Mathieu Bertrand Sebastien Grimaldi Себастьен держится спокойно и приветливо, как того требуют правила поведения, привитые с самого детства. Всех детей в замке с ранних лет учат как говорить, как себя вести, как одеваться и что делать, чтобы соответствовать статусу. К счастью, за последние два поколения многие политики пересмотрели и жить стало проще. Во многом это заслуга бабушки Себастьена, которая настойчиво продвигала более современные взгляды вопреки всем, кто был против. new year's miracle 22.04 После долгого затишья возвращаемся красивыми и с шикарным видео от Ифы. Узнать, где выразить благодарность дизайнерам и погрузиться в потрясающую атмосферу видео можно тут
19.05 Новый сюжетный персонаж и видео читать далее
07.04 Не пропустите, идет запись в мафию. Будет весело!
08.03 Милые дамы, небольшая лотерея в честь вашего праздника! Каждую ждет букет и кое-что еще :)
19.02 Не забыли, какой сегодня день? Да-да, нам три года!
19.11 Давненько мы не меняли внешний облик, правда? И мы так считаем. Помимо нового дизайна, вас ждет еще много интересного
Frankaoifebellatrix май — июнь 1980 года

Daily Prophet: Fear of the Dark

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Daily Prophet: Fear of the Dark » DAILY PROPHET » [30.07.1978] the jungle roars behind you


[30.07.1978] the jungle roars behind you

Сообщений 1 страница 10 из 10

1

«не оборачивайся»
http://s7.uploads.ru/9FTBg.jpg
ELI MONTAGUE, RABASTAN LESTRANGE

Дата: 30 июля 1978 года.
Локация: Африка, Конго, граница территории племени Баконго.

Те, кто поддается своему любопытству, должны быть готовы ко всему.

+1

2

- С нами поедет кое-кто ещё, - уклончиво произносит отец, когда Элай, сломя голову, несется в квартире бабушки в Лондоне, в свою комнату, чтобы собрать вещи, но на выходе эффектно тормозит. Эффектно, потому что при всём желании, затормозить самостоятельно у него бы не получилось, а значит, нужно о преграду. Преградой, достаточно хорошей для этого пришлось выбирать между вазой и, естественно, дверным косяком. И выбор был принят, - плечо мальчишки врезалось, он быстро развернулся и склонил голову.

- В смысле? Мы же всегда обычно путешествуем втроем или, ну максимум, кто-то из этих престарелых мужиков, которые консультируют, - Элай хмурится, пожимая плечами и качая головой, высказывая всё своё негодование по поводу каких-то там спутников. Обычно то, что берут кого-то ещё значит что либо будет очень скучно (и тогда в компании появляется какой-то пердун), либо всё очень опасно (в таком случае дополнительным участником становится опытный волшебник). Естественно, второй случай младшему Монтегю нравится больше, о чём его отец, разумеется, в курсе. Но, увы, первые случаи были в подавляющем большинстве.

- Рабастан Лестрейндж, - кратко оповещает отец. Элай щурится.

- А кто это?

Какая милая ложь. Конечно, он чудесно знает кто такой Рабастан Лестрейндж. Он не раз видел его на каких-то приёмах, ну тех самых, где отец с матерью договариваются о новых исследованиях. Вообще хорошо, конечно, что они доросли уже до того уровня, когда исследования предлагают им, а чета Монтегю либо соглашается, подписывая следом контракт; либо отказывается. Бывает так, в редких случаях, что на интересное исследование приходится искать спонсоров, но тогда всё выглядит совсем иначе. И эти дела, конечно, совсем не решаются на приемах.

О Рабастане отец говорил время от времени. Говорил, что это приятный молодой человек (вроде бы), что чудесный специалист по животным (ну ещё бы, целый зоопарк), что он тоже путешественник (да это хорошо), а кто-то даже упоминал, что превосходный дуэлянт. Прямо человек без изъянов - идеальный кандидат на совместное путешествие. Не было сомнений в том, что конкретно в это лето, конкретно в эту поездку, - он предложит соучастие Рабастану. В конечном итоге, что может быть интереснее, чем изучить стихийную и агрессивную магию каннибалов? Да ещё и человеку, который штаны просиживает в Лондоне! Но основная деталь была, конечно же, в том, - так говорил отец, - что Рабастан прекрасно знает животных жарких стран и что человек, который уже имел опыт общения с дикарями (это он при Индию?!) будет очень полезен. Конечно, говорил он это не Элаю, но что мешало слизеринцу подслушивать?

Элай смотрит в пол, когда отец рассказывает (снова) о том, кем является их спутник. Те же слова снова бьются в виски подростка, мальчик думает, пытаясь понять, насколько часто он сможет отвлекать мистера расспросами, вопросами и попыткой научиться каким-то заклинанием.

- Только... Элай, - тихий, вкрадчивый голос матери, - О нём ходят слухи... Я, конечно, не верю, но будь осторожен. Я не хочу однажды проснуться и узнать, что ты замешан в чём-то.

О нет, только не эти разговоры!

- Конечно, мам! - и он быстро ретируется из гостиной, чтобы собирать вещи.

Монтегю сам на приемах слышал о замешанности семьи Лестрейнджей. Не такой яркой, как у других, ведь об этом упоминали, почему-то, не особенно часто (учитывая, что об этом вообще старались не говорить, представьте себе насколько), но у Элая вообще не было сомнений на счёт того, что практически все уважающие себя аристократичные семьи замешаны В ЭТОМ. Он уже заранее знал, что по пути к месту встречи он тысячу раз выслушает множество притч и причитаний о том, что ему в это ввязываться нельзя, что эта война ни к чему не приведёт и тому подобное. У матери были причины переживать, ведь Элай, пусть никогда и не высказывался по этому поводу, но в подростковом возрасте нам всем хочется чего-то эдакого. Тем не менее, какая-то часть её души надеялась на то, что подросток будет спокойнее (ХА! ТРИЖДЫ ХА!), что он ещё слишком мал и об этом не думает. А думать об этом он начал с момента, как узнал, что В ЭТОМ замешан его кумир - Эван Розье. Монтегю вздохнул, бросая в рюкзак компас, а следом его защелкивая и стягивая с кровати на пол. Это - завтра. Сейчас надо поспать.

***

Элай почему-то волновался. Странно так. Обычно он не волновался при встрече со спутниками путешествия, потому что объективных причин для того не было. Наверное, нагнетали ещё и причитания матери, потому что в голове Монтегю образ Рабастана сразу вырос и вознесся до каких-то совершенно невероятных высот. Ещё немного и Эвана пошатнёт. Теперь Рабастан был не просто парнем-молодцом, но и каким-то тайным агентом, совершенно непобедимым мужиком, который вместо Лорда Волдеморта захватит мир. Ну, по крайней мере, всё волнение матери на счёт чистоты души их кровиночки - сводилось именно к таким выводам.
Тем не менее, они вышли к нужному месту на склоне за Лондоном и остановились. Сюда пришлось добираться и маггловскими путями, а потом и аппарацией, после чего ещё и подниматься наверх. Элай не знал, где находится это место, поэтому шёл позади. Отец поздоровался с мистером, мать сухо кивнула и они расступились, после чего подросток столкнулся взглядом с мистером Рабастаном Лестрейнджем.
Ну, окей, выглядит довольно монументально. Юноша ухмыльнулся, удерживая руками ремни своего рюкзака.

- Элай, это Рабастан Лестрейндж. Рабастан, это - мой сын, - и подросток сделал шаг вперёд, срывая руку со своего рюкзака и протягивая её для рукопожатия.

