Ветер сбивает к курса - если он конечно же был. Они с Родольфом барахтаются в воздухе как две склеившиеся лягушки, которые скорее пойдут на дно, чем взобьют из этого молока хоть какое-то подобие масла.
Молнии распарывают низкие облака и воздух, так что он трещит как расползающаяся ткань. А может это и есть ткань - их общее "крыло" слишком ненадежное и хрупкое, чтобы выдержать такое.
А может нет, вот только молниям все равно. Одна из них попадает прямо в цель, в их развернутое беззащитным боком тело.
Нитки лопаются с хрустальным звоном, так что слышно наверное до самого горизонта.
Они с Родольфом падают вниз как камень сброшенный с обрыва. Никакой возможности замедлить падение, никакого шанса спланировать, чтобы смягчить удар. Рабастан ударяется головой так, что ему кажется, будто из расколотого черепа сейчас вытечет мозг. Вытечет и запечется гадким серым месивом на рубиновом камне.
Лопнувшие швы кровоточат.
Кажется, что брат так близко - только дотянись рукой и ты снова не один, будет двое. И он тянется, не посмотрев ни на черту рассекающую камень, не слыша как гудит воздух и как волосы на затылке поднимаются дыбом.
Новая вспышка молнии сверкает прямо перед глазами. Пальцы правой руки немеют и становятся чужими: жар ползет вверх по фалангам, небесный огонь сплавляет остатки ткани и кожи воедино, чернотой выжигая змеистые узоры. Отдергивать руку слишком поздно - она висит бесполезной плетью, тяжелая, будто налитая свинцом.
- Эгнус? - зовет он, баюкая на груди омертвевшую руку. - Эгну-ууус?!
Минуту назад ему было жарко, а брат лежал на расстоянии вытянутой руки. Теперь его знобит, мысли путаются, а по спине течет липкий холодный пот. И впереди - никого. Только пустое место и росчерки молний.
"А был ли Эгнус? Кто это вообще такой, почему я помню это имя?"
За спиной у него движутся камни. Рубины выворачиваются наизнанку неправильной друзой - там в узкой щели, через которую едва ли может протиснуться взрослый мужчина, ничего ценного на вид. Только комья земли, вывороченные корни и острые камни.
Но что-то заставляет его, Брана, тащится к ней, как будто в этой дыре спрятан клад.
Сокровище.
Ключ к шифру.
Секретик.
Он совсем не видит, что у этой дыры, помимо прочего еще и острые-преострые зубы.

Отредактировано Rabastan Lestrange (2019-03-30 08:54:25)

Рабастана ведут не глаза, не слух, а только чутье. То самое, которое всегда подскажет жене, в каком кабаке сидит ее благоверный, пропивая семейные деньги. Или, в случае с Браном, в какое очередное дерьмище вляпался его брат.
Он подходит к разлому в скале, чуть пошатываясь на нетвердых ногах. Холод ползет вверх по руке, вспоротая молниями кожа становится сначала грязно-серой, а еще чуть позже начинает блестеть, словно ее отполировали. И тяжелеет зараза, с каждым шагом, словно на нее кто-то привешивает гири: одну, и еще одну, и еще. Плечо едва не выскакивает из сустава под ее весом, приходится помогать себе второй рукой.
В щель он засовывает обе руки - хорошо еще, что не голову. Правая падает под собственным весом, ударяясь о камни - Бран не чувствует боли, только слышит скрежет будто одни камни скребут о другие. Или о металл. Левой он тянется вперед, хватая сначала воздух, потом корни, а потом, какую-то мокрую паклю. Сразу и не понять, что эта вот дрянь - Эгнусовы волосы, только вымазанные в крови и земле.
Эгнусовы и никак иначе - ни один оборотень, кем бы он ни был не станет таскать не себе такое, только его брат.
За эту-то паклю Бран его и тянет - даже если вслед за ней вытянется только Эгнусова голова отдельно от всего тела. Может они тогда хотя бы поговорят по-нормальному?
Стенки разлома сжимаются, силясь перекусить и прожевать их обоих. Бран упирается плечом в одну из них, подталкивает непослушную руку коленом, так чтоб она как распорка встала у зубастой щели в пасти. Камни-зубы крошатся о плечо, о локоть, о намертво стиснутый кулак.
На руке проступают рисунки и они кажутся Брану одновременно чужими и очень знакомыми. Как будто он уже видел их когда-то давно. Или может они ему только снились.
Тот, кого он вытягивает на свет - упирается. Бран упирается тоже - ногой прямо в рубиновую стену, так что по ней ползут новые трещины.
- Давай, братец. Вылезай. Или ты думал, что я брошу тебя здесь?
Он выдергивает Эгнуса из земли как огромный корень. Лишившись противодействия, Бран валится на землю, едва не получив в нос собственной железной рукой - та падает совсем рядом с его головой, высекая искры. Эгнус падает сверху, придавливая собой и чем-то еще.
Это что-то ползет у него по спине, переваливается через плечо и плюхается Брану на лицо как маска: залепляя глаза, нос и рот, лишая возможности не только говорить, но и дышать. Какая-то дрянь лезет ему прямо в глотку и он, даже не успев подумать, наотмашь ударяет ее железным кулаком.
Пальцы измазанные в чем-то скользком и липком дергаются раз, другой, а неловко двигаются тянутся ко рту.
А потом Брана тошнит. Черным порошком, желчью и еще вот этим... кусками того, что успело пролезть к нему в рот до того, как он все таки щелкнул зубами.
Хорошо еще, что он успевает повернуть голову, что не захлебнуться.
И только потом, Бран понимает - все до единого зубы у него во рту острые.

