Триша знала мужчин вроде Александра Мальсибера - таких, как её отец. Таких, которые давно отринули мир искренних чувств ради вещей, которые они считали полезнее и важнее: денег, положения в обществе. Она привыкла к подобному отношению и мужское пренебрежение уже не задевало её. Для них она всего лишь женщина, как мало это значило в мужском мире. К счастью, вопреки мнению мистера Мальсибера или мистера Укхарта, этим миром их жизнь не ограничивалась, и даже не всегда только ей подчинялось всё сущее. Патрисия вошла в дом Мальсиберов смиренной, привыкшей к кроткому повиновению, и если бы не строчки письма, перевернувшего её жизнь с ног на голову, таковой женщиной она бы и оставалась. Коварность и мстительность не были её природными чертами, но её характер, подстроенный под жизнь в клубке змей, требовал справедливости решительной и жестокой. Кара должна обрушиться на плечи Александра и Феликса, но в её жизни появился ещё один человек мужского пола, совсем ещё мальчишка - пасынок. Он оказался противоположностью от природы тому, к чему привыкла Триша. Натаниэль - настоящий продукт своего времени, юноша, выросший без материнского тепла, не знающий любви и внимания, не привыкший к моральному воспитанию. Жестокость отца, которую сам Александр почитал за благость, сделала из младшего Мальсибера вспыльчивого, горячего юнца, который хотел бы быть непоколебимым и жестоким, но постоянно выдавал в себе присутствие чувственности. И эту самую чувственность он обрушил на Патрисию, женщину, старше его на добрые шесть лет, и в то же время совершенно лишённую искушённости в любовных делах. Что было делать с ним? Триш не знала и на первых порах отвергла притязания молодого человека, полагая, что одного категоричного "нет" будет достаточно, чтобы избавиться от его посягательств. Ей только и хватало обузы в виде супружеского долга. Молодая миссис Мальсибер не берегла свою девственность, как зеницу ока, но чувствовала брезгливое отвращение после соития с мужем, это были практически животные инстинкты, задушить которые выходило лишь на краткий срок. А впрочем, даже сейчас, ощущая, как Натаниэль пожирал её глазами, испытывая от этого непередаваемое удовольствие, Триша могла с честным сердцем признаться, что на посягательства пасынка она согласилась вовсе не ради постельных утех.
Первый раз отказав, она быстро осознала, что показалась не достаточно убедительной. Молодой человек вновь проявил настойчивость, предположив, что молчание Триши подразумевает кокетство и одобрение. Глупый Натаниэль даже не мог представить, что мачеха может опекать его от отцовского гнева. Мужчины могут быть жестоки, особенно в том случае, если идёт вопрос о женщинах. Счёл бы Александр себя униженным, узнай о предательстве сына? Патрисия не знала и не хотела бы узнавать наверняка. Ей было бы одинаково неприятно, если бы мужчина изгнал сына из семьи, как и если бы досталось всё же ей. А такое тоже виделось отнюдь не исключением в мире чистокровных. Младший Мальсибер был слишком вспыльчив, горделив, отчаян. Он мог невольно сгубить и себя, и Патрисию. И она бы приняла любой исход событий, если бы не письмо от матери. Теперь у миссис Мальсибер появилась цель, которая оправдывала средства. И ради этой цели ей требовалось, чтобы Натаниэль не пытался, очертя голову, уничтожить себя и её, а стал её защитником. Патрисии пришлось пересилить себя, когда она первый раз осмелилась думать о соблазнении. Всё внутри было против этого решения, ведь Триша жаждала справедливости, а не жестокой бездумной расправы - и причём тут мальчик, который стал жертвой обстоятельств? Ей пришлось сделать выбор: или Натаниэль, или высокая цель. Натаниэль проиграл, полагая, что выиграл. А что ему в победу, оголённое плечо, полуулыбку? Разве это будет достойной платой за загубленную судьбу?
Патрисия с удивлением угадывала в них всё новые и новые общие черты. Мерлин знает, вышла бы из них хорошая пара, она вовремя останавливала себя, чтобы не отправить Натаниэля на поиски счастья среди сверстниц. Но он ей был нужен, ей нужна была его верность, его преданность. Ей нужно было, чтобы он беспокоился о её покое, её чести, неприкосновенности, чтобы он отводил от неё беды, а не кликал их. Триша вовсе не чувствовала себя роковой женщиной, но под взглядом Натаниэля - о! - к собственному ужасу она ощущала себя красивой. К своему страху и отчаянию она начинала запутываться в своих чувствах и порой после таких расслабленных, эротических часов она проводила свободное время, распутывая собственные эмоции, собирая их в нужном порядке на клубки бытия, чтобы жизнь снова становилась прозрачной и понятной, чтобы цели были видны издалека и не терялись за пеленой сумбурных чувств. Потеряться легко, найтись сложнее - и с каждым разом путеводная нить всё растягивалась и удлинялась, как если бы молодая Мальсибер могла бы однажды вовсе не найти дорогу из пучины чувств к трезвому разуму.
