Daily Prophet: Fear of the Dark |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Daily Prophet: Fear of the Dark » DAILY PROPHET » [18.03.1972] the nights were mainly made for saying things
«вещи, которые никак не могут подождать до завтра»
RABASTAN LESTRANGE, LORD VOLDEMORT
Дата: 18 марта 1972 года.
Локация: Лондон, паб (название которого решительно ничего вам не скажет).
Я покажу, что нарисовано на моей руке, если ты покажешь свою.
Отредактировано Rabastan Lestrange (2019-01-24 22:42:07)
Последствия вчерашнего дня превратили город в декорации к спектаклю не то о войне, не то о катастрофе: в промозглом тумане редко удавалось заметить мелькнувшую тень, зато стоны "раненых" посредством неумеренного потребления крепких напитков раздавались из каждой второй подворотни. Рабастан даже думать не хотел, что творится, к примеру, в Дублине, если даже в Лондоне, почти в центре, все было так плохо.
Сам он на сегодняшний день поставил, как в преферанс, в надежде, что отсеяв всех тех, кто собирается в питейных заведениях только для того чтобы надраться, можно сузить круг поиска.
Все что было у него до этого - несколько случайно подслушанных слов в Холле, сплетни тянущиеся из публичного дома, которым, в числе прочих заведений, владеет Родольф. Так или иначе, все в его жизни было завязано на Родольфе и это обстоятельство Рабастана чрезвычайно раздражало. К несчастью, он все еще не мог придумать, как обойти это свое проклятье и раз за разом его попытки сбежать приводили его обратно к этой мраморной глыбе, у которой из под манжета рубашки нет-нет, да и выглядывал черный змеиных хвост.
Сперва Рабастан пытался искать ниточку, которая привела бы его к нужному человеку среди гостей "Fleur de lis". Он потратил на это бессмысленное занятие несколько недель, так ничего и не добившись. Маски на этих господах сидели как приколоченные, а рот все время был занят чем-то не тем. Повезло ему лишь единожды, когда один из работников, кажется, вышибала, неосторожно обронил что-то про "метку", потирая запястье. Рабастан вцепился в него как клещ, но не узнал не так уж и много - только о том, что они с приятелями собираются в пабе в Лютном, чтобы кое-чего перетереть.
Назавтра, его ждало целых два разочарования.
Во-первых, пабов в чертовом Лютном переулке было как грибов после дождя и Рабастан, потративший четыре года на приключения вдали от родной Англии, не имел даже близкого представления о том, в каком из них могут обстряпывать свои делишки эти меченые.
Во-вторых, его невольный информатор обнаружился в двух кварталах от дома с проломленным черепом и вряд ли мог сообщить еще хоть что-то.
Ленивое мартовское солнце давно закатилось за крыши, небо почернело как дно котелка, сам он успел трижды выпить дрянной виски в не менее дрянной компании и чуть не попрощаться с кошельком, а ставка его все еще не сыграла. Никто из этих людей, чью работу не принято было обсуждать в приличном обществе, ничего не знал о, так называемом, "Темном Лорде". Впрочем это совсем не мешало им произносить это имя с придыханием, которому позавидовали бы все манерные девицы светских салонов, без исключения.
Распрощавшись с очередными любителями потрепаться, Рабастан остался за столом один - девица, решившая было попытать счастья и подзаработать, оставила его после того, как он не обратил внимания на ее руку у себя на колене.
Стакан с виски, уже наполовину пустой, прятался у него в ладонях. По поверхности жидкости расходились круги - Рабастан всматривался в них, совсем не надеясь увидеть хоть на дне стакана что-то стоящее.
"Лишь бы не смотреть вокруг."
Из рукавов ужасного и колючего (даже на вид) свитера, виднелись только пальцы, побелевшие, как у покойника.
Технически, он и будет покойником, как только Родольф узнает, что он вынюхивает за его спиной.
"Точнее, если он узнает."
- Неужели это единственное место, куда можно сесть?! - раздраженно спросил он, услышав, как двигается соседний стул и ножки его чертят по полу. - Найди себе дру...
Он не успел закончить, наконец подняв глаза.
Человек, стоящий напротив совершенно точно не был давешней девицей, да и вообще девицей не был. Но лицо его все равно казалось Рабастану смутно знакомым.
