Way down we go
Что она ни должна была бы чувствовать теперь по заверениям экспертов, Патрисия не чувствовала, продолжая по-прежнему перебирать в уме всевозможные комбинации действия, чтобы достичь желаемого. Чем она могла пожертвовать ради своей цели? Всем. И теперь в это понятие входило ещё больше, чем прежде. Но её ответ по-прежнему был неизменен - всё.
Известие о прибытии гостя застало Патрисию в личном кабинете, где она разбирала корреспонденцию, обдумывала свои планы и боролась с тошнотой. В этой части поместья было и без того достаточно тепло, так и кто-то услужливый умудрялся растопить камин всякий раз к появлению молодой госпожи.
- Мистер Розье? - Триш не без удивления отложила газету в сторону. Словно не верила своим ушам, ведь надо же было гостю прибыть именно в тот момент, когда никого из мужчин не было дома.
- Совершенно верно, госпожа. Младший мистер Розье.
И тут же от сердца отлегло: младший.
- Пожелает ли госпожа, чтобы я проводил мистера Мальсибера в гостиную и предложил чашку чая, пока он ожидает мистера Натаниэля? - домовик вглядывался так подозрительно в лицо Патрисии, словно знал больше, чем ему бы следовало. Говорят, и у стен есть уши, и как знать, спасают ли от этих ушей простейшие заклинания звуковой изоляции. Вероятно, ещё и поэтому Триша досчитала до пяти, прежде чем подняться на ноги.
- Спасибо, Руди, я спущусь к нашему гостю. Завари, пожалуйста, чайник на двоих. Мистер Розье добрый друг нашей семьи, как я могу позволить себе показаться негостеприимной? - даже если Руди не был доволен решением хозяйки, возразить ему в этот момент было нечего, откланявшись, домовик отправился готовить чаепитие.
Трише не верилось, что Эван мог совершенно случайно разминуться со своим ближайшим другом - нет, дело в другом. И поэтому женщина была отчасти заинтригована. И кроме того, ей сейчас не терпелось пообщаться с интересным собеседником, который бы не имел никакого прямого отношения к семье Мальсиберов. Ей был необходим в их застоявшемся воздухе порыв свежего ветерка - мысли, которые не успело впитать в себя старое поместье Мальсиберов. Голос со стороны, а не извне, Патрисии не хватало человека, который бы, пусть ненадолго высвободил бы её из этой маленькой, прехорошенькой тюрьмы, где ей отводилась зачастую только одна, не самая интересная роль - роль покорной жены. Жены, которая занимается домашним хозяйством: отвечает на письма руководит покупками, принимает решения о списке блюд на ужин и следит за своим внешним видом. Последним, к слову сказать, миссис Мальсибер в этот момент была не слишком довольна. Она выглядела сегодня уютно, но простовато.
- Приятно видеть тебя у нас в гостях, мистер Розье. Надо полагать, ты проезжал мимо и решил навестить Натаниэля? - это был, разумеется, не вопрос. Подобных вопросов Патрисия бы не задавала - скорее наводящая подсказка. У стен всё ещё хватало ушей, и эти уши могли вполне донести хозяину, что в его отсутствие молодая жена, кхм, принимала гостей. Причём молодых гостей мужского пола, что не очень-то хорошо могло сказаться на репутации дома Мальсиберов.
- Он будет несколько позже, поэтому позволь мне, как хозяйке дома, предложить тебе чашечку чая? - Триш улыбнулась, глядя непосредственно на Розье, лишь на мгновение, затем её взгляд скользнул куда-то левее его плеча. Домовики как раз собирались накрыть на стол.
- Спасибо, Рози, Руди, не нужно, мы сами разольём чай. Спасибо, - повторила волшебница, когда слуги недоумённо воззрились на неё. Как это, сами разольют? Общество пары созданий, преданных мужу Триш, мешало становлению приятной беседы. Чувствовалось нешуточное напряжение: хозяйка дома была готова уже отпустить свой жаждущий общения дух на волю, но ей всё ещё требовалось изображать благопристойную хозяйку.