+5

3

Идеальным спутником для путешествия Рабастан, разумеется, не был.
Разумеется, он и вправду разбирался в животных и более того, неплохо находил подход даже к диким особям. Разумеется, он и вправду довольно много путешествовал и не только по странам, где чай подавали в изящных фарфоровых чашечках, а в уборной всегда была горячая вода. Разумеется, он не терялся, когда кто-то (или что-то) нарывался на драку и вполне мог за себя постоять.
Небольшой нюанс состоял в том, что обладателем всех этих талантов был не он один, а бонусом к талантам шло изрядное количество "качеств", от которых мистер и миссис Монтегю хотели бы быть как можно дальше.
Но Рабастан все равно ехал с ними. По причине куда более прозаической - он оплачивал эту экспедицию из своего кармана, а кто платит, тот и заказывает музыку.
Он понимал, почему они согласились - исследовательская работа была делом всей их жизни. Если бы ему предложили отказаться от зоопарка или потерять ногу, он бы скорее стал одноногим пиратом, даже при том, что по настоящем удобных протезов попросту не существует.
Он понимал, зачем это ему - иметь возможность заполучить такое сокровище и не воспользоваться им? Представить себе невозможно.
Не понимал он другого - непонимание это настигло его на окраине Лондона, когда взрослые разошлись и прямо перед ним оказался их сын. Единственный сын, что примечательно.
Что заставило их взять его с собой, они ведь обсуждали заранее, что это не этнографическая поездка в Японию, где все хоть и экзотическое, но не меннее цивилизованное, чем в Англии.
Рабастан не знал сколько ему лет, но на вид он был вряд ли старше Сириуса в день их знакомства. Едва ли старше Катрин, когда он... ох, боги.
"Шестнадцать, в лучшем случае," - подумал он, протягивая мальчишке руку и скрепляя рукопожатие. Похоже, мироздание на что-то активно намекало, то и дело сталкивая его нос к носу с детьми.
Рабастан отказывался думать, что это были намеки на необходимость срочно жениться. Что вообще может выиграть вселенная от его гипотетического семейного счастья?
- Приятно познакомиться, Элай.
Стоящий на склоне холма Рабастан Лестрейндж отличался от того человека, который изредка появлялся на официальных приемах (скучно, убийственно скучно) как луна от солнца.
Тот, кто стоял сейчас на склоне за церковью Святого Джеймса в Шере, походил скорее на солдата: его одежда и впрямь напоминала маггловску полевую военную форму, на плечах лежали лямки тяжелого, даже с виду, рюкзака, а шея была обмотана платком.
- Нам туда, - кивнул Рабастан на пристройку к церкви. - У меня есть портключи. Один до Каира, второй оттуда до Лоанго, не придется тратить время на пароход. Но из Лоанго до лагеря придется добираться ногами, надеюсь, вы к этому готовы. Там не так уж и далеко, за пару дней управимся.

***

Конго встретил их липкой духотой и тяжелым сырым воздухом, от которого, казалось, можно было отрезать ножом целые куски. Дорога до лагеря, расположенного на севере департамента Куилу, почти на самой границе с Габоном, заняла меньше двух дней, но только потому что им повезло и часть пути они проехали на повозке. Двигалась она едва ли быстрее пешего человека, но зато помогала сохранить силы.
Первая ночевка прошла под открытым небом у тлеющего костра - темнота опрокинулась на них, как крышка гроба. Сон, впрочем, к Рабастану не шел. И не к нему одному, как оказалось.
Изъясняясь на дурном французском и постоянно прижимая к груди четки с распятием, владелец повозки два часа убил на то чтобы отговорить белых людей ехать в дурные северные земли. И конечно же нисколько не преуспел в своем душеспасительном порыве.
Лагерь оказался прилично обустроенным, но запущенным. Первым, что они сделали, когда оказались на месте - не сговариваясь выставили купол. Значит, ощущение взгляда в спину преследовало не только его.
Рабстан нисколько не смущаясь занял уже стоящую палатку - только откинул тент, чтобы просушить ее - и пока Монтегю ставили свою, Рабстан с видом бывалого детектива осматривал лагерь. Изучал чужие вещи, оставленные на произвол судьбы.
В золе на месте старого кострища он нашел дневник. Обложка из бычьей кожи закоптилась, но бумага почти не пострадала от огня - сказывалась влажность. Бегло просмотрев последние записи, он сунул свою находку за пазуху, собираясь на досуге разобраться в них получше. Прежде чем сеять панику среди своих спутников.
Последняя запись была датирована 24 апреля 1978 года. И то, о чем она говорила... с другой стороны, это значило, что он приехал сюда не зря.
Пока выходило, что кое-кто, так же замешанный в организации первой экспедиции и находящийся тут, в Конго, недоговаривал. Впрочем, он предполагал это с самого начала. Вернее, с того самого момента, когда их предшественник перестал выходить на связь раз в две недели, как было оговорено.
"Он просто сбежал. Струсил и сбежал", - клялись ему связные.
"Может и так, - думал Рабастан. - Только почему он тогда не вернулся домой? Жена все еще надеется что он просто загулял. Снова. Жаль будет ее расстроить."
- Элай? - окликнул Рабастан. - Можешь занять второе место в моей палатке. Если родители разрешат.

Отредактировано Rabastan Lestrange (2019-03-03 14:38:34)

+5

4

Элай холод любил больше, чем жару. Тем не менее, он старался держаться стойко, а опыт путешествий и экспедиций с ранних лет отдавал ему своё: он ни разу не заикнулся и не пошатнулся. Он думал о том, что путешествовать с родителями начал слишком рано, буквально с того момента, как его передвижение на ногах превратилось с неловких шагов в пространстве на бег. Думал о том, что зачастую их экспедиции не бывают такими и эта выглядит как-то опаснее чем другие. Тем не менее, на задворках где-то, на периферии он ловил понимание, что рано или поздно это должно было произойти. Они же не могут всё время подбирать экспедиции так, чтобы кровиночка был в безопасности? В конечном итоге, нужно развивать его чувство самосохранения.

У Элая оно, кстати, было. К счастью, родители и на йоту не догадывались, как он проводит время в школе. Иногда ему думалось даже, что они считают его тихим, нежным малючуганом, который не способен на что-то дикое и только вот в те моменты, когда они выезжают за город - он срывается с цепи. Кажется, не Клементина, не Бенджамин, не понимали, что их собственный ребёнок _всегда_ сорван с цепи. Или на цепь никогда и не давался? Кажется, они думали, что он не шибко способен к самоосознанию, раз думали, что до сих пор могут влиять на его мысли и мировоззрение. Кажется, им до сих пор казалось, что в его голове, как в детстве - только картинки сражений с монстрами, где он храбрый рыцарь, но нет-нет, он совершенно не думает ни о войне, ни о своём месте в мире. В их голове, - казалось Элаю, - их мальчик только начал свой путь, своё путешествие в мире, тогда как на самом деле он это путешествие начал в момент, когда провёл первую неделю в Хогвартсе, приняв это место за вольер для волка.

Монтегю старался слишком часто не разговаривать. Только когда ему задавали вопросы родители. О еде, питье, других штуках. Не устал ли он, в порядке ли, не укусило ли что. В основном, конечно, вопросы матери. Сам Элай ничего так и не спросил. Он так же старался, почему-то, не отсвечивать, потому что подростку всё время казалось, что Рабастану он не нравится. Как будто сама идея того, что рядом подросток, а не опытный маг ему претит. Это, с одной стороны понятно, но Элай думал ещё о том, что его возраст не должен быть помехой. Ну, допустим, он не так прокачан, как другие маги. Допустим, у него не так много опыта в стрессовых ситуациях, но зато у него гибкий ум! Зато у него всегда найдётся нестандартное решение. Слизеринец хорошо знал, что практически всегда, во всех экспедициях, все эти взрослые стараются идти уже знакомыми путями. Оно и логично, зачем заново изобретать велосипед? Но в голове младшего Монтегю не было велосипеда, а значит, весь мир открывался для него по-новому. К тому же, этот юношестский максимализм убеждал его в собственном бессмертии, а значит: именно Элай будет тем, кто первым полезет на рожон. Знали бы родители об этих его чертах - хрена с два взяли бы его с собой сейчас. И всё равно, пусть он не разговаривал, он то и дело пялился на Рабастана. Он таких путешественников ещё не видел. Обычно маги пытаются сделать свои условия максимально комфортными, Рабастан, в свою очередь, не особо этим заморачивался. Ему достаточно было наличия воздуха и воды, всё другое для него, думалось Элаю, - дело техники. Монтегю ловил себя на том, что разглядывает иногда его шрамы (как в повозке), татуировки (там же) и думал о том, пытается ли он этими тату, собственно, перекрывать эти шрамы. Наверное, ему пришлось бы забиться вообще полностью! Эти мысли углубляли его в другую течь, ему было интересно - откуда эти шрамы взялись. Как же тяжело было сдерживать себя и не бегать за ним хвостом - задавая вопросы. С другой стороны - сделай он это - эти два дня растянулись бы на четыре.