Наверняка во всем был виноват дрянной виски.
Каждое порождает подобное себе.
Вариация этого наблюдения подавалась как великая мудрость во многих культурах – и нельзя было сказать, что в формате иносказаний восточно-европейских языков истина была более доходчива. Что же касается английской прямолинейности – то в случае Лестрейнджей она попадала в точку. Каков отец, таков и сын – так говорят?
Они были похожи все, словно размноженные копировальным заклинанием – Родрик, его отец, его два сына, которые и между собой были совершенно неотличимы.
Другой вопрос, что это, пожалуй, было той еще фикцией.
Особенность рода – наследники должны выглядеть уменьшенной копией своего родителя, вести себя также, думать также, говорить также. Фирменный стиль, столь ценимый в высшем обществе. Несведущим того хватало сполна.
Тот же, кто хотел и умел смотреть – то удивлялся, как настолько похожие в целом люди могли быть такими разными. Это было даже не влиянием среды, пожалуй, но реакцией характера на другие характеры. Наблюдать за этим было крайне занятно – особенно изнутри.
Родрик отличался от собственного отца как луна отличалась от солнца – оба светят, оба на небе, но на том совершенно все. И несмотря на то, что его школьный товарищ был покорным и примерным сыном, отца своего он почитал за слабака и труса, не способного на волевые решения. Том не торопился в выводах совершенно, но зато собственный о Лестрейндже сделал достаточно точно. Об обоих Лестрейнджах.
Рудольфус же… Что ж, он был представлен Волдеморту довольно рано – как только Родрик нашел, чем в сыне гордится. Второй же сын… тут, пожалуй, была традиционная история – наследник и тот, второй. Родрик от своего господина и не скрывал, что «второй» - это на случай, если наследник вдруг убьется по глупости до положенного срока.
Наследник, впрочем, станцевал вокруг убиения совершенно иначе. Нельзя сказать, что Лорд сожалел о том, что лишился одного из давних соратников – о таком и не сожалеют, а спокойно вздыхают и расслабляются. Хотя, безусловно, было интересно посмотреть, как сдерживается Рудольфус до свадьбы и становления счастливым «полноценным наследником» и как метет хвостом Родрик, не догадываясь, что его судьба уже предрешена.
Что же до Рабастана… Они были знакомы шапочно, практически мельком – Родрик представлял юношу еще подростком, но тогда он еще смел намекать своему господину на то, что не собирается приобщать своих детей к их общему делу.
Несовершеннолетние сторонники Лорду были совершенно не к спеху, а мнение Лестрейнджа касательно судьбы и планов на других Лестрейнджей его интересовало чуть менее чем мало. И юноша не удивлял. Его брат, впрочем, тоже не удивлял сразу же – но он явно привык выделяться сильнее, чем второй сын. В конце концов, его к тому говорили. Рабастан же предпочитал скрываться в тенях.
И неплохо так скрываться.
О его теневой деятельности доложил даже не Рудольфус – тот определенно не знал – а Долохов, вполглаза присматривающий за своими птенцами на свободном выгуле.
Тогда же он и укоротил пару длинных языков, найденных Рабастаном. Что как минимум намекало на некоторый бесспорный талант.
А еще самостоятельность. Он не пришел к брату с просьбой устроить ему аудиенцию, равно как и не стал искать возможности предложить свои таланты и заслужить косточку как цирковая живность. Нет, он пошел своим путем – пусть это было сродни возни в песочнице, тем не менее – было достойно.
- Рабастан, - проговорил Лорд, пропуская мимо ушей то, как огрызнулся Лестрейндж. Видимо, он был не первым, кто нарушал его уединение этим вечером. Впрочем, можно было понять желающих поживиться.
- Рабастан Лестрейндж, - он сел за стол напротив и откинулся на жестком деревянном стуле так, будто это был трон. – До меня дошли слухи, что вы интересуетесь некоторой секретной организацией, - Лорд усмехнулся краем губ, не отрывая недвижного прямого взгляда от лица молодого Лестрейнджа. – По некоторому стечению обстоятельств, я имею… непосредственное отношение к этой организации, - он провел палочкой и тотчас на них упала оглушительная тишина. Не было слышно ничего – ни сонного пьяного гомона у стойки, ни бормочущего колдорадио.
