотя эти омерзительные уши и этот дребезжащий голосок вызывали безотчетное желание огреть чем-нибудь тяжелым, опускаясь до низменного рукоприкладства.
Единственный доступный телесный контакт.
Она не помнила уже, когда прикасалась к супругу. Даже как друг, как союзник, извечно отгораживая бледную до синевы кожу слоями материи; тонкие перчатки сидели порой так плотно, что снимать их приходилось более получаса. Впрочем, заняться чистокровной леди, не обремененной заботой о потомстве и излишними светскими обязательствами, все равно нечем. Только медитативно, миллиметр за миллиметром освобождать плоть, в памяти перебирая мелкую вязь рун, вызывающую выжидательную оторопь и сладковатую жуть. Не проговаривать слова заклинания даже мысленно, дабы не нарушить преждевременно тонкие связи, на коих зиждется этот грязный, ничтожный мир.
Мир, где есть место грязнокровкам и шлюхам.

Слухи ядовитыми змеями ползут по каменным плитам. Шуршат и стелются, примериваясь для укуса. В змеиный клубок опасно запускать руку, но невозможно и оставлять его без внимания, рискуя однажды оказаться погребенными под сотнями холодных, гладких, извивающихся тел.
Прекрасно выглядите, ma chérie - за спиной пренебрежительно оценивая и слишком простой наряд, и выбившуюся над ухом тоненькую прядь. Как любопытно, расскажите же, что было дальше - незаметно зевая и украдкой поглядывая на часы, чтобы понять, когда уже будет прилично откланяться. Как Ваше здоровье, mein Schatz? - чтоб ты сдохла, тварь.
Два месяца в тишине, практически в вакууме. То, что доходит до ее ушей, уже многократно искажено. Беллатрикс не имела ни малейшего понятия, что на самом деле говорят сейчас о ней. На самом деле, это единственное, что важно за пределами узкого круга лиц, имеющего право голоса в военном противостоянии. Даже если открыто никто не объявлял войны.
Это время как алиби, если только запертые на семь ключей ворота поместья способны убедить пришлого человека в том, что миссис Лестрейндж сейчас занята чем-то чрезмерно важным в собственном доме, а не за его пределами, спрятавшись за маской. О, как она хотела бы, наслаждаясь свободой и безнаказанностью. Но для них, для своих, это тоже тайна.
Постыдная тайна, которую надлежало обратить во благо.
К счастью, для женщин их круга возня с младенцами не входила в список дел. Скорее, наоборот.

- У меня было время подумать, - практически сварливо выдохнула, наедине с ним позволяя себе проявлять эмоций чуть больше, чем каменный истукан. Изящная мраморная статуя, внутри которой кипит смола.
Женщина чуть опустила подбородок, давая понять, что услышала. Что приняла к сведению, хотя сейчас нетерпение жгло пятки не хуже, чем раскаленные башмачки из старой сказки. В чистокровных семьях не рассказывают на ночь добрых историй, где все остаются вознаграждены, счастливы и любимы. Для трехлеток куда как более знакомы предательство, кровь и смерть. Все, как в жизни. Разве что зайчики и лисички говорят человечьими голосами.
Поднялась к себе и задумчиво уставилась в нутро гардероба, где чередовались оттенки черного, угольно-черного и пыльно-черного. Говорят, что рождение ребенка - праздник, а на праздник надлежит являться нарядной; раз уж боги миловали и не она сама будет корчиться в муках на простынях, проклиная и мужа, и доктора, и вообще саму идею деторождения. Впрочем, простыни вообще в планах не значились.
Беллатрикс провела кончиками пальцев по оплечью, расшитому мелким бисером, который вблизи складывался в узор, отдаленно напоминающий руноставы. Здесь отчетливо не хватало Берканы, но не распарывать же шитье ради одного случая.

Порой казалось, что дом не принимал ее. То, что он жил собственной жизнью, не подвергалось сомнению, как и то, что даже кровь прямых потомков не гарантирует пробуждения от сна. Эхо шагов в коридоре двоилось, делаясь громче на определенных поворотах. Хлипкий засов мог бы обмануть незнакомых с родовыми заклятиями, и только незнакомец схватился бы за ручку двери.
Белла была абсолютно уверена, что дом терпит девицу лишь потому, что та носит ребенка Родо, хотя и насылает тягучие кошмары. То, что происходит в голове, едва ли навредит плоду.
Расхристанная, отечная, она сидела подле камина. Наивно надеялась, что огонь и шаль способны защитить от векового холода, идущего от стен. Что мягкий, как сдобное тесто, живот может укрыть дитя от жестокого мира. Мира, который сузился до промозглой спальни и ванной комнаты, до отрешенного лица Родольфуса и подрагивающего в нервном тике уголка губ самой Беллатрикс.
- Идем, - женщина скрестила руки на груди, грея ладони. Пожалуй, выбор покоев действительно чрезмерно жесток, или же волшебница всего лишь пропустила прием традиционного наперстка коньяка в кофейной чашке, чтобы разогнать стылую кровь.
- Пожалуйста...
Лестрейндж стиснула подбородок малолетки, глядящей на нее снизу вверх. Тонкий острый ноготь оставил след на коже.
- Идем, - повторила отрешенно, Чужие страхи смешны.
Даже собственный страх первой брачной ночи смешон теперь, это была необходимая жертва.
Придерживая девицу чуть выше локтя, спустилась с нею вместе в подвал, едва не зацепившись узорчатым подолом за кривой порожек. Порожек, который с удовольствием переломал бы ей ноги.
Один час и сорок минут - вполне достаточный срок, чтобы подготовить сцену.