В закинутом лагере мальчик первым делом скинул с себя рюкзак и осмотрелся. Он не двигался, пока родители с Лестрейнджем ставили купол и звуковые заклинания, если не считать его кручение по оси, изучая место вокруг него, отлавливая какие-то детали лагеря и поведения Рабастана. Уже через минуту он пытался помочь родителям поставить палатку. Пытался, потому что вся его функция сводилась к "подержи".

Подросток встрепенулся, когда Рабастан обратился к нему прямо. Фактически, он назвал его имя впервые с момента когда пожал ему руку и у мальчишки засосало под ложечкой. Не только от страха, сколько от того что преграда их необщения таки сломлена и бедного мужчину ждёт тяжелая ночь в ответах на вопросы. К тому же, Рабастан мог это заметить, Монтегю был хитрым юношей, который всё время смотрел по сторонам, в отличие от своих родителей, взгляд которых цеплялся только за то, что они считали им знать можно. Профессиональное, наверное.

- Да, хорошо, - ответил он как можно буднично, старательно игнорируя лёгкие взгляды родителей друг на друга. Всем своим видом он показывал, что опасаться им нечего, и радовался, что мистер Лестрейндж занимался абсолютно тем же.

После того, как расстановка палатки была закончена, им пришлось расстаться и Элай, подхватив рюкзак по пути к палатке, которую выбрал мистер - скрылся там. Вернее, сначала он осторожно закинул рюкзак, а после опустился на колени. Всё равно его, наверное, сейчас напрягут поиском древесины "только недалеко!" и воды "добывай заклинанием вот тут", так что он не рыпался, тем не менее, смотря в спину Лестрейнджу.

- А у вас вся спина забита? Вы татуировками шрамы прячете? А покажете? - Элай сцепил руки в замок, переплетая пальцы и опустил их на колени, сидящую на земле позу так и не меняя. Началось.

+4

5

Днем, не смотря на все желание Элая поболтать, они обмолвились едва ли парой фраз.
На его вопрос Рабастан только пожал плечами и предложил дождаться вечера, а после выбрался из палатки вслед за мальчишкой - нужно было приготовить топливо для костра, осмотреть территорию вокруг лагеря и наполнить водой захваченные из города канистры. Каждый из них мог с легкостью наколдовать себе хоть стакан, хоть ведро воды в Лондоне или в том же Лоанго, но здесь каждое заклинание приходилось выверять - само место словно сопротивлялось использованию магии. Купол немного помогал, но подготовится к худшему не мешало.
Колдовать на этой земле без крайней необходимости не хотелось. И что-то подсказывало Рабастану, что чувство это было очень даже оправданным.
Они обсудили это с Бенджамином еще по дороге, пока Элай дремал в повозке. Рабастан не то чтобы злился из-за того, что Монтегю прихватили с собой сына - скорее уж из-за того что не предупредили его об этом. Как будто такскать с собой в джунгли пятнадцатилетних мальчишек было чем-то само собой разумеющимся, как бужто они отправились на пикник в ближайший парк. Но Монтегю-старший был уверен в своих словах - их с Клементиной сын мог за себя постоять.
Узнав о том, что они начали брать Элая с собой когда тот еще ходил пешком под стол, Рабастан смирился. Тем более, что возвращаться назад и привязывать его к стулу, чтоб не сбежал, было уже слишком поздно.
Оставалось надеяться, что он по крайней мере не станет лезть в каждую нору, которую они найдут. Возможно, было бы проще держать его рядом, чтобы не мешал родителям работать.

Так или иначе, обустройство лагеря затянулось до вечера, когда солнце стремительно рухнуло вниз - вблизи экватора сумерки были короткими, как жизнь любителей чаанги.
Вдоволь намахавшись широким ножом, а потом и палочкой, пока обрубал нижние ветки и сушил их, чтобы были пригодными для костра, Рабастан вернулся в палатку. Задернул тент, чтобы не пускать внутрь назойлевых насекомых. Размявшись и сняв верхнюю одежду, он вытянулся на своем спальном мешке, подложив под голову свернутую куртку. Вырезанные на коже узоры ползли вверх от запястья до локтя, делая его руки похожими на лапы дракона. Когда эти рисунки только вбивали ему под кожу, втирая в порезы ядовитый сок, он два дня метался в бреду и горячке, пока ведомый своими духами шаман отпаивал его молоком с какой-то горькой травой. Спустя столько лет, татуировки и шрамы стали его частью и Рабастан не представлял что мог бы жить без них.
Воздух уже остывал, но для того чтобы кутаться в кусачие шерстяные одеяла было еще рано. Ближе к утру, он не сомневался, они закопаются в них по самый нос, а пока хотелось урвать хоть немного прохлады.
Он слышал, как снаружи готовятся ко сну его спутники: шорох шагов, приглушенные голоса. Кого-то снова воспитывали, не иначе.
- Доброй ночи, - подал он голос.
В проходе палатки показалась взъерошенная голова - Рабастан подвинулся, уступая Элаю место. А когда тот устроился рядом, подождал еще немного, посматривая на него из под прикрытых век.
- Пока ты не задал еще тысячу вопросов, - сказал он прежде, чем мальчишка открыл рот. - Спина у меня не забита и шрамы я не прячу. Все еще хочешь посмотреть?
Полоски, пятна, отметины всех видов, тут и там раскрашивали его кожу, как тигриную шкуру.
Все дети в Индии, даже те, кто те что не умели читать, знали, как именно тигр получил свои полоски. Знал ли об этом Элай?
В отличие от тигра из сказок, свои отметины Рабастан носил с гордостью.
- Эти можно даже потрогать, - протягивая Элаю руку он улыбался. В свете фонаря зубы у него казались острее, чем обычно бывают у людей. - Мне сделали их в пустыне Тхар, на северо-западе Индии. Вы с родителями там кажется не бывали.

Отредактировано Rabastan Lestrange (2019-03-04 22:43:56)

+3

6

Элай никогда в своей жизни не отличался особым терпением. В крайних случаях, конечно, ему приходилось мириться с тем что некоторые вещи ему недоступны вот прямо сейчас, но его "нетерпение" подогревало его во время приближения заветной цели. В такие моменты подросток был похож на собачку породы сиба ину, которая в порыве эмоций переминается с передней правой лапки на переднюю левую, перескакивая в диком, шаманском порыве. Скалится. Монтегю скалится внутренне, ощущая это приближение вечера, когда он либо завопросит Рабастана до смерти либо Рабастан грубо оттолкнёт чем-то вроде "будь добр, заткнись".