- Полагаю, вами движет некий интерес? Надеюсь, не праздный?
А вот тут должен был быть вопрос, «помните ли вы меня, Рабастан», но Лорд решил его не озвучивать. Слишком банально.
Эта же ситуация требовала небанальных решений и слов.
Он достал портсигар, вытянул оттуда сигарету и закурил. Портсигар он оставил на столе, чуть отодвинув. Мелкие вещи, которые помогают наладить контакт – не стоило пренебрегать ими.
Рабастан выпрямил спину, вскинулся как охотничий пес, настороженно втянул носом воздух в котором вдруг повеяло запахом дичи. Не то на собственное имя (реакция вбитая ровнехонько между лопаток), не то на легкое движение палочки - будто ожидая, что вслед за ним незамедлительное последует удар.
С такого расстояния, при таком расположении тела - даже если забыть о том, что перед ним может стоять знатный головорез - едва ли у него хватило бы времени закрыться или ответить ударом на удар.
"Я вас знаю! Вы мистер Том Риддл," - хотелось сказать ему, но он молчал, перекатывая эти слова на языке. Они ничего не значили, потому что на самом деле он знал этого человека в лицо, знал его имя, но ничегошеньки не знал о нем.
- Я надеялся, что не стану причиной слухов, - вздохнул Рабастан, не пытаясь (или не решаясь?) отвести взгляд, опрокинул в себя виски и, наконец, опустил стакан на стол. Хотелось освободить руки, как будто это могло спасти его.
В накрывшей их тишине, стук, с которым стеклянное дно встретилось с поверхностью стола казался оглушительно громким.
- Если бы я хотел просто поиграть в сыщика, то пошел бы стажером в аврорат, не находите? Не нужно быть гениальным, чтобы получить такую возможность, - ответил он вопросом на вопрос о праздности его интереса. Возможно, стоило быть повежливее, но этот выпад явно задел его гордость.
Он помнил его - этот мистер был частым гостем Лестрейндж-Холла, когда они с Родольфом только привыкали ко взрослым именам, а потолки казались высокими как небо. Отец соизволил познакомить их на его четырнадцатилетие, когда половину лица у него закрывала повязка, наложенная колдомедиком - Родольф, маленькая дрянь, тогда едва не лишил его глаза. Впрочем, сам он в долгу не остался, именно по этому тогда их с мистером Риддлом и познакомили - Родрик не был уверен, что после того происшествия ему не придется скоропостижно сменить наследника (ведь лучше одноглазый сын, чем лишившийся мозгов тупица)и пытался подстелить соломы.
Теперь, много лет спустя, он был рад, что тогда не пошел до конца. И не хотел, чтобы кто-то другой сделал это за него.
Родольф нужен был ему живым и на своем месте, в противном случае, карточный домик, с таким трудом выстроенный, грозился рассыпаться от малейшего сквозняка.
- И что дальше? Я должен как-то доказать вам... что именно? Что я не хуже, тех идиотов, не способных придержать язык, которых нашли с вытекшими на мостовую мозгами? Вряд ли вам будет довольно того, что я Лестрейндж.
"Хотя Родольфу, очевидно, хватило именно этого", - думает он и эти мысли наверняка отражаются на лице. Когда-нибудь, он перестанет во всем сравнивать себя с братом.
Когда-нибудь, но не сейчас.
Он мельком бросает взгляд на портсигар, запоминая форму и гравировку на крышке, но не просит разрешения взять сигарету и уж тем более не тянется за ней без спроса. Если его "кругосветное путешествие" чему его и научило, так это тому, что не стоит есть, пить и вдыхать что бы то ни было, из рук людей, которым ты не доверяешь.
Этому человеку Рабастан не доверяет. Пока.
Мистер Риддл не спешит выкладывать карты на стол, а Рабастан не привык пасовать всего лишь перед неизвестностью.
У него нет в рукавах тузов, не припрятан джокер, он пока что и вовсе вне игры.
Отредактировано Rabastan Lestrange (2019-03-30 08:53:30)
- А тебе достаточно быть лишь Лестрейнджем? – Волдеморт откинулся назад немного и с удовольствием затянулся, не отрывая пристального глубокого взгляда от Рабастана.