Отредактировано Patricia Mulciber (2018-03-23 23:22:48)

Впервые за долгое время Патрисия заполучила собеседника, зачем ей было теперь копаться в его словах и отсеивать правду от лжи? Она даже и не пыталась раскусить Розье, уличить его в толике обмана. В высшем свете было принято говорить полуправдой — это правило, которое приходилось или изначально принимать, или отказываться от благосклонность людей того круга. Молодая миссис Мальсибер была воспитана весьма и весьма хорошо, чтобы не пытаться бунтовать против системы и принимать таковую со всеми её изъянами.
С точки зрения Триши, в её маленьком мирке, Эван был хорошим человеком — тем, которого было не страшно приглашать в дом. Вот она мановением волшебной палочки (невербальная левитация) разливает чай по чашкам, а затем просто откладывает артефакт чуть поодаль — даже не держит при себе, не чувствует в себе необходимости защищаться. Подобную роскошь расслабленности в военное время могли себе позволить только те, кто так или иначе относились к ПС, имели с ними родство или близкое знакомство. Патрисия даже и представить не могла, как глубоко она увязла среди этих людей. Для кого-то это настоящее чудовище, машина для убийства, а для неё — вежливый юноша, в обществе которого она могла ни о чём не беспокоиться.
- Очень жаль, что вы с ним разминулись, - подытожила она их милый фарс и улыбнулась чуть более открыто, чем того позволяли бы приличия, в ответ на комплимент, - благодарю, Эван.
Миссис Мальсибер не была кокеткой от природы,  но она изучила сполна действие женских чар на Натаниэле. Это было сродни тому, чтобы гримасничать перед зеркалом, выбирая подходящие для грядущего события позу и выражение лица. Только пасынок оказался куда отзывчивее зеркала. Со временем Патрисия начала не только использовать своё кокетство, но ещё и получать удовольствие от внимания противоположного пола. К этому, как оказалось, очень быстро привыкаешь. Вот почему ей не только было вполне комфортно под пристальным взглядом Розье, но подобное ещё и не казалось ей возмутительным.
- В любом случае, теперь вам будет не так одиноко ждать. Я не настолько занята, чтобы не спуститься к скучающему гостю. Тем более, что наши домовики могут быть немного дотошными. Лучше поговорите со мной, Эван. Расскажите, как сейчас проходят ваши рабочие будние? - Патрисия сделала лишь крошечный глоток, прежде чем отставить кружку и задать гостью один вопрос в то время, как наружу рвались десятки. Тараторить было неприлично и некрасиво, а заваливать человека вопросами — крайне невоспитанно. И женщине пришлось сдержать свой пыл, видит Мерлин, ей должно это как-то зачесться в будущем. Говорить хотелось безумно и, хотя большинство вопросов могли бы показаться бестактными и, кроме того, неподобающими для женщины: будь то политика или новости -  Триша нашла наиболее нейтральный вопрос, который бы вывел её на подобные темы для разговора. Работа в Министерстве магии была наиболее тесно связана с положением в стране, и многую информацию о настоящем хотелось услышать именно от людей, сведущих в происходящем, а не из перевранных статей Пророка. Да и просто вежливо это, спросить у гостя, как у него проходит рабочий день. Натаниэль и Эван, как бы ни были строго воспитаны, всё ещё не дошли до той возмутительной стадии, когда мужчины прекращают принимать к сведению всё, что говорит женщина и более не воспринимают её, как разумную собеседницу. Быть может, этот оскорбительный процесс уже был запущен, но Тришы он ещё не касался. Напротив — свою статность, взрослость юноши старались поднять, заполучив внимание женщины старше их возрастом. И они ещё не осознавали, что к ним Патрисия была куда ближе, чем к поколению отцов. Наверное поэтому, пока её слова ещё что-то значили, волшебница не стала ничего говорить о выборе ткани для новых занавесок, проследив за взглядом Эвана. Кое-что она изменила в доме, добавила домашнего уюта, изящества, но обсуждать подобное следует скорее с Нарциссой, нежели с молодым мужчиной.