Наизнанку его выворачивает и так и эдак и Эгнус со своими шупальцами, засунутыми в чужую глотку, совсем не помогает. Так Брану кажется по началу, до того момента как мозги ему выворачивает тоже, помогая видеть мир пусть и не таким пестрым, зато с точностью до мельчайших деталей. Словно остроту его зрения выкрутили на максимум, до того четкими вдруг становятся тени и даже неуловимое движения воздуха он теперь отчетливо видит, а не только ощущает кожей.
Тем более, что кожи, в привычном понимании у него теперь тоже нет. Он смотрит на свои пальцы - увенчанные когтями, недостаточно острыми для того чтобы резать как лезвие, но вполне пригодными для того чтобы рвать на части.  Крохотные темные пятна начинаются у крайних фаланг и ползут к запястью, оплетая его отражением того рисунка, что оставили молнии. Теперь картинка складывается воедино.
Зрачок, сузившийся в тоненькую линию, на секунду прячется за мягким третьим веком, а потом смотрит - сквозь рубиновые скалы, сквозь железные жилы и черноту бурлящую за ними как смола в котле. Сквозь Эгнуса, словно тот сделан из стекла.
Бран поводит головой из стороны в сторону, шумно вздыхая и словно бы пробуя здешний воздух на вкус. Морщится, как от дурного запаха - тот и правда дурной и больше всего напоминает запах скотобойни, где никто не удосуживается оттирать кровь от пола.
Тому что копошится у них с братом под ногами нет имени, но Бран опускается на одно колено, цепляет когтистой лапой склизкую дрянь и всматривается, поднося к лицу так близко, что тварь пытается снова вцепится ему в лицо. Ничего не выходит. Бран разочарованно вздыхает, как учитель или отец, чьих надежд не оправдал очередной (который по счету?) отпрыск. Большой палец чертит когтем там, где у более реального существа находилась бы глотка, вспарывая тонкую кожу как чехол и вытряхивая вниз его содержимое. Саму шкуру он отбрасывает в сторону, а после брезгливо вытирает руки о то, что когда-то было его собственной рубашкой. Теперь, когда он с ног до головы закутан в леопардовую шкуру, рубашка ему больше не нужна. Он чувствует себя настоящим, наконец-то, спустя столько лет и ему до невозможного хочется продлить это ощущение. Как можно дольше остаться собой, не нуждаясь в том чтобы упаковываться в образ, навязанный чужими глазами.
Хвост Брана метет по земле, щекотно бьет Эгнуса по щиколоткам. В таком благодушном состоянии он не заставал себя очень и очень давно. Тек что нечего моменту пропадать зазря.
- Я хочу осмотр-реться. А тебе порр-ра домой, бр-рат, - Бран как никогда прекрасно понимает, что для них двоих любой мир будет слишком тесным. Утроба матери, колыбель, детская, Холл. Что-то должно случится чтобы все это можно было разделить пополам так, чтобы никто не чувствовал себя обделенным. Может самым правильным решением будет просто поделить дом на наружность и изнанку, оставляя каждому по одной из этих частей.
Тому Брану что теперь снаружи это кажется просто восхитительной идеей.

Отредактировано Rabastan Lestrange (2019-10-06 20:45:55)