Родрик говорил о сыновьях редко. Он вообще не слишком часто говорил о семье, но много говорил о наследии Лестрейнджей, и потому в каком-то смысле крайне раздражал своего господина.
Он делал превознести свою кровь, но не слишком горел желанием эту самую кровь куда-либо выливать. И это было для Тёмного Лорда несколько… неприятно. Собственно, он потому и сам пришёл к наследникам крови Лестрейнджей, чтобы понять, что там не только бурдюки с кровью.
Прелесть Рудольфуса была в том, что тот вообще не делал быть носителем крови – в его случае, рода – но не собирался от этого никуда деваться, а все прочее для него было… забавно. Лорд предложил ему закрыть некоторые гештальты и его накрыло невероятном рвением Рудо к этому факту.
Что же до Рабастана… да, тот все ещё был тенью для Лорда. Тёмной, но от того не менее интересной. Лорд любил открывать самые тёмные двери и разбираться с их содержимым, перебирая как ценности, запертые на чердаке.
И дело было совершенно не в легилименции. Лорд её даже не использовал сейчас. О нет, он рассматривал Лестрейнджа, его руки, увитые татуировками и отстраненно думал.
- Я не спрашиваю доказательств, Рабастан. Собственно, твой брат пришёл ко мне сам потому как так положено было, потому что есть Лестрейндж и его отец есть Лестрейндж. Ты носишь эту же фамилию, ты делишь эту же кровь, но определяет ли тебя это всецело? – Лорд растянул тонкие губы в улыбке и внимательно посмотрел на руки Рабастана. Тот освободил их от стакана, и Лорд коротко повел пальцами, поднимая в воздух бутылку и наполняя стакан огневиски снова. Выглядело это как невероятная магия, давшаяся легко, но на самом деле, это было ловкое касание палочки, скрытой в рукаве.
Интересно, Рабастан заметит это? Он уверен был, что да. То, что способно впечатлить менее ловких и более глупых – вряд ли было это впечатлило Лестрейнджа. Что того, что этого. Но сейчас Лорда интересовал исключительно этот.
Волдеморт лёгким движением открыл портсигар и внимательно посмотрел на Рабастана. Тот был осторожен, как была осторожно небольшая ядовитая змея. Смертельно опасная, с ядом, который в миг оставлял мертвецов, но пугливая при этом, скрывающаяся в тенях.
Рабастану подходили тени. Лорд видел в этом некоторую гармонию.
Он задумчиво склонил голову набок и посмотрел на младшего Лестрейнджа более пронзительно.
- Ты не хуже мелких сошек, трущихся в Лютном, о, естественно, - Волдеморт негромко рассмеялся так холодно, что это даже не воспринималось смехом, а скорее ледяным всплеском воды в зимней реке. Дело было в том, что Рабастан действительно развеселился его сейчас, хоть ни глаза, ни голос Лорда не тронуло и намёком на веселье.
Он видел, что Лестрейндж действительно хочет присоединиться к нему, он даже не рассматривает иной вариант, уверенный в том, что ему требуется что-то доказывать и добиваться своего места. И вряд ли он хотел этого действительно, но тем не менее – он следил за Рудольфусом явно не из ханжеского страха того, что как бы со старшим братом чего не вышло.
Это для него было вопросом престижа, не меньше. Не хуже брата быть как минимум.
Волдеморт же их не сравнивал. Каждый маг для него был индивидуален, и каждого мага он мог использовать по-своему. И Рабастан с его маниакальным желанием быть не хуже брата… что ж. Он был, существовал в этом мире, но хотел ли сам Лестрейндж существования такого Рабастана.
- Вряд ли ты желаешь что-то доказывать мне, хотя я бы посмотрел на эти доказательства, безусловно. Мы едва знакомы с тобой – не считать же знакомством то неловкое представление своей гордости от вашего отца. И потому, Рабастан, я, пожалуй, представлю снова. Лорд Волдеморт, глава Пожирателей смерти. Ты же можешь сейчас представиться лишь как Рабастан Лестрейндж, и ключевое в этом – Лестрейндж. А должно быть – Рабастан. Не хочешь ли ты изменить то, что есть сейчас на то, что должно быть?