Что же, возможно, её не считали совсем уж безмозглым созданием, с которым не следует вести серьёзных разговоров, но Розье уже был, вероятно, близок к мысли, что женщина и политика - это две сферы, которые ни в коем разе не должны пересекаться. Что толку говорить о политике с женщиной, если она, кхм, женщина? То ли дело поговорить о том, как она мило украсила дом, ну разве не умница? И от прекрасного пола может быть какая-никакая сомнительная польза. И хотя Патрисия не была в курсе маггловской эмансипации, даже по поведению нечистокровных волшебников она уже могла уловить, что за пределами круга ценителей крови отношение к женщинам стало иным. Уж не поэтому ли ярые защитники крови так боялись маггловского мира, уж не за растлевающие идеи о том, что женщина может быть цельным самостоятельным существом? Впрочем, укол недовольства был быстрым, едва ощутимым, и делиться своими рассуждениями Триша, конечно, не собиралась. Она же была послушной женщиной, а не суфражисткой магического мира. 
- Спасибо, Эван. Здесь преобладала... подчёркнутая строгость, когда я только въехала. Дому не хватало изысканности, своего стиля. Я не имела права менять интерьер полностью, и мне пришлось пойти на некоторые ухищрения. Добавить ярких акцентов, которые бы притягивали к себе внимание.  Моими инструментами стали зеркала, занавески, скатерти, свежие цветы. С их помощью я смогла вернуть гармонию внутреннему убранству дома, и я рада, что вы обратили на это внимание — чёрта с два она была рада, но, разумеется, и бровью не повела. Но Патрисия была так спокойна и дотошна в описании своих декоративных успехов, чтобы немного помучить Розье. Он сам решил, что даме к лицу разговоры о домашнем уюте нежели о политике, и она лишь следовала отведённой ей роли.
В краткой — очень краткой — политической сводке её реакция и вовсе свелась к паре кивков. Она приняла к сведению эти реплики, услышала их, осознала, но обсуждению они явно не подлежали — просто высказывались ради формального удовлетворения женского любопытства. Смотри, женщина, великое время грядёт, но ты там не сильно отвлекайся, а то суп убежит.
- Я вам верю, Эван, - Патрисия мягко улыбнулась, допив содержимое кружки. Во всяком случае, Розье не стал говорить что-то в духе «да вы всё равно не поймёте», стало быть, наличие каких-никаких мозгов в голове у собеседницы он предполагал.
- Жаль слышать, что ваши магические таланты погребены под кипой бумажной работы, - добавила она сочувственно. На деле не столько злорадно, сколько самодовольно. Видите, Розье, вам тоже не по нраву такая жизнь, как и мне. Мы занимаемся, в сущности, какими-то никчёмными делишками, которых от нас ожидаются другие, но в глубине души мы не чувствуем от этого особого восторга.
- Конечно. Погода, кажется, как раз располагает к прогулкам. Садом, правда, заведую не я, все заслуги принадлежат Руди. Там и сейчас очень красиво, хотя весеннего цветения сентябрю не перещеголять,  - Триша не знала, станет ли собеседник более сговорчивым за пределами дома. Быть может, сковывали его именно любопытные стены поместья, а вовсе не компания молодой женщины. Отчасти Патрисия и сама это понимала, чувствовала, что ходит по краю всякий раз, когда позволяет себе лишнего в разговоре. Но она умела рисковать разумно и умело балансировала на краю. Однажды, возможно, эта игра будет стоить ей положения, здоровья, жизни — но пока всё шло по её странному плану. Плану, у которого, если честно, не было чёткой разметки, Триша действовала по обстоятельствам, стараясь выжать из получившихся ситуаций наиболее полную выгоду. Она хотела найти использование и Розье, но пока не могла понять, с какой целью он прибыл в дом Мальсиберов, ведь не в самом деле он выбрал время для отлучки Натаниэля, чтобы заглянуть в гости? Хотел ли он обсудить какие-либо деловые вопросы с Александром, пока лучший друг не видит? Триша знала, что Эван с пасынком очень близкие друзья, но сейчас было мрачное время — время, когда зарождались самые неожиданные политические и личные союзы. Могла ли Патрисия использовать Розье в своих целях? Собирался ли он использовать её в своих интересах? Все эти вопросы без ответов так и роились в голове, а чай был всё же отвратительный, и то ли от него, то ли от сомнений, миссис Мальсибер изрядно мутило.