Монтегю было не привыкать. Все сильные волшебники, к которым ему хотелось приблизиться, так или иначе предпочитали или одиночество или чтобы такие вот детишки как Элай просто особо не посягали на личное пространство. Какая-то часть мозга Элая понимала это, понимала и то, что если он хочет чтобы Рабастан оценил его по достоинству, то ему нужно быть молчаливым, а потом проявить себя, если будет такая возможность. Он только несколько дней назад окончательно понял, что достиг высот, предрекаемых Эваном (хотя слово "предрекаемых" вообще не подходило к ситуации, ведь мальчишка сам создал себе высоту Эвана и допрыгнул к ней). Монтегю, выполняя мелкие поручение родителей или молчаливые указания Рабастана, размышлял о том вечере, который был всего несколько дней назад и, конечно же, о себе. Это та самая присущая черта слизеринцам, их амбициозность постоянно тянет их вперёд, заставляя выискивать новые ориентиры и цели. Монтегю думал о том, что Эван дал ему всё, что мог. Он заставил его (заставил ли? Или мне самому этого хотелось?) стать одним из лучших в дуэльном клубе. Тренироваться до изнеможения вместе с Ноттом, а после и с командой. Падать, подниматься, штрудировать, практиковаться. Сцепить зубы и стать лучшим. Стать замкнутым в себе, стать таким, на кого можно было бы равняться. И это при том, что довольно часто Монтегю позволял себе роскошь - лениться, отказываться, отталкивать что-то ненужное, много есть и спать. При всей противоречивости, когда в школе смотрели на Элая: им казалось, что Монтегю всё даётся слишком легко. Слишком легко он хватает с неба звёзды и топчет их под ногами. Никто не знал что ночи, потерянные в практиках, он отсыпает на скучных уроках. Никто не знал, что он так много ест, потому что чудовищно много тренируется. Никому и в голову не приходило, сколько дневников путешественников он читает, сколько он слушал и сколько он спросил, пока ездил в путешествия с родителями.

Подросток выслушивал очередные наставления, конечно же не-понимающих-его-родителей с типичными "Элай осторожнее", "если он будет что-то говорить об ЭТОМ, ты...", "не увлекайся" (в каком смысле "не увлекайся?), "он не очень хороший пример для подражания". Для подражания.

Пример для подражания.

Монтегю сглотнул ком в горле. Слова накрепко вбились в череп и в грудную клетку, мальчик подвис в состоянии близком к апатии. Он всё время кому-то подражает. Всё время. Он, как будто, не существует самостоятельно, отдельно от всего мира, как будто он сам соткан из тысячи людей вокруг от их привычек, их поведения, их стремлений. Он выбирал лучшее, ему казалось, он выбирал то, что и ему нравится и сейчас, Элай, сидя на земле и обнимая свои колени руками, думал о том, что из этого всего он мог бы, в действительности, назвать собой? Думал, а можно ли сказать, что все люди вокруг на самом деле копии копий и копий друг друга? В конечном итоге, а разве для того чтобы понять "своё" не нужно ли попробовать "чужое".

Хмыкнув тихо, скорее про себя даже, он вернулся в палатку уже только тогда, когда все, как показалось, решили взять себе несколько мгновений отдыха. Прежде чем они решат поужинать пройдёт много времени во время которых что родители мальчика, что сам Рабастан, наверняка должны обдумать произошедшее за день и выдвинуть дальнейший план передвижения. У взрослых вообще есть эта дурная штука: сто раз обсудить план в мельчайших деталях, а потом действовать по ситуации. Элай начинал хватать эту черту и ему это не нравилось. Ещё у входа в палатку мальчик замешкался. Он слишком явственно ловил это ощущение, как будто он неприятный груз для такого волшебника как Лестрейндж и конечно его, по своему, это ранило. В конечном итоге, любой подросток хочет, чтобы его оценили, направили и проявили терпение и уж тем более этого хотел такой подросток как Элай. Тот, для которого так важно выбиться куда-то дальше чем рядовой служащий. Когда ты живёшь в семье успешных исследователей, на тебя свален и так большой груз и высокая планка, допрыгнуть к которой заставляют с слишком юных лет. Но Элай считал: он допрыгнет. И если надо - вгрызётся железной хваткой.

Рабастан лежал на своем спальном мешке, подросток сощурился, а после и расплылся в широкой ухмылке.

Доброй, - произнёс вежливо и тут же снова, как тогда, приземлился на колени, но уже на собственном мешке спальном. Юноша изловчился в махинации так, чтобы не задеть мистера и сел в ту позу по-турецки, каким-то этим ленивым лотосом и сам же протянул руки, ладонями обхватывая руку зоолога и внимательно впившись в неё взглядом. У Монтегю, безусловно, не было такого количества шрамов и уж тем более татуировок, потому что, банально, он не ездил в такое огромное количество мест и уж тем более не был в по-настоящему опасных. Поэтому каждая из отметин на руках Рабастана для него было больше, чем историей. Это было опытом. Загрубевшая кожа, в красках, казалась ему более, чем бронёй из поля боя, что-то, что говорило о том, что человек прожил не только интересную или опасную жизнь. Что он гораздо интереснее и опытнее, чем большая часть из тех, кого мальчик встречал до этого и, безусловно, мудрее, - нет, - отозвался спустя паузу и выпуская руку из цепких пальцев, не теряя из виду рисунков, впрочем, ведь некоторые линии показались ему очень знакомыми, - это моё первое путешествие, которое по-настоящему опасное. То есть, мы бывали в местах, ммм, средней опасности, как это назвал один из друзей папы, но там в основном вся опасность была от существ, а это первое, где опасность представляют, - очередная лёгкая пауза, глаза мальчика сощурились, - люди.

Каким-то друзьям его родителей порой казалось, что Элай намного умнее, чем кажется. Один на один со взрослыми людьми он старался не надевать масок, потому что ему думалось, что так будет лучше. Он всё искал и выщупывал, в темноте будто, тех, к кому потянется его мозг. Никто не замечал этого голода в мозгу Элая, которым он компенсировал отсутствие глубоких сердечных или душевных связей. Всё взаимозаменяемо в этом мире и для него, для Элая, гораздо важнее были впечатления, чем чувства. Информация, чем прикосновения. Монтегю качнулся из стороны в сторону, взвешивая все возникшие вопросы и сортируя их по степени важности.

- А почему вам их сделали? Это какой-то титул? Посвящение? Что это значит? Или это, - он понизил голос, в каком-то благоговении шепнув почти, руки ладонями на мешок опустив и склонившись даже немного, - это защитная магия? Я хочу всё знать. Но если не хотите рассказывать, то просто кратко скажите что это, если мы выживем, я в библиотеках найду.

Монтегю воспринял "если мы выживем" будничной вещью. Он же бессмертный.

+2

7

Это было даже приятно. Такое неприкрытое любопытство, без примесей недоверия или сочувствия.
Рабастан никогда не бывал на первых ролях, в детстве все внимание перепадало брату, в школе тоже, а после было просто не до того чтобы распускать хвост и блистать своим опытом. Да и перед кем?
- Люди представляют опасность не только в этом путешествии. Они вообще гораздо опаснее чем животные, и с куда большим удовольствием причиняют вред. В том числе и другим людям, - он не говорил о магах или о магглах в частности. Не все ли равно ударят тебе в спину проклятьем или выстрелят? В этом плане разница между ними была такой тонкой, что ею легко можно было пренебречь.
Он не спешил освободить руку, позволяя обвести контур татуировки - понять что это не столько рисунки, сколько еще одни шрамы, из которых один умелец сплел сеть вокруг его рук. Мальчишке этого хватило - судя по вопросу он умел подмечать детали. В будущем ему это пригодится так или иначе. Впрочем, говорить о том, что будет - не хотел загадывать наперед.
- А ты шустрый малый, и очень смелый, - Рабастан позволил себе смешок, впрочем, довольно беззлобный. Устроился поудобнее, заложив руки за голову. - Вдруг это большая тайна и мне прямо сейчас придется ударить тебя "обливиэйтом" прямо в лоб?
Для человека, который грозился сейчас совсем как какой-нибудь злодей, Рабастан, пожалуй, выглядел недостаточно злодейски. Удивительно, но чем дальше от больших городов он находился, тем легче ему дышалось. И тем легче становился его характер. Как будто города сдавливали его со всех сторон, как железная дева.
- Шучу, шучу, - тут же добавил он. - Может подумаешь еще немного, а я дам подсказку. Угадаешь с трех раз - отвечу на любой вопрос. Даже на такой, за который бы родители тебе рот с мылом вымыли. Это и правда очень просто, и ты легко найдешь в библиотеке что-то похожее. Только без картинок и без... порезов.
Проетеевы чары, которыми по сути своей были его татуировки, не были тайной за семью печатями и уж точно не были стигматизированы как непростительные. Не смотря на это, и для тех и для других требовалось определенное мастерство и собранность: их проездом изучали на последних курсах, но все равно включали в экзаменационный список.
Непростительные там тоже были - только и исключительно теория, разумеется.