- Нет! - вырывается у Рабастана. Быстрее и эмоциональнее, чем следовало бы. Быстрее, чем успел подумать что именно следовало отвечать.
Мистер Риддл своим вопросом попал в яблочко, но сделал это, похоже, совершенно случайно. Да и откуда было ему знать, что на самом деле думает о наследии рода этот Лестрейндж.
Рабастану было не просто мало быть Лестрейнджем. Скорее уж, он бы предпочел оказаться кем угодно, каким-нибудь Бекером, Картером или даже Смиттом. От того что он родился тем, кем родился ему еще ни разу не перепало ничего хорошего. Брат изводил его пока они были детьми, потому что отец позволял ему это. В школе с ним никто особенно не дружил, а те кто делал вид будто они друзья просто хотели быть хорошими детишками и следуя совету родителей заводили связи уже со школьной скамьи. В год выпуска ему навязывали девицу от которого его воротило, потому что он должен был продолжить род. Даже будучи вторым - он всем кругом был должен.
Рабастан ненавидел чувствовать себя обязанным.
Там куда он сбежал после Хогвартса всем было плевать кто он такой. Деньги, которые он взял с собой закончились через месяц, так что пришлось искать настоящую работу - ту где работать приходится руками и платят за которую не то чтобы хорошо. То чем приходилось ему заниматься так разительно отличалось от работы в чистеньких Министерских кабинетах, которой грезили иные его однокурсники, что даже усталость не казалась ему непомерной. Ему нравилось быть никем, не оглядывать на честь рода, не думать о том что подумают и скажут другие люди, вести себя так как хочется, а не как предписывают правила. Побег в Азию стал для него спасением на несколько лет и он всерьез предполагал что смог бы остаться там насовсем.
А потом началась стрельба. Приезжих, особенно англичан, искали отдельно. Паршивые колонизаторы, которым наконец-то можно было не только плюнуть в рожу, но и залепить свинца в живот, уезжали так спешно, что оставляли вещи и дома. Животных...
Он остался и целый месяц прятался от военных. Какое-то время спасало оборотное зелье, но запас подходил к концу, не говоря уже о том что от вкуса Рабастана уже тошнило. Его поймали в итоге и зелье не спасло.
Целая неделя в яме закрытой решеткой - без палочки, без ножа, которым можно если не попытаться защититься, то хотя бы перерезать себе горло. Впрочем, он не был уверен что сможет это сделать - слишком уж хотелось жить. Он выбрался оттуда только чудом, по другому и не скажешь. Дыра в боку казалась не слишком большой платой за свободу.
В конечном счете ему пришлось сбежать как и остальным - Рабастан утешал себя тем, что это был единственный способ выжить. Когда он наконец оказался в Норфолке и встретился с Родольфом у ворот уверенности в том что этот шанс выгорит оставалось на самом донышке.
- Нет, - повторил он, уже спокойнее. - Я не мой брат. И не мой отец. И я не поступал и не буду поступать так, как положено.
Он чуть подался вперед, хотя в этом и не было никакой необходимости - в этом куполе тишины ни одно слова не оставалось без того чтобы быть услышанным. Человек сидящий напротив позаботился об этом.
И то что он говорил, что же, в этих словах подсказок было больше чем необходимо. Догадаться, кто почтил Лютный своим присутствием можно было легко еще до того, как Лорд наконец представился по всем правилам.
Тем более удивительными были эти его фокусы с бутылкой. Стоила ли попытка покрасоваться того чтобы случайно показать постороннему человеку, что удивительная сила не более чем трюк?
"Разве что, - подумал Рабастан, - для такого как я, по вашему, достаточно и трюка?"
- И вправду, не стоит, - согласился он, припоминая то неловкое и, прямо сказать, бесплезное знакомство. Когда они с Родольфом еще ходили пешком под стол, отец демонстрировал их своему сюзерену как щенков из которых когда-нибудь, при должном воспитании могут вырасти отличные гончие, но они были щенками и только. Позже, когда Рабастана представили мистеру Риддлу второй раз, он был не больше чем заменой Родольфа на тот случай, если братец все же потеряет рассудок.
- Вы видели только половину моего лица, а не меня. Я видел вас - всего одним глазом, и вряд ли этого было достаточно. С тех пор столько времени прошло, я вас едва узнал.