- Я слышала, что у Трэверсов на днях будет приём. Планируете присутствовать, Эван? - это ведь был всего лишь невинный вопрос, вовсе не приглашение и не намёк, если не рассматривать их именно с такой стороны. Но у Патрисии появилась мысль, шальная, непрочная, требующая проверки. Именно поэтому женщина закинула удочку и ожидала, начнёт ли клевать.

Даже Натаниэль не был столь старателен в выборе хвалебных выражений в адрес Патрисии, поэтому, что уж скрывать, конечно, она млела, даже подозревая, что дело нечисто. Миссис Мальсибер ещё раз кивком поблагодарила молодого человека, считая лишним вновь вслух выражать благодарность, иначе они схлестнутся здесь в словесной баталии, как два попугая, сумевших выучить лишь пару фраз. Она, конечно, вовсе не стеснялась и не прибеднялась, напротив, немного лукавила, если говорила, что не сделала ничего особенного.
- Будем надеяться, что за вас взялись не так уж крепко, и вскоре проверяющие оставят честных трудяг в покое, - Патрисия улыбается. Она отпирается на руку Розье, который любезно помогает подняться, - ваша забота мне льстит, Эван, вы совершенно правы, стоит что-то накинуть.
Патрисия невербально призывает с вешалки пыльно-розового цвета мантию с меховым воротом и, накинув её на плечи, направляется в сторону сада.
- О, нет, я как-то выбрала цветы, которые не приживаются в нашей почве, с тех пор предпочитаю отдавать это на откуп домовикам. Они лучше меня знают, как обходиться с растениями, - поспешно отрицает миссис Мальсибер, она кокетливо выдаёт свою несостоятельность в качестве садовода. Она, конечно, умалчивает о том, что её передёргивает от мысли о копании в земле, и передёргивает от того, что кому-то в голову приходит ассоциировать её с сорняками и лопатой. Отвратительно. Патрисия не успевает возразить на слова Эвана, который старался прикрыться работой, чтобы избежать скучных светских приёмов. Женщина готова поддержать его в этом стремлении и хочет убедить, что в её компании он со скуки, по крайней мере, не умрёт. Но в следующее мгновение атмосфера начинает стремительно накаляться, и Триша ощущает на своей талии чужую руку. Будь она роковой и отчаянной женщиной, она, верно, должна сейчас звонко расхохотаться, запрокинув голову, и умилиться искренности молодого воздыхателя. Но она такой не слывёт, не умеет усмирять чужую прыть и не кокетничает напропалую, а старается всего лишь брать от ситуации максимум выгоды. И всё, что происходит прямо сейчас, будем честны, только ей на руку. Разум ещё не успевает сфокусироваться на происходящем. Патрисия готовилась выискивать возможную пользу, силиться развернуть Эвана в свою сторону. А всё выходит совершенно иначе, и молодой Розье буквально требует использовать его в своих целях. Это несколько ошеломляюще, но весьма своевременно. Трише приходится воскресить в памяти недавнюю близость с Натаниэлем, чтобы вызвать на лице румянец искреннего смущения – эмоцию, которая ей крайне несвойственна.
- Эван... я не ожидала такого интереса к своей персоне, - она с трудом оживляет на лице скромную улыбку и смотрит на Розье. Ей следовало бы поощрить его внимание и выразить благодарность, намекнуть на благополучный исход, но только не так, чтобы позволить ему многое, и не так, чтобы он сразу поверил в счастливые возможности.