Натаниэль и не знал, как зависима она становилась от его внимания. Как много оно значило. Уж ему, явно избалованному вниманием сверстниц, и не представлялось, что бывает иначе. Что можно жить, будучи отделённой от мира чувственных удовольствий, и лишь иногда угадывать их в чужих лицах, но не находить внутри себя никакого отклика. Это даже как будто смешно, после четверти века спокойной жизни узнать, что ты способна на эмоции, что можешь задыхаться от восторга, стонать, сжимать простыни до треска. Это смешно-смешно-смешно, ведь раньше она и думать не могла, что похожа на всех остальных физиологически, что способна на приземлённые удовольствия - те, которые не от разума, а от тела. Её тело живое, сильное, жаждущее животной близости, страсти. Её тело живое не благодаря, а вопреки - вот так-то!
- Он твой отец, - её губы шепчут самые неромантичные слова на свете в ответ на чувственный поцелуй. Трише хочется не поцеловать Натаниэля в ответ - заставить его молчать поцелуем, прикусить губу, уйти от этого разговора самым простым способом. Но по пасынку видно, что этот вопрос волновал его не единожды, и что ути сейчас - не прекратить, а отложить. Неужели он хочет вот так разговаривать о своём отце - не отрывая взгляда от её сосков? Патрисия поправляет подушку и чуть приподнимается, облокотившись на неё. Не без труда подавляются опасения, что импульсивность младшего Мальсибера сыграет с ними злую
- Твой отец не домовик и келпи, чтобы его смерть никого не всколыхнула. Подумай о его сослуживцах, о родственниках. О семьях, к которым он приезжает с визитом. Подумай, ты его убьёшь, и что будет дальше?

В своих рассуждениях Натаниэль был не совсем прав. Как бы Александр ни относился к своему сыну, именно он становился наследником Мальсиберов. Патрисия была всего лишь красивым приложением к самому мужу, но отдельной ценности не имела. Мальсиберы — вот род, который должен был процветать, а никак не будущая семья молодой вдовы. Деньги должны были оставаться внутри рода и, кроме того, Патрисия даже сейчас не могла ими свободно распоряжаться. Её бюджет тщательно изучался и подтверждался у мужа. Каждый раз, когда следовало что-то приобрести, Триша составляла смету, в которой указывала приблизительную стоимость того или иного товара — и только после этого ей выдавали деньги под расчёт. Условно она могла сорить деньгами, по факту должна была отчитываться за каждый кнат. Александр модой женой хвалился на людях, но нисколько не верил ей, заочно подозревая во всех смертных грехах. Он, конечно, и представить не мог, что Триш делила постель с его сыном, но за всем, что происходило за пределами дома, следил с особой тщательностью. Разумеется, с подобным отношением Александр не собирался вписывать Патрисию в своё завещание. Разве что обязать сына выплачивать безутешной мачехе какое-никакое пособие до момента, пока она не найдёт себе нового мужа. И подобное положение вещей её никак не устраивало.
- Ничего? - Патрисия чуть улыбнулась, вежливо, не насмешливо, она выглядела весьма и весьма мило вопреки тому, что на языке вертелись сотни язвительных замечания. Мальсибер был не из тех, кто хорошо воспринял бы сарказм, Триша понимала — любой намёк на насмешку выйдет ей боком. Натаниэль был уязвлённым мальчишкой, отчаянно желающим доказать свою значимость и независимость, именно поэтому смех, пожалуй, был единственной силой, способность задеть его до самого сердца и вызвать бурю ярости.
- Он дал тебе деньги, положение, уважение общества. Представь, если бы у тебя ничего этого не было с рождения? Если бы ты был нищ, голоден, никем не ценим. Я знаю, что это сложно вообразить, но отец дал тебе больше, чем тебе кажется. И он не выгонял тебя из дома, не запрещал работать, даже насильно не женил. Я знаю, что ты его ненавидишь, и я тоже его не люблю, но не считай, что он ничего тебе не дал. Если бы ты рос сиротой без отца и матери, на улицах, тогда это было бы правдой.
Патрисия говорит нежно, заботливо, она не хочет злить молодого любовника, но почему-то хочет его образумить. Её голос звучный и мелодичный никак не выдаёт горькой правды. Она даже не осекается в конце и не добавляет после слов о женитьбе «в отличие от моего». Но даже и себя Триша не считает самой несчастной на свете, как и не считает своего отца самым большим чудовищем. Впрочем, о многих деяниях Феликса она ещё только догадывается, а о чём-то может и не знать вовсе. Натаниэль же слишком много времени тратит на пустую жалость к себе, на ненависть к отцу — всё то время, что можно было бы потратить с пользой. Эта непрактичность выводит Патрисию из себя, но не ей учить пасынка уму-разуму.
- Он ведь судья Визенгамота, Нэйт, любые подозрительные обстоятельства в его смерти будут тщательно расследоваться, - она напоминает это, но не уверена, что Натаниэль её услышит. Он полагает, раз отец не нужен ему лично, то и всему остальному миру он только мешает.