- Это кстати будет на ЖАБА, пусть и не в такой форме. Так что тебе точно пригодится. Угадаешь, а я так и быть расскажу шокирующе подробности.
Был ли шанс, что Монтегю-младший настолько пошел в своих родителей, что уже сунул свой любопытный нос в те учебники, которые ему было еще рано открывать? Скорее всего, да. Рабастан не мог припомнить сходу, но, кажется, в Хогвартсе подобное не возбранялось. По крайней мере, до тех пор пока никто не пострадал из-за своего неуемного любопытства сильнее допустимого. Или пока никого не ловили на горячем.
В пустыне Тхар он заслужил свои браслеты. Как броню, как знак того, что он воин и защитник.
Как тот, кто убил зверя.
Рабастана до сих пор коробило иногда от того, что в тот раз шамана он обманул. Он нашел раненую кошку, с одним единственным выжившим детенышем. Еще слепым. И тому, без матери, жить оставалось недолго.
Он и вправду убил нунду. Только чтобы прекратить ее мучения.
В первые месяцы он часто думал - не был ли шаман рад обмануться? Не было ли это частью плана? Или, быть может, совсем скоро его дар обернется проклятием и тогда единственным способом спастись станет отрубить себе руки.
А кому нужен воин без рук?
Сквозь тент палатки просвечивали тени деревьев. Ветки ползли все ближе как скрюченные сухие когтистые пальцы. Только и ждут когда закроешь глаза, а они сцапают и выцедят из тебя всю кровь до капли, по этим самым ниточкам, как по венам. Все вниз и вниз, чтобы напоить корни.
Рабастан сморгнул морок, потер глаза. Кажется спать в эту ночь ему не грозило - если наяву в голову лезет такая дрянь, что уж говорить о снах. Понять бы еще - проблема в нем или это место навевает всякую жуть.
Хорошо, что он позвал Элая с собой - можно не спать, оправдывая себя тем, что отвечаешь на вопросы, которых у него наверное на тысячу и одну ночь хватит.
- Ты ничего не слышал? Только что, - спросил он, приподнявшись. Может и померещилось, но на миг ему показалось, что кто-то рыдает, совсем рядом.
Стараясь заглушить звуки, чтоб его не услышали.
Или изображая это.

+3

8

Подросток задумался и взгляд его сначала цепко скользнул снова по татуировкам и шрамам Рабастана, а затем в лицо мужчины вцепился хваткой. Глаза сощурились, он старался выглядеть расслабленно, но как не крути, сохранять непринуждённость перед взрослыми и потенциально опасными своими взглядами магами - дело вообще не просто губительное, но и бессмысленное. Повзрослев он отточит навык, но сейчас оставалось оставаться собой. Мальчик глубоко вдыхает, но на полу вдохе задерживается, запуская в своей голове все воспоминания связанными с защитными чарами, которые можно было бы и на коже выбить. Что-то немного сбегалось, но было рядом с тем и ещё что-то, что он видел всего один раз в своей жизни. Те самые контуры почти не проступали и чтобы увидеть их, нужно смотреть совсем близко и совсем внимательно. И вправду, хочешь, чтобы что-то осталось незамеченным, выставь на всеобщее обозрение. На какое-то мгновение сердце Элая остановилось. Затем снова запустилось гулким ударом, по перепонкам стрельнув так крепко, что он ничего не слышал вокруг. Пелена шума скользнула под черепной коробке по мозгу и Монтегю, отведя взгляд в стенку тента сглотнул, этим же глотком возвращая себе слух. Ему больше не нужны подсказки. он слишком много провёл времени в библиотеках за книгами, которые представляли для него хоть мало мальский интерес и Чары - один из этих предметов. Не для того, чтобы знаниями при удобном случае блеснуть. А просто чтобы знать, как защищаться. В случае с тем же, что только что он увидел и понял - было просто интересным заклинанием. Это было просто интересным заклинанием, какая разница как его используют? Заклинание не становится тёмным от того, что его использует тёмный маг? Заклинание не станет светлым от того, что добрый волшебник произнесёт заветные слова.

Слухи больше не были слухами, Монтегю чувствовал, что он, вероятно, побледнел. Может быть из-за этого кровь, на щеках ближе к скулам собравшаяся может выглядеть слишком странно. Он сам сейчас чувствовал себя так, будто его немного парализовало. Ему захотелось как-то разбавить эту наступившую странную тишину, во время которой Рабастан вёл себя так, как будто он скрываться-то и не собирался. Ну, не собирался. Ощущение было такое, словно Монтегю он вообще не боится. Ну и вправду, он же упомянул про заклинание забывчивости. Наверное, Лестрейндж понимал, что даже если Элай и попытается его выдасть, то он быстро возьмёт ситуацию в свои руки. Все эти мысли крутились в голове мальчишки, ему было интересно, о чём думал Рабастан прежде чем жирный намёк выдать. Он Монтегю не боится. Так значит, - в голову стрельнула шальная мысль, - так значит, он может Элая за союзника принять? Подросток этой мысли возгордился и смутился одновременно.

- Я думаю, - наконец-то он нарушил эту паузу, становящуюся уже и неловкой, - что после «обливиэйта» меня уже не будет волновать эта тайна как и сам «обливиэйт» вообще. Так что, раз не будет волновать потом, не должна волновать и сейчас, - удивительно сколько наглости может появиться в ребёнке, который набрался смелости и горделивости, осознав, что в нём увидели какой-то потенциал. Эх, оценил бы его подобным образом Эван всего несколько дней назад, то может он бы и иначе себя чувствовал несколько часов назад всего. Но, видимо, судьба, закрывающая одну дверь, всегда открывает другую. Подобный расклад приятно грел.

Но прежде чем Элай успел сообщить о своей догадке - Рабастан уже подскочил. Элай услышал. Услышал, видимо, точно то же, но воспринял это как вой какого-то животного. В детстве, слушая по ночам пения определённых птиц, ему тоже казалось, что это кто-то орёт. Ему хотелось думать так и сейчас.

- Может это какое-то животное плачет? Или зовёт чтобы сожрать нас? Мы же пойдём посмотреть, правда? - не дожидаясь ответа, Монтегю обернулся и двинулся к выходу из палатки. Он знал две вещи: спрашивать - плохая идея, поэтому когда спрашиваешь - будь хотя бы на пол пути к проблеме; когда ты уже куда-то убежал, у взрослых обычно нет выхода кроме как бежать за тобой. О том, что Рабастан банально может забить и не пойти за ним - вот такой мысли в голове Монтегю не было. Об этом он спросит себя когда-нибудь потом, а сейчас он уже, игнорируя окружающий мир натягивал кроссовок на правую ногу, прыгая на голой (не считая носка) - левой. Главное, перед родителями не спалиться. И лишь бы Лестрейндж не спалил. Иначе никакой опасной близости со смертью и опасностями. Ну разве такой маг как Лейстрендж позволит этому случится?