Триша кладёт свою ладонь на грудь Розье – не то хочет ощутить молодое и горячее сердце, не то сохранить между ними минимальное расстояния, чтобы не позволить себе лишнего. Как милующиеся голубки, не иначе. Сейчас она смотрела на Эвана иначе, стараясь рационализировать всё произошедшее. И почему она сразу не выбрала его? Почему Натаниэль, а не посторонний человек, не замешенный напрямую в Мальсиберовской грязи? Он был полезен, хотя и не слишком ценен. Юный любовник может пойти на преступление ради многообещающего намёка, и разве женщины во все века не использовали себя, чтобы добиться желаемого? Почему же тогда Триша чувствовала не радость от обретения нового кавалера, скорее отвращение. Она любила Нэйта, это было глупо и безрассудно, и бессмысленно, и всё же. Но планы важнее любви, важнее чести и преданности, так ей казалось. Запах цветов казался томным, и от него слегка мутило. Патрисия ещё помолчала, прежде чем заговорить.
- Почему ты не говорил мне раньше? – её глаза потеплели, начали улыбаться, - мы не можем пойти вместе на приём, но, конечно, можем случайно там столкнуться. И ты будешь должен мне танец.

- Кто бы мог подумать, что ты такой скрытный юноша, – Патрисия румянится ещё сильнее и даже как будто стыдливо опускает глаза, изучает свои ноги и траву (Стоптанная... стоит сказать домовикам, чтобы они лучше ухаживали за лужайками). Женщина привыкла к тому, что красота привлекает мужчин, заставляет их творить порой безумные вещи, но не стоило слепо доверять этим порывам. Мужчина, восхищавшийся грациозностью гнедого скакуна, может без зазрения совести застрелить его после первого же поражения. Это хищное желание навесить на себя как можно больше орденов, украсить стены трофеями было славы: только это чувство и делает чистокровного мужчину мужчиной. Впрочем, такими могут быть и люди менее благородные, тогда это может выражаться иначе. В это верила Патрисия, и не воспринимала Розье совсем уж наивно, хотя и не сомневалась, что юный ловелас вполне может увлечься горячей мачехой лучшего друга.
- Эван... я бы хотела обладать такими возможностями, - Патрисия прячет грустные глаза, когда проводит свободной ладонью по щеке молодого человека. Розье сам скинул ей козырного туза, с такими картами на руках миссис Мальсибер просто не может проиграть. А ей требовалась помощь  в одном щекотливом деле, исключительно мужская помощь — от человека, который бы испытывал к ней романтические чувства и не был бы представителем славной фамилии Мальсибер. Иными словами Эван подходит идеально на эту роль.
- Я знаю, что Александр плохой человек, теперь знаю. Когда я выходила замуж, никто не знакомил меня близко с будущим супругом, мне лишь представили его и Натаниэля, мы отобедали вместе пару раз, но не более того. Меня никто не предупреждал... и мне никто не давал выбора. Я была престарелой девой, которую следовало сбыть с рук, и меня продали наиболее выгодной пассии. Выгодной в финансовом плане и в деловом. Я выгодная покупка, Эван, - Патрисия смотрит на Розье с горьким сожалением, сейчас она хотя бы не врёт и не притворяется, сейчас всё было искренне, и именно поэтому Триша ощущала внутреннее сопротивление. Её сердце  против откровенных речей, её естество противится тому, чтобы приоткрыть душу для постороннего человека.
- Теперь нас двое его пленников, двое людей, которых он мучит и угнетает — я и Натаниэль. И всё, что нам остаётся — это ждать и верить, что Александр однажды будет милостив настолько, что умрёт и оставит нас в покое, - Патрисия кажется отчаявшейся, когда прижимает в своему сердцу ладонь Розье, ей горько и больно, и она не знает, что делать дальше. Надежды нет, и нет веры в то, что судьба будет милостива. Проходит несколько мгновений, прежде чем Триша всё же отняла руку от своей груди и делает шаг назад. И ещё один — задевает каблуком какой-то вынырнувший за пределы клумбы цветок, и низкий цветочный запах ударяет в нос. От него становится даже немного дурно, и женщина прижимает ко рту тыльной стороной ладонь на пару секунд.