"А вы узнали меня только потому что кто-то указал вам пальцем".
Рабастан не тешит свое самолюбие тем, что Лорд настолько впечатлился их давней встречей (первой или второй, не суть), что сейчас, спустя почти десять лет узнал в нем того мрачного мальчишку.
Тем более, что впечатлятся там было особенно нечем. Разве что тем, что у Родрика было одновременно два сына с одним и тем же лицом.
Он не думает о том, сидел ли Родольф когда-нибудь так близко к своему Лорду. Не думает о том, что Беллатрикс умудрилась пролезть вслед за мужем в этот змеиный клубок, хотя лучше бы ей сидеть дома над своими книгами да доводить домовиков до истерики.
- Вы спрашиваете, хочу ли я изменить все так, как должно быть? Мой ответ - нет. Потому что если бы я хотел, чтобы все шло как должно, то я вернулся бы домой из школы после выпускных экзаменов, спустился бы в фамильный склеп, лег в гроб и позволил бы Родольфусу меня убить. Он готовился с этом еще с тех пор как мы были детьми. Нет, не так, его готовили к этому. Даже наша мать знала что это рано или поздно случится. Что этого не избежать. Знаете, все эти... традиции.
Он старается успокоить нервные пальцы, так и норовящие отбить по столешнице ритм военного марша и сцепляет руки в замок, словно они закованы в кандалы. Кто бы знал как сильно он хочет их снять, вот только от крови, пусть и такой дурной, нельзя отказаться так просто как от наследства и притязаний на статус главы рода.
Это то, что будет с ним до тех пор, пока он не перестанет дышать.
- И боюсь, если в ваших интересах только вернуть все на круги своя, то я ошибся. Прошлое должно оставаться в прошлом. Покрываться мхом, становится пылью. Я хочу увидеть будущее. Я хочу быть когда оно наступит.
"Быть самим собой, и плевать как меня назовут".
Рабастан не думает о том, что ждет его после того, как они встанут из-за стола и выйдут на улицу.
Обливиэйт? Империо? Авада Кедавра?
Лорд негромко рассмеялся, весело глядя на Лестрейнджа. Смех тронул даже его глаза – и пусть в голосе все равно не было и намека на веселье, Рабастан ухитрился его повеселить.
Чем-то он напоминал пса, которого поманили куском мяса, а потом ударили палкой – таково было выражение его лица. Темный Лорд любил манить мясом, но конкретно здесь Лестрейндж развлекся тем, что сам себе что-то придумал, сам обиделся и совершенно ничего не понял. Впрочем, непонимание – это было естественным состоянием практически для каждого, кто взаимодействовал с Лордом, но здесь было… забавно. Действительно забавно – Лестрейндж ведь не просто так за братом хвостом ходил, о нет.
Он придумал себе что-то, чем занимались Пожиратели, какую-то там идеологию – а еще он интерпретировал слова Волдеморта так, как сам разумел, что выдавало в нем столько застарелой боли, что пригибала его к земле, что Лорд просто не мог мимо пройти.
Как будто он не знал о конфликте в семье Лестрейнджей, как будто он не знал о Родрике и его… своеобразном подходе к детям. На самом деле, мальчишки Родрика и сейчас, взрослыми, только начинали избавляться от проблем, которые их отец любезно оставил в них.
Лестрейндж не был хорошим человеком – в окружении Волдеморта таковых в принципе быть и не могло, - но со своей семьей…. Что ж, на них Родрик отрывался вовсю, за что и получил крайне простой закономерный итог.
Старший сын его ненавидел. Младший сын ненавидел саму традицию – то ли не имея достаточной ненависти, чтобы ненавидеть кого-то конкретного, то ли обладая достаточной степенью воображения.
Волдеморт задумчиво усмехнулся и прямо посмотрел в глаза Рабастана.