Элай, натянув второй кроссовок уже приблизился к барьеру и застыл. Звук, который они оба слышали - шёл из чащи. Странно, что родители Монтегю его не слышат. Или его слышат только те, кто не спит сейчас?

+3

9

Сложись обстоятельства иначе и, возможно, Рабастан остался бы в палатке, укрывшись одеялом и ворочаясь, игнорируя доносящийся снаружи звук. Кто бы это ни был, что бы это ни было, что бы не происходило за границей круга - это были не его проблемы и он не собирался лезть в них. Те скудные крупицы информации, которые ему удалось вычитать в дневнике мертвеца (а в смерти своего предшественника он больше не сомневался) непрозрачно намекали, что почти любое его действие могло быть понято “дикарями” превратно. Как оскорбление или как агрессия - и то и другое могло закончится для него чертовски неприятно.
Будь все иначе, он бы проявил благоразумие и дождался бы утра, даже если бы утром все что ему удалось бы найти следы ног, кровь на листве или свежие останки.
Нет, не так, он постарался бы проявить благоразумие и возможно… возможно он бы преуспел в этом.
Элай решил все за него. Обуваясь на ходу и едва не прыгая по лагерю на одной ноге, он оказался у границы барьера так быстро, что Рабастан едва успел схватить его за руку.
- Я бы хотел чтоб ты остался здесь, но ты ведь все равно высунешь туда свой любопытный нос и это точно выйдет мне боком. Так что мы пойдем туда. Вместе. И ты будешь делать то что я говорю, ты все понял, Элай?
Мальчишку не пугала возможная потеря памяти - ни к чему было беспокоится о том, что будешь не в силах вспомнить. К смерти, судя по всему, он относился так же - мертвым уже все равно что они умерли. Рабастан мог бы с этим поспорить - у него как раз имелся большой опыт общения с призраками, которых собственная смерть стала заботить только после того как она с ними уже случилась - но решил оставить это на потом.
До утра.
Говорить о смерти прямо сейчас казалось неправильным, как будто она могла услышать и счесть это приглашением.
Рабастан потратил еще несколько минут на подготовку.
Проверил, что люди в соседней палатке спят, о чем сообщил Элаю. О чем он не сказал, так это о том, что спят они так крепко, что сперва показались ему мертвыми. Но потом он услышал медленный вздох, заметил едва уловимое движение живота и грудной клетки и успокоился, решив, что это, вероятно, просто от усталости.
После он заглянул и в свою палатку.
- Твоя палочка осталась дома?- спросил он и дождался утвердительного кивка прежде чем сделать шаг за черту отделяющую их лагерь от джунглей.
Свою палочку он захватил, запрятав в голенище ботинка. А еще сунул за пояс нож - на всякий случай.
Рабастан не думал о том, как будет смотреть в глаза родителям Элая, если с мальчишкой что-то случится, исключая даже ничтожную вероятность такого исхода.

Странное началось сразу же, стоило им выйти из круга. Листва не шевелилась, не было слышно ничего, кроме тихих скулящих звуков, доносящихся из темноты: ни насекомых, ни животных, как будто все они уснули или замерли, боясь выдать себя.
Шорох подошв о землю казался громким как грохот обвала.
Лес вокруг напоминал картонные декорации, единственным что двигалось и приводило в движение предметы вокруг были они с Элаем, так словно они были последними из тех кто один за другим застывали в прозрачной смоле. Кто знает, сколько времени у них было?
Идти на звук оказалось легко. Кто-то словно вырубил для них тропу, а может быть они были далеко не первыми, кто шел в ловушку по этому пути. Не первыми и быть может не последними. Под свежесрубленными листьями не было крупных веток или корней, так что ни разу за время своего пути никто из них не споткнулся и не оступился.
Казалось, что они идут по вымощенной плитами дорожке, как особые гости приглашенные на праздник. Плач, меж тем становился все громче и ближе, а тропа стала уже и принялась закладывать петли как в лабиринте. Заблудится в нем казалось проще простого, но Рабастан смотрел по сторонам, замечая вырезанные на стволах деревьев знаки и молча указал на них своему спутнику - те тускло светились белым, краска была совсем свежая.
- Если что-то пойдет не так, ты вернешься по ним.
За следующим поворотом их ждала широкая прогалина. Почти в самом ее центре было небольшое возвышение - плоская плита пористого камня, напоминающего вулканический туф или известняк. Камень привлекал больше всего внимания, потому что на белом фоне отчетливо были видны бурые потеки.
Рабастан ни секунды не сомневался в их происхождении. Он хотел развернуться и подтолкнуть Элая обратно, без слов объясняя что им нужно уходить как можно скорее, но не успел.

Существо, появившееся прямо перед ним будто-бы из под земли носило леопардовую шкуру и костяные бусы из человеческих фаланг, а двигалось так быстро, словно время для него текло совсем иначе. Рабастан едва успел перехватить копье целившее ему в горло рукой, но острие все равно распороло кожу. Кровь скапливалась на краях пореза и сползала по шее вниз, но это не было опасно. Существо напротив улыбнулось, рассмотрев его получше, показало сточенные до остроты белые зубы и засмеялось.
Совсем по человечески.
Они выходили из теней один за другим, пока не взяли поляну в плотное кольцо. Рабастан пытался считать и насчитал четырнадцать, не считая тех, кто попал в его слепое пятно - отворачиваться и отводить взгляд от того кто стоял перед ним казалось по настоящему опасным.
Рабастан слышал как они переговаривались, но не понимал всего. Он мог разобрать несколько местных диалектов, но в речи этих “людей” все что он мог разобрать было “кровь”, “красный”, а еще “демон”. И это последнее ему очень не нравилось.
Они сомневались в чем-то, глядя на них. Это было лучше, потому что любого кто сомневается можно убедить действовать если не в твою пользу, то хотя бы не во вред.
Если бы все было очень плохо - они бы уже были мертвы.
Вход на поляну все еще был перегорожен одним из леопардов. Копье смотрело Рабастану в бок и он несколько раз повторил что-то на своем языке, а потом просто ударил его древком в бок.
На каком бы языке мира вы не говорили - этот жест означал “отойди”.
Рабстан послушно сделал шаг в сторону. Полшага, если быть точным. Этого хватило, что того чтобы “леопард” увидел Элая, но недостаточно для того чтобы дотянуться до него. А потом шагнул обратно, зарывая мальчишку от удара собой.
Нож он вытаскивал медленно - так чтобы каждый желающий мог рассмотреть его получше. Это был хороший нож.
Рабастан прижал лезвие к руке и оно легко рассекло кожу (царапина была пустяковой), позволяя струйке крови свободно бежать вниз по пальцам. Красной крови - они уже видели это, но сейчас это было наверняка.
Затем он указал ножом на своего спутника и получив еще один несильный толчок копьем, повернулся. Он не был уверен на все сто процентов, но других вариантов у него не было. Даже успей он выхватить палочку, кто знает какие чары наложены на это место и как сильно они исказят заклинание, которым он попытается воспользоваться.
- Элай? - наверное лицо у него сейчас было не лучше чем у этих дикарей, но раз его больше не тронули, значит им всего лишь нужно доказательство. Красная кровь, вот что они хотели увидеть. - Потерпи. Все будет хорошо.
Он старался, чтоб его голос звучал уверенно, как у человека, который знает что делает. Порезанная ладонь - ничтожно малая плата за собственную жизнь и неуемное любопытство, ведь так?
Когда Рабастан потянул Элая за руку, выводя его на одну линию с собой, ладонь у того была в крови.
Дикари заговорили снова. Казалось, каждый повторяет слова за другим, прибавляя еще что-то свое. К “красному” и “крови” добавились “белое” и “звезды”.
Тот кто загораживал им путь молчал, пока все не высказались. А потом воткнул копье в землю и сам повернулся к ним спиной, шагая к камню.
Чужаки были приняты в круг.