- Я могу обещать тебе танец. Один, два, десять — сколько захочешь, но я не могу обещать чего-то большего. Александр держит меня на коротком поводке, я не могу сама сорваться с места и уехать в неизвестном направлении, я должна заранее сообщать, где и сколько я пробуду. И, самое главное, я всегда должна быть на людях, если выхожу за пределы поместья. Так что я скорее тут пленница, чем хозяйка. Это, - Триша обводит рукой сад, не самый буйно заросший, не самый уединённый, - наибольшая свобода, которая у меня есть. Не более того. Я могу свободно гулять по своему саду, но не уходить за его пределы. Только теперь я понимаю, что работая на отца бесплатно, я была свободнее, чем сейчас. Даже тогда в Лондоне я могла передвигаться свободно, не опасаясь, что буду сразу в чём-то заподозрена. Теперь я могу лишь выбрать шторы и зеркала, чтобы украсить свою милую тюрьму.

- Боитесь сплетен, мистер Розье? - чуть насмешливо уточняет Патрисия. Она хоть и потрясающе вежлива, всё же не стесняется немного поддеть собеседника. Не настолько сильно, чтобы он вышел из себя. Поддразнить лишним не бывает. В конце концов представительницы прекрасного пола, которые ведут себя всегда положительно и скромно вызывают не более чем скуку у мужчин. Это Триша осознала достаточно быстро и, признаться, раньше с огромной охотой использовала, чтобы разогнать потенциальных ухажеров.
- У меня нет права выбора, и его не было. Возможно... я бы выбрала тебя, если бы могла. Но у меня достаточно живое воображение, чтобы я могла себе подобное представить. Ты был бы хорошим супругом, Эван? Ты бы обо мне заботился? - Патрисия заглядывает в его глаза, надеясь найти подтверждение, обещание. Но её игривое настроение быстро улетучивается, когда разговор возвращается к серьёзным темам.
- Я хочу, чтобы ты помог мне... чтобы ты помог нам, - тихо отвечает она, возвращаться обратно в свои правдивые чувства тяжело, как пытаться влезть в школьную форму. Она уже тесна, она уже и не должна подходить, но ты упорно веришь, тянешь края близки друг к другу, одёргиваешь подол. Патрисия чувствует себя тяжеловесной, мрачной, неуклюжей. Она как будто наглоталась камней, хотя камень внутри только один, но он тянет её ко дну. Это не то будущее, которого она себе хотела, и она ещё к этому не готова, как бы косо ни смотрели на неё знакомые мужа.
- Да. Я хочу этого, Эван, я так хочу этого, - подобострастно шепчет она, - но для этого нам нужно, чтобы Александра не стало. Ты понимаешь? У меня нет другого выхода. Только тогда я смогу стать твоей.
Её рот кривится, шубы дрожат. Она сказала это вслух, это смешно, это грустно. Она хочет избавиться от Александра, и она боится, что он узнает правду. Как? Может, треклятые домовики уже всё знают или догадываются. А скоро узнают и не только они. С этим нужно что-то делать, нужно как-то жить дальше и разрешить эту насущную проблему. Не только существование Александра, который довлел над ней, над Натаниэлем, но и проблему более конкретную. Проблему собственного ужасающего положения. Она чувствовала, как в ней зарождается новая жизнь, непрошеная, нелюбимая. И был шанс, что ребёнок от мужа, и этот шанс душил её. Уже из-за одного этого шанса она понимала, что не сможет полюбить этого ребёнка. Что сделает Александр, если узнает правду? Что сделает отец, если узнает правду? А что может натворить Натаниэль, если, не дай Мерлин...