Она, может, и хочет ещё что-то сказать, но тут же забывает об этом, когда юноша касается её груди. Ох. Натаниэль только дразнит её или снова возбуждает? Патрисия ощущает неправильность происходящего, пусть даже заводится не от самих разговоров о смерти мужа, а от поведения Нэйта, всё равно это не слишком приемлемо. И лишь слова пасынка, несколько отрезвляют её. Она переворачивается на постели, чуть толкнув пасынка вперёд, и седлает его.
- Уж не хочешь ли ты сказать, что я выгляжу, как ненасытная шлюха? - жёстче обычного спрашивает Патрисия, нависнув на Натаниэлем. Её бровь вопросительно вздымается вверх, и всё это выглядит не более, чем эротической игрой. Триша, конечно, не будет показывать, что слова юноши её задели. И слова про мать, и слова про потребности, как будто в глазах общества она такой и предстаёт, как будто и сам Нэйт её за это осуждает, или ей только кажется?

Натаниэль едва ли представлял, кто она такая. Впрочем, что уж говорить про него, если Патрися сама не была теперь окончательно уверена в том, кто она. Номинально, конечно, ничего не менялось: вот она. Две руки, две ноги, копна тёмных волос, красивое тело, ухоженный вид, и кровь по венам тоже её - Укхартовская. Что изменилось? Всего лишь её жизнь, фрагменты биографии, недостающие кусочки пазла, о потере которых молодая миссис Мальсибер даже не представляла прежде. Она не могла сказать Натаниэлю правду, потому что сама ещё не была в таковой уверена, она не могла сделать его союзником, потому что... что ж, даже если бы он пообещал ей достать Луну с неба, что помешало бы ему потом передумать и взять свои слова обратно? Легко быть добрым и благодетельным, когда судьба тебе благоволит, и как сложно, если мир нарушила, к примеру, ссора или чьи-то сплетни, или чей-то неосторожный взгляд. Заключать мирный союз с Натаниэлем равносильно тому, чтобы обниматься с бобонтюбером. От давления он начнёт истекать гноем и сделает больно, а не поможет. Это не говоря уже о том, что он мог подвести Патрисию иным образом - например, попасть в Азкабан, что рушило буквально все хитросплетения её планов. Поэтому-то она ничего не говорила, а даже если и пыталась... что ж, Нэйт её не слышал, вот как сейчас, продолжая говорить о своём отце, как об исчадье ада. Что сделал плохого твой отец, Натаниэль, действительно плохого? От него сбегала твоя мать, она скрывалась от него долгие годы?
Патрисия с прищуром смотрела на негодника-пасынка, который вздумал её дразнить, и улыбалась. Как будто бы тому, что происходит между ними в постели, а вовсе не из сожаления. Бедный-бедный Натаниэль, который так и не сумел побороть свою всепоглощающую ненависть к отцу. Он сам говорит, и даже не понимает, что именно. Его отец никому уже и не нужен, несчастный человек, который похоронил любимую жену и завёл другую, не любимую. Патрисии порой казалось, что основной целью её появления в доме Мальсиберов была маскировка - закрыть собой слепые зоны и сделать вид, что у них всё хорошо. Сделать вид, что Александр снова живёт своей жизнью, что Натаниэль тоже счастлив и полноценен. Смотрите, у нас есть семья, у нас в доме есть живая женщина, которая дарит нам тепло и заботу, мы больше не несчастные, одинокие люди, не сумевшие найти общий язык. В некотором роде у Патрисии больше общего было с какими-то агентами звёзд, которые создавали имидж, выбирали выгодные проекты и пускали их в оборот. Патрисия вешала людям лапшу на уши и пускала пыль в глаза - всё, чтобы славный дом Мальсиберов выглядел цельным, крепким, не вставшим ещё на колени. Чистокровное благородное семейство вымирало, и всё теперь зависело только от Натаниэля, хотел он этого или нет - только в его силах было оставить наследника. В мужские способности Александра Триша уже не верила, он был слаб, он был практически не заинтересован в этом аспекте семейной жизни. После свадьбы он ещё что-то попытался доказать, но потом поумерил пыл. Подёргались - и хватит, больше не стоит заниматься ерундой, лучше подумать о делах насущных.
Патрисия оставила поцелуй на шее Натаниэля, затем между ключиц и ещё чуть ниже и ниже - до солнечного сплетения. Тёмные волосы разметались, окружили Натаниэля, очерчивая его бока. Мужчине, пусть и весьма голословно, утверждающему, что он смог бы достичь всего сам, без отцовских привилегий, полагалось некоторое вознаграждение. Тем более, что разговор Патрисию несколько утомил, и она предпочла бы уйти от него в настоящий момент. Её контраргументы разбивались о юношеский максимализм и безрассудство, и Триша не могла даже встряхнуть его за плечи и сказать "очнись". Хотя кое за что она встряхнуть всё же могла.
- Ну а со мной, Нэйт? Если ты сядешь в Азкабан, а Александр будет мёртв, ты не подумал, что будет тогда со мной? - чувственно заглядывая в глаза, спросила Триша, скользя ладонью вверх-вниз.