Цанков раскидывает руки на спинку лавки центрального парка Берлина, закидывает затылок назад и широко открывает глаза, впиваясь взглядом в небо. Звёзд в этом ярком городе почти не видно, парень сжимает губы, крепче обхватывая фильтр и тянет воздух через сигарету, заставляя её тлеть активнее и этим втягивая в лёгкие сигаретный дым. Едва задерживая дыхание, он выпускает, уже переработанный, ноздрями и усмехается. Звезда у него в губах. Мирослав вытягивает ноги и закидывает правую на левую, взгляд его по прежнему прикован к небу.
Он не видит луны, но это сейчас кажется ему неважным. Он бы должен чувствовать холод, но и это ему сейчас кажется неважным, он, всё же, выпил достаточно, чтобы не волноваться об этом факте по крайней мере до момента, пока не протрезвеет. В небе настолько больше звёзд, чем он сейчас видит. Славик дорисовывает их в своей голове и усмехается, не замечая, как тлеет сигарета, она его практически не отвлекает. Он вспоминает ночи в Норвегии и прикрыл бы глаза, отключаясь от этого шума, но не может, продолжая добавлять точки в черноту. Одна, вторая, третья, он рисует ими поле квиддича, рисует тактики, затем хмурится и зачёркивает рисунок, стирает его и рисует заново, втягивая ещё одну порцию дыма.
Берлин красивый. По-настоящему красивый город, но ему не с кем разделить это ощущение. Команда предпочитала только магические места, находя что-то одно и бухая там до того самого визга или сна под столом, до невозможности аппарировать и передвигаться на своих, и не то, чтобы Мирослав был категорически против такого рода времяпровождения, он просто считал, что лучше осматривать город активнее. Тем более, если ты не знаешь, вернешься ли ты сюда снова. Конечно, он никогда не считал себя заядлым путешественником. По правде, ему вообще не нравилось путешествовать ради путешествия, - это было чисто дедушкина черта. Увидеть Париж, Вену, Рим, что-то ещё и умереть, нет: все места, которые ему действительно нравились были редкостью и за эту редкость, за ощущение желания что-то посмотреть, за интерес, он хватался с таким остервенением, как не хватался бы за собственную метлу во время падения на поле. Он сидел в центральном парке Берлина, раскинув руки по спинке лавки и задумчиво смотрел в небо. Из пати он ушёл совсем недавно, около получаса назад, алкоголь из его крови ещё не выветрился, а никотин лишь добавлял ещё больше ощущения окрылённости. Цанков сделал ещё один вдох через сигарету и ощутил порыв ветра в свой бок, сметающий столбец пепла. Ну вот, его маленькая эйфелевая башня повалена. Парень шумно выдыхает воздух носом и не сразу замечает, что он не один.
Славик медленно возвращает голову в исходное положение и шея его неистово взвыла от боли. Цанков едва морщится и смотрит в фигуру кого-то перед собой. Может показаться, что у него галлюцинация, поэтому охотник щурится, затем снова размыкая глаза шире. Нет, это кто-то живой и настоящий. У него даже незнакомые черты лица.
- Что? - спрашивает парень без особого энтузиазма и чуть поворачивает голову в сторону. Чертова шея ноет так, будто он час так сидел, а прошло едва ли минут пять.