Кругом этот не родившийся, ещё не сформировавшийся ребёнок был виноват, и его жизнь для Патрисии значила ровно столько же, сколько и жизнь собственного мужа. Баласт, не более того. И наступает время наиболее подходящее, чтобы избавиться от всего лишнего.
- Ты сможешь помочь? У тебя хватит... - она осекается, чтобы не сказать вслух «смелости», она не будет называть Эвана трусом, не будет в глаза, не будет вслух. Он же не глупый, чтобы не прочитать между строк. Он очень догадливый молодой человек, но смелый ли, а?

- А ты бы смог? Убить человека? - Патрисия мало знает о том, как проводят свободное от работы время Натаниэль и Эван. Если бы знала, возможно, она не чувствовала бы себя так спокойно в их обществе, но счастливое неведение дарило ей необычайную лёгкость и спокойствие. И всё же это ни к чему не вело: разговор двух лжецов, которые не могли пока поймать друг друга на лжи да и не пытались, не вдумывались в каждое слово, не силились найти подвох, мог литься чистой рекой, но не более. Один тянет одеяло на себя, другой в свою сторону, цели разные, разные способы их достичь. И сколько бы они ни умасливали друг друга, результата здесь не будет, будут только слова, за которыми зияющая пустота. Как жаль, что нельзя знать наверняка, какой разговор принесёт чистую выгоду, а какой окажется пусто тратой времени. Однако, даже сейчас Патрисия ещё не знала, что все её труды напрасны. И ещё она не могла предположить, что её слова о замужестве Розье воспримет серьёзно и даже постарается их осмыслить.
- Я знаю, - она улыбается, хотя секундой позднее в её лице появляются нотки грусти, и она повторяет уже тише, - Я знаю...
Может, она сожалеет о том, что человек, обещающий ей луну, солнце и весь мир, не является её законным супругом, и всё, что он может на деле - лишь в саду шептать ей о любви. Или, может, она сожалеет о том, что он много и красиво говорит, но все девушки, даже самые воспитанные, чистокровные до мозга костей, привыкшие подчиняться мужчинам и верить им до последнего, знают, что нет более глупых и наивных обещаний, чем про небо и звёзды - нет чего-то ещё более напыщенного, глобального и не значащего совершенно ничего. Магглы могут обещать звезду с неба, но не смочь вынести мусор. Волшебники могут сулить луну, а утром забыть об обещанном письме с совой. Патрисия всё ещё верила в то, что Эвана можно направить в верно русло, однако, она понимает уже, что говорит он несколько больше, чем имеет в виду, и это её несколько огорчает.
- Я бы тоже этого хотела. Я многое бы отдала за то, чтобы только чувствовать себя свободной от уз этого брака и позволить себе такую свободу. Позволить твои прикосновения и нежность, - Патрисия прикрывает глаза и наслаждается лёгким касанием Розье. В этот момент она выглядит совершенно довольной, мысленно возвращаясь к Натаниэлю, который скоро вернётся. От одной этой мысли сердце бьётся быстрее, и даже не в романтическом предвкушении, хотя улыбка на губах миссис Мальсибер такая светлая, беззаботная, как будто она и в самом деле отпустила мысли о муже и позволила себе получать удовольствие от этого момента. А думала она о том, что, слава Мерлину, времени совсем не хватит, чтобы позволить Эвану что-то большее. Когда она придвигается, чтобы подарить Розье едва ощутимый на губах сладкий поцелуй, она уже знает, что в дом кто-то трансгрессировал: или супруг, или пасынок. Кто-то из мужчин вернулся, и это значило, что времени осталось в обрез.
- Я надеюсь, что увижу тебя на приёме, пусть даже на нас будут обращены сотни глаз, что они значат для меня, если ты будешь рядом? - она отстраняется, но взгляд ещё не отводит, - я не стану говорить ничего Нейту, мы с ним не слишком близки. Он всё же твой друг, а с моим присутствием в доме он просто вынужден мириться. Но будь Надеюсь, он ничего не заподозрит, меньше всего я хотела бы портить то шаткое перемирие, которое у нас с ним установилось в последнее время.