- Если это шутка, то шутник рискует потерять голову, - вкрадчиво произносит Рабастан, наблюдая как бумага в его пальцах превращается в… другую бумагу. Там, где скунду назад красовалась восковая печать с хорошо знакомым оттиском и проступали чернила, теперь не остается ничего.
Волшебная палочка все еще смотрит на американку. Горящее искрой света острие смотрит ей в живот, единственной защитой которого остается тонкая ткань платья. Он бы не пожалел для нее диффиндо, чтобы посмотреть как под лезвием расползется ткань, тяжелея и облепляя кожу, намокнув от крови. Или редукто, которым, при должном умении, в хрупком человеческом теле можно было сделать слабо совместимую с жизнью дыру, проломив не только нижние ребра, но и ствол позвоночника.
"Маловероятно, что ей удастся уклонится,- думает Рабастан, не сводя глаз с ее лица. - В лучшем случае она успеет выставить щит, да и то, если решится колдовать при таком количестве магглов."
Он не недооценивает ее, просто прекрасно знает, что поменяйся они ролями, у него самого шансов было бы немного.
- Занятно, что вам так нравится играть с огнем, - отвечает он на ее слова, пока настоящее письмо, причина их встречи, появляется у нее в руках. И получает поцелуй, по-видимому, на прощанье.
Письмо, не Рабастан.
"Не на прощанье, значит. На память, да еще и от сердца".
Он позволяет себе улыбнуться в ответ. Ничего хорошего в этой улыбке нет, но пока что он не собирается превращаться в чудовище и вырывать ей сердце на самом деле, не размениваясь всего лишь на фигуральные выражения.
Пока что.
- Постараюсь последовать вашему совету, - бросает он ей в спину, в ответ на порцию нравоучений. - А вы не рискуйте так бездумно, кто-то другой может оказаться не таким джентльменом как я.
Так мило, будто они и вправду беспокоятся друг о друге, желая только самого лучшего - с такими пожеланиями и доброжелательными улыбками собеседников отправляют на тот свет, хорошенько толкнув в спину.
Ножом, для верности.
Он дает ей целые две минуты форы, слушая как быстрее начинает биться сердце, вторя частому перестуку подкованных каблучков по каменной лестнице.
Когда он вскрывает конверт, красная помада пачкает белые перчатки словно кровь. Рабастан не касается места поцелуя голыми руками, прекрасно зная, как часто именно в помаду добавляют яд.
Один сладкий поцелуй и вы больше никогда не поцелуете другую.
Или другого.
Никогда не сделаете еще один вдох.
В письме имена. И адреса.
Семь строк, безо всякого шифра: некоторые из тех, чье имя попало в этот список ему знаком, некоторые нет.
Рабастан останавливается напротив одного из них, проводит по бумаге пальцем, перепачканным в кармине, выделяя и перечеркивая чужое имя.
Он запомнил их все, но начнет с этого, тем более, что до нужного адреса буквально рукой подать.
На сцене снова появляются люди. Молоденькая певичка из второго состава загнанно дышит, стоя в лучах софитов как олень в свете фар. И наверняка так же непонимающе хлопает накладными ресницами.
Рабастан складывает бумагу, стискивая пальцы. Он ненавидит стукачей и крыс, и речь сейчас совсем не о животных.
Конверт складывается пополам. И еще раз. И еще.
Столько раз, сколько нужно, чтоб то, что раньше было письмом, стало напоминать спичечный коробок.
Бумага в его кулаке тлеет, пока не остается ничего. Даже пепел тает между пальцами.
- Нокс, - произносит Рабастан и вместе с огоньком его палочки гаснет весь свет.
Приятное совпадение.
Когда старая проводка перестает барахлить и свет зажигается вновь ложа уже пуста.
***
В квартире на улице Кольмаркт темно и тихо, только ветер, распахнув окно, раздувает занавески как паруса.
На столике возле постели хозяйку поджидает красный конверт, проигнорировать который не получится, как ни старайся.
Громковещатель раскрывается сам собой, когда мисс американка входит в комнату - он и так ждал своего адресата непозволительно долго.
От женского крика, записанного на громковещатель дрожат стекла. Но беспокоится о том, что соседи услышат эти вопли не стоит - никто за пределами комнаты, будь это даже муж или любовник, или любимая кошка, не слышат ровным счетом ничего.
Когда крик стихает, захлебываясь воздухом, спокойный голос, уже знакомый мисс по ложе в театре Ан дер Вин, произносит: “Сладких снов, мисс Данкан.”
Конверт сгорает через каких-то пять секунд. Совсем недолго в комнате пахнет дымом и кровью, а потом ветер вытягивает его, как карманник кошелек у зазевавшегося прохожего.
Отредактировано Rabastan Lestrange (2019-04-08 17:57:49)