- Я спрашиваю тебя только о том, о чем спросил, а не о том, что ты сам себе придумываешь. Должно быть – это не о традициях, не о наносных правилах, - Волдеморт некоторое время молчал. – Разве то, что происходит сейчас, не будем брать мир, возьмем просто чистокровную традицию. В традиции Лестрейджей, не будем о том, что твой брат должен был убить тебя, подчиняться отцу, как старшему в семье, жениться на том, на ком положено и продолжить род. Ты, Рабастан, считаешь, что так и должно быть? Что ж, похвально, но разве маги созданы именно для того, чтобы рожать детей, играть в политику и подчиняться? – Волдеморт склонил голову набок. – Ты не считаешь так и никогда не считал. Ты рожден для большего, ты живешь для большего. Конкретно ты, не будем говорить обо всех магах и даже обо всех Лестрейнджах. Тебе не достаточно быть просто представителем своей фамилии, как и не достаточно быть просто носителем чистой крови, - Волдеморт говорил это легко, но твердо, словно читая сейчас мысли Рабастана. Он не читал мысли, зачем читать, если такие вещи было видно и так. Лестрейндж сам ему сказал все, что нужно было, Лорду оставалось лишь слушать.
И он слушал и слышал. Смотрел и видел. Собственно, Рабастан был не единственным, кто хотел большего. Белла, Рудольфус – все они хотели для себя большего, чем просто прозябание в традиции, которая все равно отживала свой срок.
Они все были эгоистами, но дело было в том, что в их эгоизме они были не одиноки.
- Посмотри вокруг. Путь в никуда – быть только носителем чистой крови, только Лестрейнджем…. Неважно, на самом деле, к какой фамилии ты принадлежишь. Мир рушится, распадается. Магия перестает быть важна для магов, - Волдеморт говорил вкрадчиво. – Магия перестает быть важна для тех, кто рожден с великим даром. Каждый связан – традициями рода, правилами политики, идеей о равенстве с грязнокровками…. – Темный Лорд пожал плечами.
Ранее он показал Рабастану простой фокус – как не делая ничего настоящего впечатлить. Он пристально посмотрел в глаза Лестрейнджа.
- Твое сопротивление традициям и устоям, выраженное в побеге и споре со мной сейчас – всего лишь демонстрация ловкости рук вместо настоящей магии без касания палочки. По-настоящему ты не смог сбежать или разорвать свои путы. Для всего мира и в первую очередь для себя, ты просто Лестрейндж, еще один брат. Дополнение, которое по некой причине выжило – вероятно, про запас, если вдруг твой брат не сможет обзавестись потомством. Ты пытаешься быть кем-то, не хочешь поступать ни как брат, ни как отец, но в конечном счете ты считаешь «должным» не то, как хочешь жить ты, в каком мире хочешь жить ты, а то, как «положено» жить представителю чистой крови. Ты не собираешься ничего менять, ты лишь бежишь от этого «долга». Ты считаешь, что «вернуться на круги своя» - это вернуть тебя в лоно семьи, заставить Лестрейнджей плодиться и размножаться, и жить в мире, преумножая бесхарактерность и хаос.
А теперь подумай сам – разве это сделало бы тебя собой? Хоть кем-то, - Волдеморт задумчиво усмехнулся. – Это не сделает тебя никем, кроме пустого места, предназначенного взращивать потомков в надежде, что именно из них получится хоть что-то достойное.
Но я не говорил, что ты должен бросить все, жениться и наплодить наследников. Я говорил о том, что должно быть на самом деле. Рабастан Лестрейндж – чудесное сочетание, если стоит в родовой книге. Но на самом деле, ты хочешь положить под него не сухую ветвь родового древа. Ты хочешь быть Рабастаном Лестрейнджем, фамилия которого – лишь слово, а не определяющий фактор. Ты хочешь, чтобы сначала думали о том, что сделал ты, а не о том, к какой семье ты относишься. Чтобы сначала была личность – а потом только запись. Вот что должно быть – и вот что я хочу дать тебе изменить. Но если ты говоришь мне «нет», - Волдеморт пожал плечами неожиданно кардинально сменив тон. С убежденно-страстного, глубокого на совершенно равнодушный, - то значит тебя целиком и полностью устраивает до конца жизни не найти место, в котором ты можешь быть собой и цель, которая может очистить тебя от клейма «всегда второго». Не мне судить тебя, если тебя все устраивает в той жизни, которую ты ведешь. Твой брат будет сражаться и за тебя тоже, мы все будем сражаться за тебя в том числе.
Вы здесь » Daily Prophet: Fear of the Dark » DAILY PROPHET » [18.03.1972] the nights were mainly made for saying things