Их подталкивали в спину, побуждая подойти ближе, но на этот раз почти бережно и не копьями, а руками. Словно они оказались почетными гостями на чьей-то странной вечеринке и теперь должны были занять место за общим столом. По крайней мере так казалось, когда их посадили ближе всех к камню. Уступили лучшие места.
Рабастан опустился на колени, крепко сжимая руку Элая, которую до сих пор так и не отпустил.
Только после того как все заняли свои места на поляну выволокли жертву.
Этот голос они с Элаем слышали в своей палатке. Только теперь это существо (несомненно бывшее когда-то человеком) не плакало, а рычало и вырывалось из веревок так, что руки и ногу у него выламывались под неестественными углами и четверо взрослых мужчин едва удерживали его на месте. Вокруг головы у жертвы была обмотана грубая тряпка, сверху обмазанная глиной, очевидно, чтобы лишить возможности ориентироваться в пространстве.
Вот только Рабастану казалось что это не работало, потому что стоило этому существу оказаться в центре круга, как оно безошибочно повернулось “лицом” к нему и Элаю.
Увидело их. Или почуяло.
И рванулось вперед, едва не разрывая веревки.
Рабастан успел отшатнуться назад, но скрюченные пальцы все равно мазнули его по лицу, царапая и пачкая черной жирной землей, пахнущей илом.
Чудом не впившись в глаза.
Чудо, что он не схватился за палочку, иначе им с Элаем пришел бы конец и никакая “красная кровь” не спасла бы “белых людей со звезд”, если бы на поверку они оказались “демонами”.
Тварь оттащили от них и распластали по камню, привязав выревки к вбитым в землю кольям. Она снова захныкала и Рабастану на несколько секунд померещилось, что вместо чудовища на камне распинают ребенка.
Он даже рванулся было вперед, пытаясь сказать что они ошибаются, но никто здесь не знал английского. А потом чьи-то руки схватили его за плечи, удерживая на месте, а широкая чужая ладонь прошлась по лицу, стирая грязь и запах и… морок тоже. На языке явно чувствовалась кровь.
“Леопард” сидел перед ними на корточках и улыбался во весь свой клыкастый рот. Рука, которой он сгреб Рабастана за майку была в крови.
- Не ошибка,- пророкотал он. - Теперь ты видишь.
“Не только вижу”, хотелось ответить Рабастану, но он только кивнул, а потом протянул руку вперед и провел ладонью по чужому лицу, повторяя жест.
Теперь он понимал.
Та тварь была здесь далеко не единственной. Тот кто сидел напротив тоже не был человеком, но он был старше и мудрее. И не хотел делиться с падальщиками своим местом на этой земле.
- Я понимаю, - шепотом сказал он, впрочем кроме Элая и “леопарда” эти слова некому было разобрать.
”Ты - цель моего похода”, - подумал он, когда “леопард” взял его нож и в три удара отрубил чудовищу голову.

Отредактировано Rabastan Lestrange (2019-05-19 17:49:19)

+2

10

В этом есть своя прелесть, когда ты живешь по принципу "здесь и сейчас". В основном потому, что тебе абсолютно всегда весело, ты никогда не думаешь о том, что случится через мгновение, потому что ты сам это мгновение абсолютно всегда создаёшь. В случае Элая это, увы, почти всегда приносило проблемы. Его несдержанность всегда была ему на руку только потому, что он слишком боялся заскучать. Родители часто ругали его за это, но в конечном итоге, эта же несдержанность позволяла им открывать некоторые вещи, которые самостоятельно они открыли бы гораздо позднее. Просто Элай безрассуден. Просто подросток смелее и если он видит, то что-то можно просто пойти и взять, он пойдёт и возьмёт, а там будь что будет. Вероятно, о таких как он говорят "такое поколение". Монтегю не против. Во всяком случае - физические увечья заживут, а психологические он никому не нанёс и не планировал.

- Хорошо, - соглашается мальчик с Рабастаном. По-крайней мере, он действительно попытается делать то, что велено.

Монтегю смотрел в барьер, когда Рабастан отошёл в сторону, проверить родителей мальчика, а после и в их палатку. Подросток чувствовал какое-то нетерпение, он даже поднял руку и ему жутко хотелось прикоснуться к барьеру прямо сейчас, но не стал и опустил её. Он же сказал "хорошо", и будет обидно нарушить обещание так быстро. Хорошо, что в кармане серых шорт сейчас нож бабочка, подаренный одним из друзей отца, а в секретном кармане и швейцарский, который может понадобиться, поэтому почти всегда он там и остаётся.

Элай проигрывал в голове возможный исход событий. Обычно он всегда когда попадал в неприятности это были существа. Никогда это не были люди. С существами обычно проще, потому что они отстаивают свою территорию или защищают что-то поэтому достаточно скрыться и их отпускает. Люди, когда ты приходишь на их территорию редко отпускают тебя.

В глубокой юности (всего два года назад) мальчик много читал о магии вуду. Его привлекала религия и магия, которая собрала и сбалансировала в себе так много. Бокоры, какое-то время, были для него чуть ли не супергероями потому что были так опасны, что Элаю просто хотелось быть хоть немного на них похожим. А лучше - уметь всё то же, что и они. Но слишком уж отталкивало то, что придётся жить отшельником, да ещё и на одном месте. Разумеется, идея того, что отдать придётся слишком много ему казалась несущественной, ведь именно так и работает мозг любого подростка.

Когда отец сказал, куда они отправляются, в голове подростка уже были картинки бокоров, жертвоприношений и множество того, что было описано в книгах, но, почему-то, никак не та часть магии вуду, которая состоит из общения с мёртвыми и поклонения жизни. Только тёмная её часть. Сейчас, когда он стоял у барьера и думал о вое, он так же думал и о том, кто там может быть. Ему не особенно нравилось читать про дикие племена, потому что этот тип магии хоть и представлял для него интерес в виде своей хаотичности и стихийности, но никогда его не было достаточно чтобы по-настоящему увлечь. Монтегю думал, что это слишком примитивно и не развивает. Он пожалел об этом на мгновение, - ему хотелось бы знать сейчас что делать когда он столкнётся с этой магией, он не умеет колдовать барьеры без палочки, но говорить прямо сейчас и обсуждать это всё не хотел, боясь показаться слишком слабым.

Почему-то он не чувствовал себя балластом. На закромках сознания он знал это, конечно. Знал, что в сравнении с Рабастаном он вовсе пыль, в сравнении с родителям и того больше (не являясь достаточно начитанным), но, кажется, только Рабастан знал, насколько по-настоящему опасно это путешествие. Отец и мать говорили, что оно "может быть опасным" но больше, по их мнению, они просто должны были исследовать местность, пройти немного дальше, понять что происходит и вернуться. Разве плохо взять с собой парня, который при случае можно использовать как рабочую силу? Тем более, Элай никогда не был против, ведь опыт путешествия ему был гораздо важнее.

Элай кивнул на вопрос Рабастана утвердительно, ведь палочки у него, действительно, не было. Она запрещалась пока что, даже не потому, что Элаю нельзя колдовать до окончания Хогвартса ведь найти и сделать документ позволяющий делать это - несложно, а потому что в порыве мальчик может наколдовать что-то не то. Учитывая ещё и его любовь к атакующим и огненной боевой магии...

Монтегю шагнул за Рабастаном и шёл, буквально, по пятам за его спиной. Тишина резанула по барабанным перепонкам, а от того, что ничего вокруг не двигалось, казалось, что они шли в застывшем времени. Разве так бывает? Монтегю смотрел в спину мужчины и кисло кусал кожу щеки. Его накрывало двойственное чувство. Он жутко боялся. Боялся темноты и того, что ничего не двигается, от этого опасность выглядела только более гнетущей, словно они находятся в самом жерле ужаса и урагана, который через секунду схлопнет их и будет таков. Ему казалось, что звуки, создаваемые ими только притягивают ещё больше взглядов вокруг, заставляют всех духов и злых существ впиться в них вниманием, выслеживать каждый шаг и облизываться в предвкушении. Быть жертвой неизвестно чего не слишком радостная перспектива. С другой стороны, ему казалось, что Рабастан чувствует относительно него ощущение острого камушка в ботинке. Теперь, понимая кем является Лестрейндж, Монтегю даже не удивится, если он вбросит его как жертву своему спасению и исчезнет, спасаясь. Наутро можно сказать, что мальчишка ночью вышел и не вернулся. Никто даже не удивится. А ещё под ложечкой сосало предвкушение. Хотелось поскорее добраться, посмотреть, выучить, прикоснуться к чему-то неизвестному, чтобы эта опасность посмотрела тебе в лицо и ты посмотрел ей. Рабастан вдруг обернулся и мальчик на секунду застыл, после чего посмотрел на следы на деревьях. Он сказал: "если что-то пойдёт не так, ты вернешься по ним," - Монтегю кивнул и ощутил острый приступ стыда за то, что подумал о Рабастане плохо. Он покраснел, и на секунду стало тепло и приятно от мысли, что Лестрейндж готов  пожертвовать собой, чтобы спасти Элая.

Впрочем, ощущение того, что они идут по волчьей тропе - не покидало его.

Ещё один поворот и взгляд впивается в плиту, Элай хмурит брови, пока зрачки изучают в темноте этот пьедестал и осознание бьет его ударом по затылку. Он видел это только на картинках, читал живые описания, но столкнуться с этим было слегка слишком. А затем всё начало происходить слишком быстро. Слишком быстро, чтобы он мог уловить, Рабастан в этом был гораздо быстрее. Он словно сам, так же как и те, кто живут здесь, контролировал время. Подросток был медлителен, он не жил в Африке, никогда, по сути, не стыкался ни с чем даже похожим, он успел заметить только то, как быстро поднялась рука мужчины вверх и остановила копье. Элай застыл и ему показалось, что это лучшее что он может сделать. Рука сама поднялась вверх за спиной Рабастана и схватила ткань на спине. Монтегю почувствовал себя ребёнком.

Они говорили. Элай слышал странные голоса и, возможно это даже был какой-то язык, мальчик не понимал ни слова и ни звука, сочетание было такое, что ему хотелось закрыть уши и сесть на землю. Но они были ещё живы и была надежда. А ещё, Монтегю показалось, что Рабастан их может понимать. По крайней мере, пока он смотрел ему в спину, он ловил как дышит Лестрейндж и дышал он так, почти спокойно, хотя это может быть и следствием понимания неизбежного?

Рабастан получил удар вбок и сделал полшага в сторону так что Монтегю посмотрел в лицо тому, что было перед Лейстрейнджем. И, честно говоря, он впервые понял, что такое леденящий душу ужас. Рабастан тут же прикрыл его и та гамма чувств, которая была сейчас в мальчишке, заставила его впасть в какую-то прострацию. Психика мальчика резко выдернула двери защиты, он стал восприимчив как губка, но при этом не в состоянии выразить абсолютно никаких эмоций. То, что стояло сейчас перед Рабастаном и _так_смеялось не было человеком. Может было когда-то или было одной из веток эволюции, но это не было тем, чем был Элай и мужчина перед ним. Хотя, может быть, Рабастан был к этому ближе потому, что та магия, которая была в нём, была совершенно другой. Нельзя столько пройти, стоять перед _этим_, знать что _это_ и не бояться его, если ты человек.

Рабастан что-то делал там, впереди, а затем, спустя вечность, повернулся назад и взял Монтегю за руку. Элай посмотрел в лицо мужчины, ни один мускул не дрогнул на его лице. Он кивнул ему почти незаметно. Если Рабастан сказал ему, что всё будет хорошо, - Элай не сомневался ни на секунду, - значит всё будет хорошо. Невероятно, сколько доверия можно почувствовать к человеку всего за несколько мгновений. Для этого нужно было всего пару действий и вот, если Лейстрендж скажет: "Элай выйди на середину и позволь им проткнуть тебе грудную клетку копьем", - Монтегю незамедлительно бы так и сделал.

Когда он делает мелкий шаг вперёд он даже не уверен, что на его ладони его кровь. Он не уверен ни в чём, что происходит сейчас, ему думается, что это какой-то ужасный сон и он утром проснётся и всё расскажет мужчине, который приподнимет брови, усмехнётся и, может быть, расскажет историю на эту похожую...

Всё стало не хорошо, но лучше, чем могло быть. Монтегю, ведомый за руку Лейстренджем, полностью положился на него. Безоговорочно, потому что у него больше не было никаких сомнений в том, что он разговаривает с ними на одном языке, что он их понимает. Ведь, он сделал что-то и они приняли их в круг, оба человека стали частью какого-то праздника, стали свидетелями чего-то, что для _этих_ судя по всему имеет большое значение. Элаю хотелось вцепиться в Рабастана самому, не отходить от него ни на миллиметр и внутренне в нём было слишком много благодарности за то, что Рабастан сам относится к нему сейчас так защищающе.

Монтегю хотелось отвести взгляд. Хотелось, потому что он знал что то, что происходит здесь совершенно неправильно, но взгляд, плененный интересом, всё равно смотрел упорно, разглядывая то, что несли мужчины к камню. Монтегю уже знал, что произойдёт, но не понимал почему, как и за что. Что должно произойти после того, что они сделают? В голове тяжело было произнести слово убийство, Элай никогда его и не видел не считая маггловского кинематографа, но все ведь понимают, что это совсем не то. Без Рабастана он не уверен, что ему даже дышать сейчас хотелось, он не понимал, насколько это будет правильно или неправильно, но даже когда существо рвануло к ним, Элай не шелохнулся. Он чувствовал себя замороженным страхом, превратившись в статую.

Рабастан нашёл общий язык с _этим_, а Монтегю упорно смотрел вперёд. Он услышал "я понимаю" на периферии, а взгляд его был прикован к грудной клетке того, что было на камне. Монтегю не понимал. Не понимал, но смотрел, как нож поднимается над шеей (конечно, отрубить голову, конечно) и в три удара лишает его головы.

Всё, что оставалось от сознания рухнуло вниз. В глазах потемнело по краям, Элай сфокусировался взглядом на том месте, где кровь потоками струилась из шеи. Он подумал, что сам он вне сознания, вне понимания мира и происходящего в нём, вне цивилизации. Он подумал, что они в каком-то сосредоточении магии настолько тёмной и опасной, что выбраться отсюда живыми - самый большой подарок.

Монтегю считал, что сосредоточение магии является в крови. Он думал, что так она и передается, через кровь, никто не застрахован от сквибов, магглорождённые не застрахованы от магии. Это что-то, что движется жидкостью в каждом человеке.

Элая тошнило. К счастью, последний раз он поел очень давно, поэтому ком, сидящий в горле там так и остался. Проглотить его было нечем, слюны не было. Элай чувствовал кровь повсюду. Чувствовал её на своей руке, чувствовал её металлический запах, смешанный с чем-то тёплым и чувствовал её в себе так, будто она застыла. Липкий ужас сконцентрировался холодом на спине, но мышцы, из-за слишком медленно циркулирующей крови расслабились и Элай слишком резко ослаб. Морок, окутавший его вуалью спадал, но ничего из того, что было вокруг он не понимал. Он хотел бы, но у него не получалось. Ком подпрыгнул выше, Монтегю захотелось захныкать, но вместо этого он сцепил зубы и напрягся всем телом слишком резко двинувшись и сжав руку мужчины рядом с ним в немом вопросе и надежде.

+1

Быстрый ответ

Напишите ваше сообщение и нажмите «Отправить»



Вы здесь » Daily Prophet: Fear of the Dark » DAILY PROPHET » [30.07.1978] the jungle roars behind you


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно